Камера - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 38

– Ты предполагал, что приговор будет оправдательным?

– Нечто вроде. Ведь дважды победа оставалась за нами. В последний раз из двенадцати присяжных восемь человек были белыми, точнее, англоамериканцами. Я никак не думал, что они согласятся с обвинением.

– А Кейес?

– О, Кейес места себе не находил. На подготовку к процессу мы затратили с ним три или четыре месяца. Он забросил своих клиентов, неделями не показывался в семье. Макаллистер чуть ли не ежедневно заговаривал зубы газетчикам, и чем больше он кликушествовал, тем упорнее мы продумывали свою позицию. Затем суд объявил имена потенциальных присяжных – четыреста человек! – и Кейес сутками напролет беседовал с каждым. Он горел рвением. Нет, мой мальчик, мечтателями нас не назовешь.

– Ли говорила, ты подумывал скрыться.

– Говорила-таки?

– Да. Я беседовал с ней вчера вечером.

Сэм достал из пачки сигарету, постучал фильтром о деревянный стол с таким видом, будто она была последней в его жизни.

– Шевелилась в голове одна мысль. Ведь прошло почти тринадцать лет. Я считал себя свободным человеком. Когда закончился второй процесс и я вернулся домой, мне исполнилось всего сорок семь лет. Сорок семь! Позади два суда, впереди – вся жизнь. Я был счастлив. Работал на ферме, завел небольшую лесопилку, по выходным дням отправлялся в город выпить кофе. Я даже приходил на все выборы. Примерно полгода феды держали меня под наблюдением, но потом, видимо, поняли, что со взрывами я завязал. Иногда в Клэнтоне объявлялись журналисты, однако жители обходили их стороной. Писаки всегда приезжали с севера, наглые, самоуверенные, ни черта не понимавшие в наших порядках. Надолго они не задерживались. Один, самый настырный, явился ко мне в дом. Я не стал брать в руки ружье, а просто спустил на него собак. Псы в клочья изодрали ему задницу, и больше эта мразь носа к нам не совала. – Сэм довольно улыбнулся, чиркнул спичкой. – Но такого поворота невозможно было представить даже в кошмарном сне. Мелькни в голове хотя бы мысль, я бы давно убрался из страны. Мне ничто не мешало, понимаешь, никто не налагал на меня никаких ограничений. Всплыл бы где-нибудь в Южной Америке, сменил бы имя и обосновался, скажем, в Сан-Паулу или в Рио.

– Как Менгеле.

– Как Менгеле. Его ведь так и не нашли, ты же знаешь. Никого из них не нашли. Жил бы в аккуратном чистеньком домике, болтал по-португальски и от души смеялся над недоумками типа Дэйва Макаллистера. – Он сокрушенно покачал головой.

– Почему ты не уехал, когда Макаллистер вновь начал поднимать шум?

– Легкомыслие. Все происходило в каком-то очень замедленном темпе. Первым звоночком, который я не услышал, явилось избрание Макаллистера на пост губернатора. Свою роль сыграли его громогласные посулы. Спустя несколько месяцев в Догана мертвой хваткой вцепилось налоговое управление. Поползли всякие слухи, кое-что – так, мелочи – я находил в газетах. Но я не мог поверить, что дело примет подобный оборот. А когда понял, на хвосте у меня уже сидели агенты ФБР и бежать не имело смысла.

Взглянув на часы, Адам ощутил усталость. Разговор явно затянулся. Хотелось сделать глоток свежего воздуха: от табачного дыма жутко болела голова. Адам спрятал в карман ручку, положил в кейс блокнот.

– Мне пора. Завтра вернусь, продолжим.

– Найдешь меня здесь.

– Лукас Манн сказал, что я могу приходить в любое время.

– Славный парень, не правда ли?

– Совершенно нормальный человек. Он делает свое дело.

– Так же, как Найфех и Наджент. Как вообще белая кость.

– Белая кость?

– Наш сленг для начальников, которые заняты работой белого человека. Видишь ли, никто здесь не желает мне зла, все просто делают свое дело. Тут неподалеку расхаживает дебил, на руке у него не хватает пальца. Официальный исполнитель приговора. Это он смешивает газ и поворачивает кран. Когда он захлестнет мое тело кожаными ремнями, спроси его: что ты делаешь? И он ответит: свое дело. Тюремный священник, тюремный доктор, тюремный психиатр, охрана, которая втолкнет меня в камеру, санитары, которые выволокут меня из нее, – все они прекрасной души люди, делающие свое дело.

– До этого не дойдет, Сэм.

– Могу я считать это твердым обещанием?

– Нет. Но старайся мыслить позитивно.

– О, позитивное мышление здесь в большом почете. Соседи по коридору обожают следить за телевизионными шоу, где герои то и дело с честью выходят из самых немыслимых ситуаций. Черномазые, прости, афроамериканцы предпочитают что-нибудь послезливее, типа “мыльных опер”.

– Ли беспокоится о тебе, Сэм. Хочет, чтобы ты знал: она день и ночь молится за твое спасение.

Прикусив нижнюю губу, Кэйхолл опустил глаза вниз, кивнул, но не произнес ни слова.

– Я проживу у нее еще примерно месяц.

– Она по-прежнему замужем за тем парнем?

– Можно сказать и так. Рассчитывает повидать тебя

– Нет.

– Почему?

Сэм легко поднялся со стула, подошел к двери, постучал. Затем обернулся, бросил сквозь окошко взгляд на Адама. Дед и внук смотрели друг на друга до тех пор, пока ступивший в комнату охранник не вывел Кэйхолла в коридор.

ГЛАВА 15

– Парень отправился в город около часа назад с подписанным документом, хотя сам я соглашения не видел, – сообщил Манн Филлипу Найфеху, который стоял возле окна, наблюдая, как группа заключенных собирала с обочины дороги мусор.

У Найфеха раскалывалась голова и ныло в пояснице, он остро чувствовал приближение середины привычно тяжелого Дня: с утра в Парчман трижды звонил губернатор и два раза генеральный прокурор Роксбург. Темой разговоров был, конечно, Сэм Кэйхолл.

– Значит, адвоката он себе нашел. – Найфех осторожно помассировал поясницу кулаком правой руки.

– Да. И знаешь, парень производит хорошее впечатление. Перед отъездом заглянул в мой кабинет. Выглядел так, будто побывал под колесами грузовика. Суровые наступают времена – и для него, и для деда.

– Для деда худшее еще впереди.

– Для всех нас худшее еще впереди.

– Сказать, о чем меня попросил губернатор? Раздобыть ему экземпляр инструкции по приведению в исполнение смертного приговора. Отвечаю: не имею права. Он мне: я, мол, губернатор этого штата и должен ознакомиться с документом. Говорю ему, что документа как такового не существует, что инструкция представляет собой пачку отпечатанных на принтере листков в черном переплете, и после каждой новой казни в текст вносятся изменения и поправки. Спрашивает: как называется эта пачка? Говорю: никак, официальное название отсутствует, поскольку, слава Богу, пользуются ею редко. Сам-то я именую ее “черной книжицей”. Ну, губернатор вошел в раж, принялся давить. Я просто положил трубку, а через пятнадцать минут его юрист, этот плешивый красавец с очками на кончике носа…

– Ларримур.

– Ларримур позвонил и слащавым голосом затянул, что в соответствии со статьями такими-то и такими-то процессуального кодекса губернатор наделен правом требовать для себя копии любого документа. Предлагаю этому выскочке подождать, лезу в справочники, и спустя десять минут выясняется, что мистер Ларримур беззастенчиво лжет. Ни о чем подобном кодекс не упоминает. Вновь кладу трубку. Проходит еще четверть часа, раздается новый звонок. Губернатор лично, самым обходительным и ласковым тоном предлагает мне забыть о его просьбе – ведь он беспокоится лишь по вопросу соблюдения конституционных прав несчастного Сэма Кэйхолла и желает быть в курсе последних событий. Прямо-таки чаровник какой-то. – Не отрывая взгляда от окна, Найфех переступил с ноги на ногу, сменил руку на пояснице и продолжил: – Спустя полчаса звонит Роксбург. Догадайся – зачем? Узнать, не беседовал ли я уже с губернатором. Понимаешь, и себя, и меня Роксбург считает крутыми парнями, единомышленниками, которые вполне доверяют друг другу. И вот он конфиденциально, чисто по-приятельски сообщает, что губернатор, на его взгляд, может использовать предстоящую казнь в собственных политических интересах.