Фирма - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 80

– Тоскует без тебя. Боюсь, что он просто рехнется.

– Я очень по нему скучаю. Что нового у тебя на работе?

– Довольно нормально пережили всю эту суету вокруг пятнадцатого апреля. Народ приободрился. Половина партнеров на следующий день отправились в отпуска, так что сейчас у нас значительно тише.

– Надеюсь, ты уже перешел на шестнадцатичасовой рабочий день?

Поколебавшись, он решил пропустить вопрос мимо ушей. Какой смысл затевать сейчас дискуссию?

– Когда ты возвращаешься?

– Не знаю. Еще пару недель мне нужно побыть рядом с мамой. От отца, боюсь, помощи ждать не придется. У них, правда, есть прислуга, но сейчас здесь нужна я. – Она сделала паузу, как бы собираясь известить его о чем-то неприятном. – Я позвонила сегодня в школу и предупредила их, что в этом семестре на работу уже не выйду.

Он принял новость совершенно спокойно.

– До конца еще два месяца. Ты хочешь сказать, что в течение этих двух месяцев тебя не будет?

– По крайней мере, месяца, Митч. Мне просто нужно какое-то время, и все.

– Время для чего?

– Не будем начинать все сначала, хорошо? У меня нет сейчас желания спорить.

– Хорошо. Замечательно. Отлично. А какие у тебя сейчас желания?

Наступил ее черед не услышать вопрос. Пауза затянулась.

– Сколько миль в день ты пробегаешь?

– Парочку. Добираюсь шагом до трека, устраиваю небольшую пробежку и возвращаюсь.

– Будь осторожнее на треке. Там такая темень.

– Спасибо за заботу.

Опять долгая, долгая пауза.

– Мне пора идти, – сказала она. – Маме нужно ложиться спать.

– Завтра вечером позвонишь?

– Да. В это же время.

Она положила трубку, даже не сказав “до свидания” или “я люблю тебя”. Просто положила трубку.

Митч подтянул свои белые носки, одернул белую ветровку. Закрыв кухонную дверь на ключ, он быстрым шагом направился вниз по темной улице. Школа со спортгородком располагалась в шести кварталах на восток от Ист-Медоубрук. Позади школьных зданий, сложенных из красного кирпича, находилось поле для бейсбола, а еще дальше за ним лежало футбольное поле, вокруг которого шла гаревая, дорожка, или, как называли ее любители бега, трек.

Любителей было немало, но только не в это время – одиннадцать ночи, тем более что и луны на небе не видно. На треке было пустынно, а Митча это устраивало как нельзя более. Весенний воздух был чистым и полным прохлады, и на первую милю у Митча ушло всего восемь минут. Он перешел на расслабленный шаг. Проходя мимо трибун, сделанных из легких алюминиевых конструкций, установленных с той стороны, что была ближе к его дому, он краем глаза заметил чью-то темную фигуру. Митч продолжал двигаться размеренной, расслабленной походкой.

– П-с-с-с-т, – донеслось до его слуха. Митч остановился.

– Да. Кто там?

Негромкий хриплый голос ответил:

– Джой Моролто.

Митч направился к трибунам.

– Очень остроумно, Тарранс. За мной нет хвоста?

– Конечно, нет. Вон там в школьном автобусе сидит Лэйни с фонариком. Когда ты подходил сюда, он мигнул мне зеленым, а если ты увидишь красный, срывайся с места и несись по треку, как Карл Льюис.

Они поднялись на самый верхний ряд трибуны и прошли в незапертую ложу для прессы. Уселись на скамьи, не отрывая глаз от учебных корпусов. Под их окнами аккуратно стояли несколько школьных автобусов.

– Ну что, здесь достаточно тихо для тебя? – спросил Митч.

– Сойдет. Кто эта женщина?

– Я-то знаю, что ты предпочитаешь встречаться среди бела дня, когда вокруг толпа людей, как в той столовке или в обувной лавке. Ну а мне больше по вкусу такие места.

– Замечательно. Кто эта женщина?

– Неплохо придумано, а?

– Отличная идея. Так кто же она?

– Я ее нанял.

– Где ты ее нашел?

– Какое это имеет значение? Почему ты. вечно задаешь вопросы, которые совершенно не важны?

– Не важны? Сегодня мне звонит некая женщина, о которой я раньше даже и не слышал, говорит, что ей нужно побеседовать со мной по поводу одного дельца в фирме Бендини, настаивает на том, чтобы мы с ней обменялись телефонами, приказывает мне явиться в некий телефон-автомат, расположенный у определенного овощного магазина, причем требует, чтобы я был в будке в определенное время, обещая, что позвонит туда сама ровно в час тридцать. Я захожу в будку, и ровно в час тридцать она звонит. Обрати внимание, в радиусе ста футов находились три моих человека, которые не спускали глаз с любого движущегося объекта. И вот она приказывает мне быть здесь ровно в десять сорок пять вечера, проследить за тем, чтобы в округе не шатались подозрительные типы, и предупреждает, что ты прибежишь сюда трусцой.

– И ведь все это сработало, нет?

– Да, на первых порах. Но кто она? То есть я хочу сказать, что теперь ты привлек к делу еще одного человека, это не может не беспокоить, Макдир. Кто она такая и как много ей известно?

– Доверься мне, Тарранс. Она – моя сотрудница, и ей известно все. Скажу тебе, что если бы ты знал все, что знает она, то ты сейчас сидел бы и подписывал обвинения против известных тебе лиц, а не собачился бы со мной из-за нее.

Тарранс сделал глубокий вдох.

– О’кей, расскажи мне, что именно она знает.

– Она знает, что за последние три года семейство Моролто со своими подручными вывезло из страны более восьмисот миллионов долларов наличными и поместило их в различные банки, разбросанные по всему Карибскому бассейну. Она знает названия банков, номера счетов, даты, имена людей. Ей также известно, что клан Моролто контролирует по меньшей мере триста пятьдесят компаний, зарегистрированных на Кайманах, а компании эти регулярно пересылают к нам уже отмытые денежки. У нее есть информация о времени и суммах денежных банковских переводов. А еще она знает не меньше сорока корпораций здесь, в США, которые принадлежат корпорациям Кайманов, а те, в свою очередь, являются собственностью семейки Моролто. Она, черт побери, так много знает, Тарранс. Очень осведомленная женщина, не правда ли?

Тарранс не мог произнести ни слова. Он тупо смотрел в темноту.

Митчу это показалось забавным.

– Она также выяснила, как они собирают свою наличность, обменивают ее на стодолларовые купюры и, самое главное, как они вывозят деньги из страны.

– И как же?

– На самолете фирмы, на “Лире”, конечно. Но они прибегают и к помощи, так сказать, “мулов”. Этих “мулов” у них целая армия: всякая бандитская мелочь и их дамы, а кроме них еще и студенты и другие добровольцы. Каждому вручают по девять тысяч восемьсот долларов и оплачивают билеты до Кайманов или Багам и обратно. Как ты сам понимаешь, для сумм, не превышающих десяти тысяч, никаких деклараций заполнять не требуется. И вот эти “мулы” летят туда под видом обычных туристов с карманами, набитыми деньгами, и приносят их прямо в банк. Сумма, конечно, несерьезная, но не забывай: это человек триста, и каждый совершает по двадцать рейсов в год, так что общая сумма выглядит уже гораздо солиднее. Это называется просачиванием, ты должен знать.

Тарранс слегка наклонил голову, как если бы он и в самом деле знал.

– Куча народу горит желанием “просочиться” за бесплатную поездку и деньги на карманные расходы. И, в конце концов, есть у них и “супермулы” – это наиболее доверенные люди, в которых клан уверен, они берут с собой по миллиону за раз. Они заворачивают Деньги аккуратно в газету, так что все эти аппараты в аэропортах ничего не замечают, укладывают их в свои деловые чемоданчики и поднимаются с ними на борт самолета вместе со всеми остальными пассажирами. На них пиджаки и галстуки, выглядят они как джентльмены с Уолл-стрит. Или же на них могут быть сандалии и соломенные панамы, а деньги лежат в походной сумке с туалетными принадлежностями. Ваши люди ловят их чисто случайно, где-то примерно один процент от общего числа, как мне кажется, и, когда это происходит, такой “супермул” оказывается в камере тюрьмы. Но они не произносят ни слота, не так ли, Тарранс? Случается также, что “мул” задумается над суммой в его кейсе и решит, что было бы недурно оставить ее всю себе. И бывает, он исчезает с деньгами. Но семья никогда не забывает такого. На это может потребоваться год или два, однако “человека-мула” обязательно где-то находят. Денег, как правило, к этому времени уже не остается, ну что ж, не остается также и следов от “мула”. Ведь Общество никогда не прощает, так, Тарранс? Так же, как они не забудут обо мне и не простят меня, а?