Дело о пеликанах - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 101

— Я немного пробежалась по магазинам сегодня в полдень. Как и весь мой гардероб в последнее время, оно одноразовое. Вероятно, я оставлю его в номере, когда в следующий раз буду убегать от смерти.

Появился официант с меню. Они заказали выпивку. В ресторане было тихо и уютно.

— Как ты сюда попала? — спросил он.

— Облетев весь свет.

— Я бы хотел знать.

— Я села в поезд до Ньюарка, затем в самолет до Бостона, потом Детройт, потом Даллас. Всю ночь я была в пути и дважды забывала, где я.

— Тогда как они смогли тебя выследить?

— Они бы не смогли, если бы у меня хватило денег расплатиться наличными.

— Сколько тебе нужно?

— Я бы хотела снять со своего счета в Новом Орлеане.

— Мы уладим это в понедельник. Надеюсь, ты в безопасности, Дарби?

— Раньше и я так думала. По правде говоря, я чувствовала себя в безопасности, когда садилась на корабль с Верхиком, правда, это был не Верхик. Я чувствовала себя так же и в Нью-Йорке. А потом по тротуару проковылял. Хромой, и с тех пор я не могу есть.

— Ты похудела.

— Спасибо за комплимент. Ты когда-нибудь здесь обедал? — Она посмотрела в свое меню. Он заглянул в свое.

— Нет, но слышал, что кормят отменно. Ты опять изменила цвет волос.

Они были светло-каштановые. На лице лишь легкие следы косметики и губная помада.

— Они вообще выпадут, если я буду и дальше встречаться с этими людьми.

Принесли напитки, и они заказали ужин.

— Ожидается кое-что в утреннем номере “Таймс”. — Он не упомянул новоорлеанскую газету, так как в ней уже печатались фотографии Каллахана и Верхика. Он думал, что она видела газету.

Казалось, что это ее не интересует.

— Что именно? — спросила она, озираясь.

— Мы не уверены. Но не хотим, чтобы “Таймс” нас обошла. Они наши старые конкуренты.

— Это меня не интересует. Я ничего не смыслю в журналистике и не желаю знать. Я здесь, потому что у меня есть одна-единственная идея, как найти Гарсиа. И если это не сработает, причем быстро, я уеду отсюда.

— Прости. О чем ты хотела поговорить?

— О Европе. У тебя есть в Европе любимое место?

— Я ненавижу Европу, а заодно и европейцев. От случая к случаю я езжу в Канаду, Австралию и Новую Зеландию. А чем тебе так нравится Европа?

— Мой дед был шотландским эмигрантом, и у меня там куча кузенов. Я ездила туда дважды.

Грей выдавил лимон в джин с тоником. Из бара вышло шесть человек, и Дарби внимательно их осмотрела.

Когда она говорила, ее глаза не переставали оглядывать помещение.

— Мне кажется, тебе необходимо сделать пару глотков, чтобы расслабиться, — сказал Грей.

Она кивнула, но не произнесла ни слова. Те шестеро сели за соседний столик и начали болтать по-французски. Их речь было приятно слушать.

— Ты слышал когда-нибудь французский каюн? — спросила она.

— Нет.

— Это диалект, который уже исчезает, так же, как и болота. Говорят, его не понимают даже французы.

— Это справедливо. Уверен, те, кто говорит на этом диалекте, не понимают французского.

Она сделала большой глоток из своего бокала с белым вином.

— Я тебе говорила о Чэде Бранете?

— Не припоминаю.

— Он был бедным парнем-каюном из Евниса. Его семья влачила жалкое существование, ставя капканы и ловя рыбу в болотах. Это был очень способный молодой человек, он учился в университете штата Луизиана и получал полную академическую стипендию, а затем поступил в Станфорд на юридический факультет, который закончил с самым высоким в истории факультета средним баллом. Ему был двадцать один год, когда его приняли в калифорнийскую коллегию. Он мог бы пойти работать в любую юридическую фирму страны, но предпочел одно из обществ по защите окружающей среды в Сан-Франциско. Блестящий, по-настоящему гениальный юрист, много работавший и вскоре начавший выигрывать крупные процессы против нефтяных и химических компаний. В 28 лет это был вышколенный судебный юрист. Большие нефтяные фирмы и другие корпорации, загрязняющие окружающую среду, боялись его.

Она еще отхлебнула вина.

— Он делал большие деньги и создал группу по сохранению луизианских болот. Он вроде бы хотел принять участие в деле о пеликанах, как его тогда называли, но у него было слишком много других процессов. Он пожертвовал “Зеленому фонду” много денег на судебные расходы. Вскоре после начала процесса в Лафейетте он заявил, что поедет домой, чтобы помочь юристам “Зеленого фонда”. В новоорлеанских газетах было пару статей о нем.

— И что же с ним случилось?

— Он покончил с собой.

— Что??

— За неделю до начала процесса его нашли в автомашине с работающим двигателем. Из выхлопной трубы к переднему сиденью был протянут садовый шланг. Просто очередное самоубийство при помощи отравления угарным газом.

— А где находилась автомашина?

— В лесной зоне, что вдоль Бэйоу Лафорше, недалеко от городка Галлиано. Эта местность была ему хорошо знакома. В багажнике лежало кое-какое походное снаряжение и рыболовные снасти. Никакой записки. Полиция вела расследование, но ничего подозрительного не нашли. И дело было закрыто.

— Невероятно!

— У него раньше были кое-какие проблемы с алкоголем, и он лечился у психоаналитика в Сан-Франциско. Но самоубийство всех просто ошарашило.

— Ты думаешь, он был убит?

— Так думают многие. Его смерть была огромным ударом по “Зеленому фонду”. Его страстная любовь к болотам очень помогла бы на суде.

Грей допил свой стакан и бренчал льдом. Она придвинулась к нему ближе. В это время официант принес ужин.