Храмовый тигр - Корбетт Джим Эдвард Джеймс - Страница 28

Спуститься с седловины вниз по крутому склону было невозможно, поэтому Дунгар Сингх повел меня обратно через деревню к козьей тропе. Пока мы шли сквозь редкий кустарник, я рассказал ему, что плохо слышу, и предупредил, что если ему понадобится привлечь мое внимание, пусть он остановится и покажет рукой, а если захочет что-нибудь сказать, — подойдет вплотную и шепнет мне в правое ухо. Когда мы прошли ярдов четыреста, Дунгар Сингх вдруг остановился и посмотрел назад. Я тоже обернулся и увидел, что за нами по склону горы поспешно спускаются патвари и какой-то человек с дробовиком. Думая, что у них есть важное сообщение, я остановился, но оказалось, что просто патвари пожелал сопровождать меня вместе со своим оруженосцем. Я согласился скрепя сердце, так как непохоже было, чтобы патвари и его человек — оба в тяжелых башмаках — умели бесшумно передвигаться в джунглях.

Пройдя густым подлеском еще четыреста ярдов, мы вышли на лишенную растительности площадку в несколько квадратных ярдов. Здесь козья тропа расходилась — налево она вела к глубокому оврагу, направо огибала холм. Остановившись у развилки, Дунгар Сингх показал в сторону оврага и прошептал, что внизу тигр съел его мать. Мне не хотелось, чтобы обутые в грубую обувь люди расхаживали там, где я намеревался искать отпечатки лап людоеда. Я сказал Дунгар Сингху, что спущусь в овраг один, а он пусть остается с обоими мужчинами на площадке. Едва я умолк, как Дунгар Сингх быстро обернулся и посмотрел вверх на холм. Я последовал его примеру и увидел на седловине, где незадолго до этого стояли мы, толпу людей. Жестом Дунгар Сингх попросил нас молчать и, приложив ладонь к уху, стал напряженно прислушиваться. Наконец, выслушав сообщение, повернулся ко мне и прошептал:

— Мой брат просит передать вам, что внизу на заброшенном поле что-то рыжее лежит на солнце.

На бывшей пашне, освещенной солнцем, люди заметили что-то рыжее. Это мог быть всего лишь куст сухого орляка, или каркер, или молодой замбар, но мог быть и тигр. Так или иначе, если судьба послала мне счастливый случай, я не собирался упускать его. Отдав Дунгар Сингху свою винтовку, я подхватил патвари и его человека под руки и отвел их к росшей поблизости мушмуле. Затем разрядил их ружье, положил его под куст, а им обоим велел влезть на дерево и, под страхом смерти, сидеть там тихо до тех пор, пока я не разрешу спуститься. Вряд ли кто-либо влезал на дерево с большей радостью, чем эти двое. Они добрались почти до самой верхушки и прижались к стволу так крепко, что сразу стало ясно: за время, истекшее с момента выхода из деревни, их представления об охоте на людоеда претерпели коренные изменения.

Козья тропа, уходившая направо, вела к расположенному террасами полю, которое давно не обрабатывалось и заросло диким овсом. Это поле, длиной около ста ярдов, тянулось до самого гребня холма. В ширину, с той стороны, где я стоял, оно имело десять футов, на противоположном конце — тридцать. На протяжении пятидесяти ярдов оно было прямым, потом поворачивало влево. Заметив, что я разглядываю поле, Дунгар Сингх сказал, что с его дальнего конца можно увидеть ту заброшенную пашню, где его брат заметил что-то рыжее. Пригнувшись, мы пробрались на дальний конец поля. Там, опустившись на четвереньки, подползли к самому краю и, раздвинув траву, посмотрели вниз.

Под нами была небольшая долина, противоположная сторона которой представляла собой крутой, заросший травой склон, обрамленный густой порослью молодых дубков. За порослью находился глубокий овраг, где людоед съел мать Дунгар Сингха. Покрытый травой склон имел в ширину около тридцати ярдов и заканчивался скалистым обрывом высотой, судя по росшим у его подножия деревьям, от восьмидесяти до ста футов. На ближней части склона, с той же стороны, где находились мы, виднелось другое, расположенное террасами поле длиной сто и шириной ярдов десять. На нем ближе к нам был небольшой участок низкой ярко-зеленой травы. Остальная часть поля густо заросла ароматными растениями, достигавшими четырех-пяти футов высоты. Нижняя сторона их листьев, по форме напоминавших листья хризантемы, была белого цвета. На участке зеленой травы, под ярким солнцем, на расстоянии десяти футов друг от друга лежали два тигра.

Зверь, находившийся ближе, лежал к нам спиной, головой к холму, другой — к нам брюхом, к холму хвостом. Оба крепко спали. Стрелять удобнее было в первого, но я боялся, что звук, который производит пуля, проникая в туловище (не следует смешивать этот звук со звуком выстрела), разбудит второго тигра и заставит его броситься вниз по склону холма под укрытие густой растительности, к которой он лежал головой. Если выстрелить сначала во второго, тот же звук погонит первого тигра или вверх по склону, где растительности меньше, или в мою сторону. Поэтому я решил стрелять сначала во второго. Расстояние до него равнялось примерно ста двадцати ярдам, а угол прицела — о нем нельзя забывать, когда стреляешь с горы вниз, — не так велик, чтобы принимать его во внимание. Положив руку тыльной стороной на край поля, чтобы образовалась мягкая прокладка, и крепко держа винтовку, я тщательно прицелился тигру в сердце и не спеша нажал на спуск. Зверь даже не шевельнулся. Зато второй как стрела взметнулся вверх и одним прыжком очутился на пятифутовом бугре, отделявшем поле от канавы. Здесь он остановился, став боком ко мне, и через правое плечо посмотрел на своего товарища. Я выстрелил еще раз. Тигр встал на дыбы, затем, упав спиной в канаву, исчез из виду.

После второго выстрела я заметил, что высокие ароматные растения неподалеку от места, где лежал мертвый тигр, зашевелились. Какой-то крупный зверь во весь опор мчался по полю прочь. До выстрелов он находился совсем близко от двух спавших тигров, следовательно, это тоже мог быть только тигр. Я не видел зверя, но легко определил его путь по движению растений, так как нижняя сторона их листьев была белой. Быстро установив прицел на двести ярдов, я стал ждать, когда он добежит до открытого места. Вскоре тигр появился. Тут я заметил, что склон холма поворачивает вправо, точно так же как поле, на котором я лежал, поворачивало влево. Это давало мне возможность, поскольку тигр бежал по горизонтали, выстрелить ему в бок.

Я не раз видел, как с одного выстрела животные падали, но никогда не видел, чтобы хоть одно свалилось так, как этот тигр, замертво. Несколько мгновений он лежал неподвижно, потом начал все быстрее и быстрее сползать лапами вперед по склону к обрыву. Внизу в нескольких футах от края обрыва рос молодой дуб толщиной восемь — десять дюймов. Тигр свалился брюхом на это дерево и повис на нем так, что голова и передние лапы оказались с одной стороны, а хвост и задние лапы — с другой. Держа винтовку у плеча и не снимая палец со спуска, я ждал. Но даже дрожь не пробежала по телу зверя. Поднявшись на ноги, я подал знак патвари спускаться с дерева. Оттуда, с мушмулы, как с трибуны, он видел все происходившее. Дунгар Сингх, который все это время прерывисто дышал, лежа рядом со мной, теперь танцевал от радости. По тому, как он поглядывал то на тигров, то на людей на седловине, я догадывался, что он уже сочиняет историю, которую будет рассказывать не только сегодня, но и еще много месяцев подряд.

Увидев на поле двух спящих тигров, я решил, что людоед нашел себе подругу. Но после второго выстрела, вспугнувшего третьего тигра, понял, что имею дело с тигрицей и ее потомством. Отличить мать от молодых тигров было невозможно; когда я смотрел на них в прицельную рамку, они все казались одного размера. В том, что один из них — Талладешский людоед, сомневаться не приходилось: тигры в горах редки, а эти трое находились близко от места, где был недавно убит и съеден человек. Молодые тигры погибли за грехи своей матери. Они, конечно, после того как перестали питаться молоком, ели мясо человека, добываемое матерью, но это не означало, что, уйдя из-под опеки, сами превратились бы в людоедов. Несмотря на все толки, возникшие по поводу моих утверждений о том, как тигры становятся людоедами, я все же считаю, что употребление детенышами тигров-людоедов мяса человека (по крайней мере, в той части Индии, о которой пишу) не делает их людоедами.