Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Благие намерения - Маринина Александра Борисовна - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

– Да нет же, уймись ты.

– Честное слово?

– Честное слово. Давай, рассказывай.

– Значит, так, – приступил Ворон. – Какое-то загородное сборище, не то семейный обед, не то день рождения. Народу – десять человек, возраст – от примерно двадцати до шестидесяти. Дом такой… ну, не Тадж-Махал, конечно, но ничего, по ихним меркам приличный, с участком. Одна пара: она его любит, он ее тоже, но пока об этом не знает…

– Как это? – удивился Камень.

– Ну вот так. Он думает, что он ее давно уже совсем не любит, а любит другую, а на самом деле любит. В общем, это сложно. Ладно, не перебивай. Другая пара: она его любит, а он в это не верит, хотя сам ее тоже любит. Третья пара: они любят друг друга, но все остальные в этом сильно сомневаются. Четвертая пара: он ее любит, но она не верит, что он ее любит, а сама…

– Стоп, стоп! – остановил его Камень. – Я запутался. Там что, одна сплошная любовь?

– Ну да. А что тебе не нравится?

– А где ненависть? Где ревность, месть? Старые обиды? По-моему, ты какую-то ерунду нашел.

– Ничего не ерунду, – обиделся Ворон. – У них в глазах знаешь сколько горя? У каждого. И болезни там всякие, и потери, только они про них вслух не говорят, но я-то вижу. Интересно же, как это бывает: на душе сплошное горе и боль, а снаружи сплошная любовь.

– Не знаю, не знаю, – засомневался Камень. – Не уверен, что это будет так уж интересно.

– Ну хочешь, я лет на десять назад слетаю, погляжу, как там и что, – предложил Ворон.

– Валяй.

Вернулся Ворон довольно скоро. Перья на крыльях встрепаны, глаза безумные.

– Слушай, там такое! В доме полно полиции…

– Милиции, – поправил его Камень.

От постоянных путешествий в пространстве и времени у Ворона в голове образовалась настоящая каша, он путал все на свете и мог, например, болгарскую ракию назвать «саке», а императора Карла Великого – президентом страны.

– Ладно, милиции. В общем, в доме полно этих жандармов, а они рыдают.

– Кто – они?

– Женщины. Я же не знаю пока, как их зовут. Сидят обнявшись и ревут. Тебе уже интересно или еще дальше смотреть?

– Посмотри еще, – попросил Камень. – Пока что-то не очень убедительно.

В следующий раз Ворон доложил, что видел каких-то мужиков с бритыми головами и еще одного, в темных очках и с усами, они что-то злобно говорили «ей», а «она» варила им кофе и тихонько плакала. Как «ее» зовут, он снова узнать не успел, потому что бритоголовые и усатый никак к ней не обращались.

Но и этого Камню показалось мало, и Ворон снова отправился добывать информацию, на этот раз куда-то в начало восьмидесятых годов.

– Их допрашивают. В комендатуре. И между прочим, за ними какой-то таинственный тип следит.

– В комендатуре допрашивают или в прокуратуре? – уточнил Камень, не терпевший неясностей.

– Там вывеска была, но я прочитать не успел, заметил только, что слово длинное и заканчивается на «…тура». А тебе не все равно? – огрызнулся Ворон. – Нам надо принципиальное решение принимать, смотрим мы это или нет, а ты к мелочам цепляешься. Лично я считаю, что надо смотреть.

– А вот я не уверен. Слетай еще посмотри.

На этот раз Ворон вернулся довольный.

– На свадьбе был, – отрапортовал он. – Ух, красотища! Невеста вся в белом платье, красивая до невозможности, глаза сияют, зубы сверкают, жених тоже по всем статьям хорош, высокий, широкоплечий, в черном костюме, танцуют вместе – загляденье! И все вокруг так радуются, так радуются! И подруга невесты тоже за нее радуется, сидит за столом такая счастливая – просто приятно посмотреть. Кстати, я узнал, как ее зовут: Люба.

– Кого – невесту?

– Да нет же, подругу. Невесту как-то мудрено зовут, я не очень разобрал. Это вот как раз Люба тогда бритоголовым кофе варила и плакала втихаря. А еще у нее сестра есть, рядом с ней сидит, страшненькая такая, так она как раз, наоборот, к этой свадьбе очень плохо относится, смотрит на жениха с невестой так, словно готова на куски порвать. А еще там парень один сидел, я его узнал, он на той загородной собирушке тоже был, так ты бы видел, как он на невесту пялился! С таким ехидством, с таким злорадством, словно подсунул ей порченый товар за бешеные деньги и теперь ручонки потирает. Правда, интересно?

– Интересно, – не смог не согласиться Камень. – Вот уж когда интересно – тогда интересно, тут и не поспоришь. Ну, так кого выбираем: невесту, счастливую подругу или ее озлобленную сестру?

– Про невесту неинтересно, – тут же начал выдвигать аргументы Ворон, – вышла она замуж за своего красавца и будет жить с ним тихо-мирно. Скучно. Я бы выбрал подругу, которая за нее радуется.

– А почему не злую сестру?

– Да ну ее, с ней и так все ясно. Влюблена небось в жениха по уши, вот и злится, что он на другой женится. Зато с подругой, с Любой этой, ничего не понятно. Ты мне поверь, я знаю, что говорю, я на стольких человеческих свадьбах побывал – не перечесть, но никогда не видел, чтобы девушка так радовалась за подругу, которая замуж выходит. Она не просто радуется – она счастлива, как будто это самый главный и самый лучший день в ее жизни. Вот мне и интересно почему.

Но Камень все не мог избавиться от сомнений и склониться к выбору.

– А может, будем смотреть про того парня, который, как ты выразился, порченый товар подсунул?

– Нет, – твердо каркнул Ворон, – я настаиваю на Любе. Вот увидишь, не пожалеешь.

Камень знал пристрастие своего друга к женщинам определенного типа. Если была возможность, именно таких женщин Ворон старался выбрать в качестве героя истории.

– Ну ладно, – согласился Камень, – давай про Любу. Только ты уж найди там место, когда они все еще знакомы не были, с него и будем смотреть. Кажется, это как раз получается твоя любимая середина пятидесятых.

– Сделаю, – Ворон обрадованно вспорхнул с ветки. – Все будет в лучшем виде.

* * *

…Пыль никак не желала извлекаться из глубоких складок пышного бело-розового кринолина с голубыми бантами, и Люба все туже и туже обертывала свой тоненький пальчик специальной мягкой тряпочкой, пытаясь все-таки пролезть в те места фарфоровой статуэтки, где скопилась эта злосчастная, непонятно откуда взявшаяся пыль. А ведь эту фарфоровую барышню в такой неправдоподобно красивой юбке с бантами и с розово-зеленым веером в изящной опущенной вниз ручке Люба любила больше всех остальных статуэток, составлявших бабушкину коллекцию. Сама коллекция была, по мнению девочки, огромной – целых тридцать две фигурки, и бабушка Анна Серафимовна, баба Аня, или просто – Бабаня, как называли ее внучки, обожала свое сокровище и ни за что не пожелала оставлять его в Москве на целых три дачных летних месяца, тщательно упаковывала каждую фигурку в мягкую бумагу, всю дорогу на электричке от Москвы, а потом на автобусе до дачного поселка держала драгоценную коробку на коленях, потом так же тщательно распаковывала экспонаты, любовно расставляла по своей комнате и строго-настрого наказала Любе и ее старшей сестре Тамаре протирать фигурки от пыли каждый божий день. В комнате Бабани было большое всегда чисто вымытое окно, слегка затененное лишь белоснежными тюлевыми занавесками, поэтому каждую пылинку в этой самой светлой комнате было отлично видно. Дома, в Москве, Анна Серафимовна ухаживала за своей коллекцией сама – все-таки девочки учатся в школе, а уж теперь-то, во время летних каникул, у них полно свободного времени.

А вот у самой Бабани Анны Серафимовны на даче хлопот полон рот: семья из пяти человек, сын Николай, Николенька, невестка Зина, да две внучки, да сама Бабаня, и все должны быть накормлены, и не вчерашним, впрок приготовленным, а сегодняшним, с пылу с жару, и все должны быть обстираны, каждое утро надевать все чистое, заштопанное и наглаженное, и скатерть на столе должна быть белоснежной, без единого пятнышка, и хрустеть от крахмала, и занавески и подзоры на окнах – стерильными. И как же не стирать и не гладить каждый день, если у девочек всего-то по две смены белья да по два платьица? Хорошо хоть у Николая форма, он в милиции служит, но и за ней надобно следить, чтобы капитан Николай Дмитриевич Головин выглядел достойно. А сад с многочисленными кустами черной и красной смородины и крыжовника? А заготовки на зиму, огурчики-помидорчики, которые надо сперва купить у кого-нибудь из местных, потом закатать в предварительно простерилизованные банки? А варенье из «своей» смородины и крыжовника? Впрочем, «своими» ягоды можно было считать весьма условно, принадлежала дача в подмосковном поселке не Головиным, а одной очень старой актрисе Малого театра, Юлии Марковне Венявской, которая сдала им эту дачу бесплатно, а вместо денег попросила несколько банок варенья и компота из растущих на участке ягод. Но что такое несколько банок для одинокой старухи, которая часто болеет и не всегда может выйти в магазин? Бабаня справедливо рассудила, что за три месяца бесплатной жизни в хорошем, крепком просторном доме с садом Головины должны «отдариться» таким запасом всевозможных заготовок, чтобы актрисе хватило на год, до следующей осени. А полы, которые полагалось надраивать два, а то и три раза в день? А половики, на которых не должно быть ни соринки? А посуда, которая от самой большой кастрюли до самой маленькой ложечки для варенья должна сверкать и скрипеть? В общем, хлопот у Анны Серафимовны выше головы, и, разумеется, внучки ей должны во всем помогать, а заодно и учиться готовить, вести хозяйство и вообще содержать дом как должно.