Сорванная карусель - Гришанин Дмитрий - Страница 52

Ответ на второй его вопрос, просто шокировал Лавеса.

— Меня зовут Стуб, я Алый паладин, — честно представился проситель.

— Алый кто? Эй, что за шутки, все паладины давно повымирали!

— Если не верите, могу легко вам это доказать, — примирительно улыбнулся рыцарь. — Уважаемый Лавес, вы ведь шаман, попробуйте меня зачаровать.

Лавес попробовал, у него ничего не вышло, и, побелев от ужаса, он взвизгнул:

— Чего тебе от меня надо?

— Я же уже сказал, хочу построить дом в вашей деревне и жить здесь долго и счастливо, — повторил Стуб.

— Зачем тебе это?

— Услышал, что ваш род год от года богатеет, вот решил переехать сюда из города и жить здесь в своё удовольствие.

— Но ты же не торговец, ты убийца колдунов!

— И что с того? Я не собираюсь торговать, я просто буду жить здесь тихо, как мышка, ну и, как член рода, буду получать часть от общей его прибыли. Уверен, мне хватит.

— Не понимаю. Своим умением ты мог бы зарабатывать на Большой Земле гораздо…

— Послушайте, у меня есть на то свои личные причины, — перебил Стуб. — Может мне надоело убивать, захотелось тишины и покоя.

— Ты Алый паладин — убийство у тебя в крови, — не поверил Лавес.

— Даю вам слово паладина, что не причиню вреда никому из членов рода Белого Ужа. Давайте прекратим этот бессмысленный спор… Вот здесь, — Алый паладин вытащил из кармана увесистый кошелек и вложил его в сухую, морщинистую ладонь шамана, — сто золотых колец. Я слышал, что примерно столько составляет годовой доход четырех семей рода. Думаю что этой суммы более чем достаточно за обычный домик в вашей деревне.

— Ну что ты, сто колец за местную халупу, это чересчур много, — старый шаман улыбнулся, развязал полученный от Стуба кошель, вытряхнул оттуда себе на ладонь четыре колечка и возвратил кожаный мешочек Алому паладину. — Четырех колец вполне достаточно, а остальные, парень, тебе самому пригодятся. Добро пожаловать в род Белого Ужа.

— Благодарю, уважаемый, — поклонился Стуб. — И последняя просьба. Мне бы не хотелось, чтобы люди в деревни знали…

— Не беспокойся, — перебил понятливый старик, — твои секрет умрёт вместе со мной.

Стуб попрощался с шаманом и покинул его дом. А вечером того же дня совет старейшин с подачи шамана единогласно проголосовал за принятие молодого человека по имени Стуб в свой род.

Первые пару недель, пока нанятые им плотники строили на выделенном родом участке земли дом, Стубу пришлось пожить в деревенской гостинице. Ну а как только дом был готов, новый член рода Белого Ужа въехал в него и стал потихоньку обживаться.

День сменялся ночью, ночь уступала место новому дню. Стуб честно выполнил поставленное ведьмой условие, жил тихо, мирно, скромно, не привлекая к своей персоне постороннего внимания, но Повелительница Ночи почему-то не торопилась возвращать ему дочь.

Вот уже целый месяц он одиноко жил в своём новом жилище, а от ведьмы до сих пор не было ни слуху, ни духу.

«Неужели обманула? Навешала лапши на уши, отправила на другой конец острова, и пока я, как болван, торчу в этой глуши, сама с дочкой села на корабль без помех и сбежала на Большую Землю?» — Стуб всё чаще задавал самому себе эти тревожные вопросы. И убийственно неприятный ответ становился для него всё более и более очевидным.

И лишь когда он уже совсем было потерял надежду, ведьма, наконец, сдержала своё обещание. Однажды рано утром Стуба разбудил отчаянный детский плачь, он выбежал на крыльцо и обнаружил у порога большую корзину с полуторамесячным младенцем.

Малышка была, как две капли воды, похожа на его Фрэю, сомнений быть не могло — это его дочь.

Кроме девочки в корзине ещё был большой зеленый конверт, на обеих сторонах которого красовался роскошный черный тюльпан — ведьмин знак.

Вскрыв конверт, Стуб прочёл письмо Повелительницы Ночи:

«Стуб, жизни твоей дочери с самого рождения угрожает смертельная опасность. Однажды в твой дом придёт убийца ты всегда должен быть готов к его появлению. Не оставляй девочку ни на минуту без присмотра, всегда будь рядом защищай и оберегай своего ребёнка. Я бы ни за что не отдала тебе Лепесток, но на острове Розы попросту не существует лучшего защитника, чем Алый паладин. И если даже тебе не удастся защитить девочку, сделать это не удастся никому!»

— Похоже ведьма совсем на своих звездах тронулась, — покачал головой Стуб, складывая письмо и убирая его обратно в конверт. Но все же, помимо его воли, предостережение Повелительницы Ночи зародили в его душе смутную тревогу…

К тому, что у молодого рыцаря вдруг ни с того, ни с сего появилась малютка дочь, в деревне отнеслись спокойно.

Несколько страдающих бессонницей сородичей видели, как ночью вышла из леса и приблизилась к дому Стуба молодая красивая девушка в чёрном траурном платье — в лунном свете её прекрасно было видно. Оставив на крыльце дома большую корзину, красотка тут же развернулась и сбежала обратно в лес… Когда утром Стуб достал из корзины кричащего младенца, соглядатаи «догадались», что ночная гостья — это его бывшая городская любовница, а ребёнок — плод их запретной любви. Новость за считанные часы облетела родовую деревню, и Стубу, когда днём он пришёл к шаману, не пришлось ничего выдумывать. От него потребовалось лишь ответить на единственный вопрос Лавеса: признает ли он ребёнка своим или откажется от него?

То, что молодой человек так безропотно принял малютку, большинству родичей пришлось по душе. Разумеется, нашлись и те, кто считал Стуба чересчур самонадеянным, ведь в одиночку вырастить и воспитать девочку отцу, который еще сам почти мальчик, будет ох как не просто. Были даже и такие, что за глаза величали Стуба не иначе, как упёртым болваном. Но в открытую поведение неразговорчивого молодого рыцаря никто не осуждал, и Стубу, к счастью, ничего никому не пришлось доказывать.

С подачи Лавеса, вечером того же дня род Белого Ужа увеличился ещё на одного крошечного человечка.

Дальше у Стуба с дочкой потекла спокойная, размеренная жизнь.

Глава 3

Строки изменились! Заветный листочек задал Назу очередную головоломку:

И отыщет он Непобедимого Воина!

И прольется кровь!

И пожухнет сорванный Лепесток!

— Что ещё за непобедимый воин? — прошептал Высший маг, в очередной раз перечитывая нелепые строки. — И почему обязательно прольётся кровь? И уж совсем непонятно причём здесь какой-то сорванный лепесток? — Он тяжело вздохнул и добавил: — Не было печали и, вот, на тебе. Тролль меня дёрнул совать нос в папирус! Ай да Заветный листочек, вот уж услужил, так услужил.

Наз точно помнил, что три месяца назад, когда он в последний раз разворачивал папирус (кстати, уже тогда он точно знал, что очень скоро станет Высшим магом), всё на нём оставалось по старому — лишь привычное глазу судьбоносное четверостишье без изменений:

И бросит он вызов острову магов!

И, отбросив серый плащ свой, полюбит алые одежды!

И постигнет он Высшее мастерство!

И зашлет место среди семи Избранных!

— Ну то что старые-то исчезли понятно, — продолжил он рассуждать вслух. — Я все их выполнил. Но к чему эти три новые строки? Быть может их появление как-то связано с моей недавней поездкой на материк?

Поездка на Большую Землю была обязательной частью ритуала Посвящения мага второй ступени в Высшие маги Ордена. В это последнее своё путешествие будущий Высший отправлялся за месяц до своего Посвящения. Это было своего рода прощание со свободой, ведь, пройдя Посвящение, маг окажется навечно «прикованным» к родному острову.

Наз сосредоточился, пытаясь подробно восстановить в памяти все свои действия во время этой недавней поездки и был крайне удивлён, когда оказалось, что воспоминания о трёх днях, проведенных им на материке, удивительным образом частично вылетели у него из головы, — это у него-то, у мага, способного с первого прочтения наизусть запоминать сложнейшие формулы магических заклинаний. Но, как он ни старался сейчас припомнить события всего-то полуторамесячной давности, чёрные дыры провалов памяти никак не хотели восстанавливаться.