Сесилия Агнес – странная история - Грипе Мария - Страница 27

Больше девочка в приют не возвращалась. Но присматривала за ней чаще всего Хульда. Нельзя же мешать Хедвиг в работе.

У Агнес теперь был Нильс. Большая коммерция, магазины, путешествия и всякие прочие чудеса. А там и новые дети появились. Она забыла Сесилию.

Впрочем, как-то она приезжала домой и некоторое время жила в старой квартире у Хедвиг. Нильс был в Америке, и она чувствовала себя одиноко.

Сесилии тогда уже исполнилось одиннадцать. Девочка и без того впечатлительная, а уж тут, ясное дело, вконец разволновалась: после стольких лет мама объявилась.

– Обе держались как-то неестественно, скованно… Горько смотреть.

Сесилия часто приходила к Хульде во флигель. О матери она ничего худого не говорила, но казалось, будто ей хочется убежать. В ту пору Хульда уже была замужем за молодцеватым консьержем, который чуть ли не в отцы ей годился – как-никак на двадцать лет старше ее.

Потом Агнес уехала домой, и все пошло по-старому. Никто по ней не скучал.

Другое дело, когда отлучалась Хедвиг. Сесилия тогда грустила и буквально изнывала от страха, что Хедвиг больше не вернется. В таких случаях она обычно жила у Хульды. А иной раз и Хульда ночевала у нее в квартире. Что так, что этак – все хорошо.

Шли годы, Сесилия подрастала, становилась рассудительнее, смелее, самостоятельнее, уже и не скажешь про нее «беспомощный птенчик».

Нора вздрогнула. «Беспомощный птенчик»! Хульда вправду так сказала? Ее саму называли беспомощным птенчиком, когда она была маленькая. Прозвища хуже этого она не знала. Нора смотрела в пространство и вдруг задумчиво обронила:

– «Агнес сжалилась надо мной».

– Что ты сказала, Нора? – Хульда с удивлением посмотрела на нее.

Она потерла глаза, словно просыпаясь, взглянула на Хульду.

– Извини. Я вдруг вспомнила эти записки. Ведь там упоминалась Агнес. Дважды. И оба раза было написано, что она «сжалилась». Выходит, над Сесилией. Мать сжалилась над своим ребенком. Вот как. Теперь понятно, в чем дело. Эти записочки несколько лет кряду писала Сесилия и прятала в вазе.

Та записочка была помечена двенадцатым июля. Днем рождения Сесилии. Наверно, они его отпраздновали, и Агнес сжалилась.

– Когда знаешь, что это была ее родная мать, вообще жутко становится.

Нора поежилась, а Хульда вздохнула.

– Да, бедная девочка. По-моему, она испытывала неприязнь к своей матери.

В тот год Агнес наведалась к ним еще раз. Беременная, на седьмом месяце. Дело было зимой, Нильс опять куда-то уезжал. Но после она уже не появлялась. И почти не давала о себе знать. У нее родилась новая дочка, которую она баловала сверх всякой меры. Будто старалась искупить все то, чего лишила Сесилию. Обычная история.

– Между прочим, я ее видела, малышку Веру.

– Веру?

– Ну да, Агнесину Веру, новую дочку. Они приезжали к нам в город по каким-то делам. Девочка была уже довольно большая. Пожалуй, школьница. Тоненькая – того гляди, ветром сдует. Точь-в-точь маленькая принцесса. Но разве она виновата? Хоть я и осерчала, конечно, при мысли о Сесилии. Она-то что видела от матери? Ничего!

– Когда Вера родилась?

– Сейчас скажу… Должно, в восемнадцатом… В самом начале.

– А фамилия у нее какая?

– Эрландссон, конечно. Она же дочь Нильса.

– Ну да… понятно…

Нора вдруг вся напряглась как пружина. Разгадка где-то совсем рядом.

– Что же с Верой стало позднее?

Хульда задумалась. Ну, позднее она, как водится, вышла замуж.

– Но какая у нее была фамилия?.. Нет, не помню. Вышла-то она за зубного врача. Человека обеспеченного…

Нора сглотнула. В висках громко стучала кровь.

– Его случайно не Альм зовут? Хульда всплеснула руками.

– Точно! Альм. Биргер Альм. А ты откуда знаешь? Господи, что с тобой, деточка? Ты вся дрожишь.

Нора даже ответить не могла, голос не слушался. Хульда перепугалась.

– Я что, глупость какую сморозила? Нет-нет. Просто Вера Альм приходится Норе бабушкой по матери. А Биргер Альм – дедушкой.

– Вот это да! Я понятия не имела. – Хульда крепко стиснула Норину руку. – Милая ты моя, Лена рассказывала, что твои родители погибли в автомобильной катастрофе. Знаю я и о том, что у Веры Альм дочка тоже… Господи, значит, она и была твоя мама?

– Да.

Нора уткнулась головой в белую Хульдину шаль, и обе долго сидели молча.

В доме захлопали двери. Видно, рядом, в столовой, накрывают обед. Любопытные старушки то и дело заглядывали туда, чтобы посмотреть, чем нынче кормят.

Заметив, что Хульда с Норой по-прежнему сидят на веранде, кое-кто решил, что это уж слишком. Пора и честь знать, веранда, чай, не для них одних!

Словом, еще несколько человек, расположившись на веранде в ожидании обеда, храбро терпели сквозняк, чтоб Хульда, наконец, уразумела: на эту веранду есть права у всех. А не у нее одной! Вот они и сидели, ежились на сквозняке и с вызовом глядели на Хульду и Нору, пока их не позвали обедать. Тут все скопом, обгоняя друг друга, ринулись в столовую – надо в первых рядах поспеть к раздаче. Сам о себе не позаботишься – никакие права не помогут.

Нора с Хульдой поступили как раньше, остались на веранде и взяли еду туда. Стариков это привело в легкое замешательство. Они толком не знали, что и думать. Подходили к двери, заглядывали. Хульда веселилась от души.

– Видишь, до чего любопытные! Прямо сгорают от зависти.

Раз-другой какие-то старушки подходили поздороваться с Норой и разведать, кто она такая. Им ужасно хотелось присесть рядом, невзирая на сквозняк, однако Хульда с улыбкой, но твердо отрезала: им с Норой требуется одиночество. Надо очень многое обсудить.

Любопытства у стариков от этого, понятно, не убавилось.

– Можешь мне поверить, – восторженно усмехнулась Хульда, – они, того гляди, лопнут от любопытства!

Продолжить разговор не удалось. Старикам конечно же приспичило пить послеобеденный кофе на веранде, и они, гремя чашками, один за другим потянулись сюда, так что скоро помещение было набито битком.

Втайне торжествуя, все сидели, помешивали в чашках и озирались по сторонам.

Нора встала. Пора на автобус. Если она опоздает, то до дома сегодня вечером уже не доберется.

Хульда проводила ее до крыльца.

– Спасибо, что навестила меня, Нора, милая.

– Можно мне еще приехать?

– Обязательно. И не откладывай надолго.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Что именно из всего того, что она узнала, можно рассказать Дагу? В автобусе по дороге домой Нора только об этом и думала. Она была совершенно ошеломлена. Необходимо поразмыслить. Столько сразу навалилось. Сперва надо самой хорошенько разобраться. Но ведь Даг наверняка ждет и сгорает от любопытства.

Кое-что она, безусловно, ему расскажет, но не все. Пока не все. Например, насчет бабушки. Прежде чем выкладывать, нужно поговорить с самой бабушкой. Странно все ж таки. До поры до времени, пожалуй, стоит помолчать.

Больше всего ей сейчас хотелось посидеть наедине с Сесилией. С куклой. Она так по ней стосковалась. Они связаны родственными узами, теперь она знает. Но существуют и другие узы, поважнее. Потому-то Хедвиг и желала, чтобы кукла попала именно к ней. И она, кажется, догадывается, в чем тут дело. Хедвиг и Сесилия стремились сообщить ей что-то, чего прямо сказать нельзя. Она должна сама дойти до сути. Выяснить для себя, понять.

Н-да, так что же сказать Дагу?

Но эта закавыка разрешилась сама собой. Дага не было дома. Удивительно! Он же знал, что Нора поехала к Хульде! Она не сомневалась, что он будет ее ждать. А он взял и ушел. Ушел! Не похоже на него.

Потерял интерес? Невольно она ощутила легкий укол обиды.

Нора стала ждать. И ни о чем больше не могла думать. Даг вернулся, когда она уже легла в постель и погасила свет. За дверью послышались его шаги. Видимо, он проверял, не спит ли она. Можно бы, конечно, зажечь свет и встать, но она отбросила эту мысль. Если он потерял интерес, то…