Приглашение к греху - Энок Сюзанна - Страница 18

– Всем понадобились шляпки? Опять? Кэролайн положила себе на тарелку тост, кусочек сыра и апельсин.

– Кажется, вы скучаете по тому вниманию, которое они вам оказывают.

Закери перестал накладывать себе куски ветчины на уже имевшуюся гору еды.

– На это замечание я не могу ответить, не так ли?

– Что вы имеете в виду?

Он сел рядом с ней, хотя вокруг стола было много свободных стульев.

– Если я скажу, что мне не хватает их внимания, значит, я самонадеянный хам. Если начну говорить, что рад отсутствию ваших сестер, я хам неблагодарный. – Он отпил глоток чая. – Черт, я забыл положить сахар.

– Я принесу. Он остановил ее.

– Так какой же я?

– Простите?

– Самонадеянный или неблагодарный? Кэролайн фыркнула:

– Боюсь, на этот вопрос я не смогу ответить.

– И правильно.

Он встал и, взяв с буфета сахарницу, поставил ее между ними.

– Сахар?

Она уже положила в свою чашку кусок, но почему-то кивнула.

– Один, пожалуйста.

Он положил ей кусок сахара, чуть было не пролив чай через край чашки. Себе он положил три куска, попробовал чай и положил еще кусок.

– Можно задать вам вопрос? – спросил он, отодвигая сахарницу.

– Конечно.

Кэролайн начала намазывать на тост масло. Она чувствовала себя странно, как будто что-то ее все время отвлекало. Но это не был ни предстоящий прием, ни погода, ни маячивший впереди срок отправки портрета в Вену. Ее мысли все время занимал сидевший рядом высокий, темноволосый мужчина, который сейчас уминал один кусок ветчины за другим, словно это была его последняя еда. Как отразить на портрете его жажду жизни?

– О вашем увлечении живописью. Вы недавно поняли, что хотите стать портретистом, или всегда это знали?

Она не уловила в тоне его голоса ни обычной снисходительности, ни язвительности. Интерес Закери Гриффина был неподдельным и искренним.

– Мне всегда нравилось рисовать и писать красками. Папа нанял мне преподавателя, но это произошло после того, как я уже сама многому научилась. Боюсь, что стены детской уже никогда не будут прежними.

– А когда вы решили, что живопись будет вашей профессией, а не просто развлечением в часы досуга?

Кэролайн глянула на свои руки.

– Вы из тех людей, которые верят, что единственное призвание женщины – это выйти замуж и иметь детей?

– Разве я сказал что-либо подобное? Похоже, что только тот будет иметь у вас успех, кто терпелив и обращает внимание на детали.

Он явно ее провоцировал, а потому вряд ли оценит ее мнение. Она видела, как он вчера пытался приручить своего щенка. Терпения ему явно не хватало.

– Вы, право, несносны.

– Это так. – Он откашлялся. – Признаюсь, что мне на самом деле интересно – вы все еще хотели бы стать живописцем, если бы состоялся ваш первый сезон в Лондоне?

– А вы задали бы этот вопрос стряпчему или бочару?

– Если бы мне было любопытно услышать ответ, то задал бы.

– Хм. Тогда скажем так: это еще один вопрос, на который у меня нет ответа, поскольку сейчас я хочу запечатлеть ваш образ на холсте.

Он непринужденно рассмеялся:

– Ясно. Такое же выражение лица я видел у своей сестры, хотя, как правило, за этим следовала попытка надрать мне уши.

Кэролайн впервые подумала, что иметь в семье брата было бы не так уж плохо, хотя, что касалось Закери Гриффина, она не могла представить его в качестве своего брата.

Шарлемань Гриффин определенно назвал бы мисс Уитфелд синим чулком. Вообще-то Шею нравились образованные женщины, но упорство Кэролайн в достижении своей цели даже его могло бы озадачить.

Закери наблюдал, как она, склонив голову, рисует в альбоме. Прядь каштановых волос упала ей на глаза, и она все время пыталась ее сдуть. Ему хотелось взять эту прядь пальцами и заправить ей за ухо. Нет, она совсем не была похожа на синий чулок. Высокая, стройная, с живыми зелеными глазами и острым умом, заставлявшим его все время быть начеку.

Однако во многом другом черты старой девы угадывались безошибочно. Она отвергала идею замужества и с презрением относилась к необходимости дебюта во время сезона в Лондоне. Но самым типичным было ее стремление сделать карьеру, чтобы стать финансово независимой.

Почувствовав его взгляд, она подняла голову, но тут же опустила. Однако он заметил, что в ее глазах промелькнула насмешливая искорка.

– Сегодня вам не обязательно сидеть неподвижно, – сказала она, стирая кончиком пальца какую-то линию. – Если вы будете смотреть так пристально, у вас заболят глаза.

– Хорошо. – Облегченно вздохнув, он сел поудобнее на широком подоконнике. – Но я пытаюсь помочь.

– Вы никогда не позировали для портрета? Лоуренсу или Бичи?

– Когда мне было два года, я, очевидно, позировал Джошуа Рейнолдсу. Себастьян сказал, что я опис… – Он прочистил горло. – Легенда повествует, что я вел себя не очень хорошо.

– Понятно. Ну, теперь вы чуть старше и можете двигаться. Я хочу увидеть вас в движении. Ваши мускулы и кости.

Он согнул руку в локте.

– Пока я вижу только, что моя одежда помята.

– А я могу указать места, где она не помята. Закери хотел отшутиться, но вдруг умолк. Все же можно попробовать пойти чуть дальше, подумал он.

– Полагаю, вы видели собственные голые руки. Это помогает вам, когда вы пишете портреты дам?

– Да, разумеется, но…

Он встал, стянул с плеч плотно облегающий камзол и бросил на подоконник.

– Я не могу… Сейчас же наденьте его!

Сохраняя серьезное выражение лица, Закери расстегнул пуговицы на манжетах рубашки и начал закатывать рукава. Он не мог отказать себе в удовольствии подразнить ее, тем более что это было так легко: уж слишком она серьезна.

– Не беспокойтесь. Я не собираюсь раздеваться совсем. – Он усмехнулся. – Если только вы меня об этом не попросите.

Она встала и попятилась.

– Я настаиваю, лорд Закери. Это неприлич…

Он притворился, что не понимает, хотя слышал каждый звук ее голоса и то, как изменился тон. Он вдруг понял, что ступил на зыбкую почву. Он закатал рукава до локтя и снова сел, а она отложила альбом и подошла к нему.

Он хотел, чтобы она взглянула на него как на образец мужского совершенства. Он, естественно, не считал себя тщедушным или нескладным, а знакомые женщины всегда им восхищались, но Кэролайн Уитфелд была художником. Притом талантливым. Она изучала человеческие фигуры более критически, чем обычные женщины.

Помимо этого, он вдруг почувствовал к ней странное, доселе ему незнакомое влечение, а он обещал своей тете вести себя прилично. Это, по его мнению, означало, что Кэролайн придется сделать первый шаг.

– Меня всегда удивляло, – она остановилась перед ним, глядя не на лицо, а на руки, – почему для женщин считается нормальным показывать свои руки и шею, а мужчины должны покрывать материей каждый клочок своего тела.

– Честно? Потому что женщины как бы на витрине, а покупки делают мужчины.

Она медленно провела пальцем по внешней стороне его запястья и вверх до локтя.

– Думаю, вы правы. Но слишком открытый участок кожи лишен загадочности.

Он не был так уж в этом уверен, но не стал спорить. Тем более что легкое прикосновение к его коже вызвало бурную реакцию крови. Он вдруг подумал: кто кого соблазняет? Но одного взгляда на ее сосредоточенное лицо было достаточно для ответа. В данный момент он был просто рукой – из кожи, костей и мышц.

– Ну, что вы думаете? – наконец спросил он.

– У вас… хорошая рука. – Она запнулась и отступила.

– Хорошая? – Он подвигал рукой. – А почему не «красивая» или не «мускулистая»?

Она фыркнула. Это был тихий звук плохо скрываемого смеха, к которому он в последние несколько дней уже привык и который ему нравился.

– Это красивая рука, – поправилась она. – И мускулистая, хотя слишком явные мускулы предплечья будут выглядеть глупо. Мускулистыми у мужчин должны быть плечи, вы так не считаете? И бедра… какими они должны быть для верховой езды.