Фирма - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 28

– Почему они остановили свой выбор на Макдире? – задал вопрос Лок.

– Наверное, отрабатывают новую стратегию. Вы же помните, Козински и Ходж сами к ним пришли. Возможно, они сказали им больше, чем мы думаем, я не знаю. Может, они считают, что Макдир быстрее с ними сойдется, потому что он только что с университетской скамьи и полон юношеского идеализма. И высокой морали, как наш столь этичный Олли. Это было неплохо, Олли, это было здорово.

– Заткнись, Де Вашер.

Улыбка исчезла с лица Де Вашера, он прикусил нижнюю губу. Но ничего. Бросил взгляд на Лока.

– Вы знаете, что будет следующим шагом, не так ли? Если Тарранс начнет активничать, этот идиот Лазаров в один прекрасный день вызовет меня и прикажет убрать его. Заставить его замолчать. Забить в бочку и швырнуть ее в залив. А когда это будет сделано, все вы, почтенные господа, оформите себе ранние пенсии и рванете из страны.

– Лазарев не прикажет убрать агента ФБР.

– О, конечно, это будет дурацким поступком, но Лазарев и есть дурак. Он слишком беспокоится о положении дел здесь. Он все время звонит и задает всякие вопросы. Я даю на них всякие ответы. Иногда он выслушивает их, иногда начинает сыпать ругательствами, иногда говорит, что должен побеседовать с правлением. Но если он скажет мне покончить с Таррансом, мы покончим с Таррансом.

– От этого у меня начинает ныть в желудке, – сказал Ламберт.

– Хочешь прихворнуть, Олли. Если твой юноша в ботиночках от Гуччи подружится с Таррансом и начнет говорить, ты получишь нечто гораздо более худшее, чем боль в желудке. В общем, я предлагаю вам, парни, заваливать Макдира работой так, чтобы у него не оставалось времени на мысли о Таррансе.

– Боже, Де Вашер, он работает по двадцать часов в сутки. В первый же день он вспыхнул как порох, но все еще продолжает гореть.

– Не выпускайте его из виду. Прикажите Ламару Куину сойтись с ним еще ближе, так, чтобы если у

Макдира созреет что-нибудь в голове, ему было бы перед кем облегчить душу.

– Неплохая мысль, – заметил Лок и повернулся к Олли. – Давай-ка хорошенько поговорим с Куином. Он дружен с Макдиром и, может, станет еще дружнее.

– Смотрите, парни, – продолжал Де Вашер, – Макдир сейчас напуган. Он не будет ничего предпринимать. Если Тарранс найдет его снова, Макдир поступит так же, как и сегодня. Он побежит прямо к Ламару Куину. Он показал нам сегодня, кому он доверяет.

– А жене он не проговорился ночью? – спросил Лок.

– Сейчас мы прослушиваем записи. Это займет примерно час. Мы напихали по городу столько “жучков”, что требуется шесть компьютеров, чтобы найти хоть что-то.

Стоя у окна в кабинете Ламара, Митч тщательно выбирал слова. Говорил он совсем немного. А если Тарранс был прав? Если все записывается?

– Тебе стало лучше? – спросил его Ламар.

– Да, по-моему. В этом есть логика.

– Это было и раньше, Лок так и сказал. – К кому подходили до меня?

– Не помню. Где-то три или четыре года назад.

– Но ты не помнишь к кому?

– Нет. Почему тебе это так важно?

– Просто мне хотелось бы знать. Не могу понять, почему они выбрали меня, нового здесь человека, единственного из сорока юристов, который знает о фирме и ее клиентах меньше всех. Почему меня?

– Не знаю, Митч. Слушай, почему бы тебе не сделать так, как советовал Лок? Забудь обо всем и беги от этого Тарранса. Ты не обязан с ним разговаривать, пока тебя не вынудят к этому в официальном порядке. Скажешь ему, чтобы убирался, если он подвернется тебе где-то еще раз. Он опасен.

– Пожалуй. Думаю, ты прав. – Митч выдавил из себя улыбку и направился к двери. – Приглашение на завтрашний ужин не отменяется?

– Ну что ты. Кэй хочет приготовить мясо в гриле, а есть его мы будем у бассейна. Приходите попозже, скажем, около половины восьмого.

– До встречи.

12

Охранник выкликнул его имя, обыскал и провел в значительное по размерам помещение, разделенное на две половины рядом небольших кабинок, занятых говорящими и шепчущими сквозь толстую и частую металлическую решетку посетителями.

– Номер четырнадцать, – палец указывал на одну из кабинок.

Митч прошел вовнутрь и сел. Через минуту по ту сторону перегородки показался Рэй; он подошел и уселся напротив брата. Если бы не шрам на лбу и морщинки вокруг глаз, они с Митчем могли бы сойти за близнецов. Оба одинакового роста – шести футов двух дюймов, одинакового веса – ста восьмидесяти фунтов, у обоих светлые каштановые волосы, голубые глаза, высокие скулы и прямоугольные подбородки. Братьям не раз приходилось слышать, что в их жилах течет и индейская кровь, но за долгие годы работы их предков в угольных шахтах темный оттенок кожи сошел на нет.

Последний раз Митч приезжал в тюрьму “Браши Маунтин” на свидание с братом три года назад. Три года и три месяца. Дважды в месяц они писали друг другу письма на протяжении уже восьми лет.

– Как твой французский? – спросил наконец Митч. Армейские тесты Рэя указывали на его поразительные способности к языкам. Он отслужил два года в качестве переводчика с вьетнамского. После перевода его части в Западную Германию за полгода овладел немецким. Испанский потребовал четырех лет, но он был вынужден учить язык, имея под рукой лишь словари из тюремной библиотеки. Новым увлечением стал французский.

– По-моему, говорю довольно бегло, – ответил брату Рэй. – Находясь здесь, трудно судить. Не хватает практики. Видишь ли, здесь у них нет курсов французского, поэтому большинство местных парней обходятся только английским. А французский, несомненно, самый прекрасный из всех.

– Легко учится?

– Не так, как немецкий. Конечно, с немецким было проще: ведь я жил там, слышал, как говорят люди вокруг. А ты знаешь, что половина нашей лексики пришла из немецкого через древнеанглийский?

– Ну, откуда мне знать?

– Это точно. Английский и немецкий – двоюродные братья.

– Ну, а какой у тебя на очереди?

– Может, итальянский. Это тоже романский язык, так же как и французский, испанский и португальский. Может, русский. А может, греческий. Я тут читал о Греции и ее островах. Собираюсь побывать там в скором будущем.

Митч улыбнулся. До освобождения брату оставалось около семи лет.

– Ты думаешь, я шучу с тобой? – спросил Рэй. – Я собираюсь выбраться отсюда, Митчел, и это не должно занять много времени.

– Что у тебя за план?

– Сказать ничего не могу, сейчас я как раз над этим работаю.

– Не делай этого, Рэй.

– На свободе мне понадобится кое-какая помощь и деньги, чтобы выбраться из страны. Где-нибудь с тысячу. Тебе это по силам, не так ли? Замешан ты ни во что не будешь.

– Нас кто-нибудь здесь слушает?

– Иногда.

– Давай-ка поговорим о чем-нибудь еще.

– Хорошо. Как Эбби?

– Отлично.

– Где она?

– Сейчас в церкви. Она хотела приехать, но я сказал, что ее к тебе не пропустят.

– Я был бы рад повидаться с ней. Из твоих писем следует, что дела у вас идут совсем неплохо. Новый дом, машина, членство в клубе. Я горжусь тобой. В нашем роду ты первый, кто так преуспел, черт побери.

– У нас были хорошие родители, Рэй. Им просто не представился случай, и пережили они немало. Для нас они делали все, что могли.

Рэй улыбнулся, отвел глаза в сторону.

– Да, пожалуй, что так. Ты говорил с мамой?

– Довольно давно.

– Она по-прежнему во Флориде?

– Думаю, да.

Они молчали, каждый занятый рассматриванием собственных ладоней. Вспоминали мать. Воспоминания были большей частью печальными.

Рэй поднял руку и стал водить пальцем по прутьям разделяющей их решетки.

– Давай сменим тему.

Митч согласно кивнул. Они так о многом могли бы поговорить, но все это было в прошлом. Общим у них сейчас было только прошлое, и лучше всего не тревожить его здесь.

– В одном из писем ты упоминал бывшего своего сокамерника, который стал частным детективом в Мемфисе.

– Эдди Ломакс. Он девять лет проработал полицейским в Мемфисе, а потом его посадили за изнасилование.