Том 6. Письма 1860-1873 - Тютчев Федор Иванович - Страница 49

Мы здесь устраиваем демонстрацию сочувствия кандиотам, и хотя по форме она будет чересчур западной, — речь идет о большом бале в Дворянском собрании под покровительством императрицы, — суть на сей раз смягчит форму… Надеюсь, к тому же, что она послужит сигналом, который отзовется во всей России…

Но я вынужден прервать на этом свое письмо. За ним пришли. — У меня только и остается минутка, чтобы попросить тебя подробнее писать мне о своем состоянии, необычность которого меня немножко… сильно тревожит. Я по-прежнему полон решимости приехать к вам, но пока меня пугают ужасные холода.

Шлю самый дружеский привет твоему мужу. — Храни вас Бог… Рекомендую вам подателя сего письма, г-на Ведрова, человека благожелательного и ко мне расположенного.

Ф. Тютчев

Горчакову А.М., 29 декабря 1866

Jeudi

Inutile de vous dire, mon Prince, combien j’ai été contrarié de l’honneur inopportun qui vient me frustrer de votre invitation… Veuillez, de grâce, faire parvenir cet aveu à qui de droit… Je puis, n’est-ce pas, compter sur un prochain dédommagement? — mais pas pour demain, toutefois, dont je ne puis plus disposer…

Me permettriez vous, mon Prince, de vous exprimer un vœu? — Plus je réfléchis à la pièce si remarquable, dont vous avez bien voulu me faire la lecture ce matin, plus je me persuade de quelle utilité et de quelle importance elle serait pour nous, si elle était rendue publique… Il ne faut pas s’y tromper… Cette pièce a une bien autre portée que celle d’un acte diplomatique. Elle touche au fond même de notre situation vis-à-vis de l’Europe, et elle le fait d’une manière admirable… En même temps qu’elle donnerait une grande satisfaction au sentiment national, elle ne manquerait pas de nous rallier tout ce qu’il y a de plus éclairé et de plus sagement libéral dans les tendances de l’opinion à l’étranger contre notre véritable ennemi personnel qui est la Cour de Rome — aujourd’hui, comme toujours…

Et puis — pourquoi ne le dirai-je pas? — cette publication ne ferait qu’ajouter à l’autorité de votre influence personnelle qui est — dans le moment donné — notre force la plus réelle et la plus efficace vis-à-vis de l’étranger.

De grâce, mon Prince, pensez-y.

Mille hommages.

Ф. Тютчев

Четверг

Нечего и говорить вам, князь, как я был раздосадован несвоевременной честью, лишившей меня удовольствия явиться на ваш зов… Соблаговолите, умоляю вас, передать это признание особе, до коей оно касается… Я ведь могу, не правда ли, рассчитывать на то, что этот ущерб будет мне вскорости возмещен? — но только не завтра, так как завтрашним днем я уже не располагаю.

Разрешите ли вы мне, князь, высказать вам одно пожелание? — Чем больше я думаю о том замечательном документе, который вы изволили прочесть мне сегодня утром, тем более осознаю, насколько полезно и важно было бы для нас предать его гласности… Не следует заблуждаться… Этот документ — не просто дипломатический акт. Он раскрывает самую суть нашего положения по отношению к Европе, и раскрывает великолепно… Его обнародование не только дало бы повод для национальной гордости, но и непременно побудило бы все, что есть наиболее просвещенного и разумно либерального в течениях зарубежной мысли, объединиться с нами против нашего поистине заклятого врага, каковым является Римская курия — ныне и присно…

А потом — зачем скрывать? — обнародование это еще укрепило бы ваш личный авторитет, который — в данный момент — есть самая реальная и самая действенная наша сила в противостоянии с заграницей.

Бога ради, князь, подумайте об этом.

Усердно кланяюсь.

Ф. Тютчев

Аксакову И. С., 5 января 1867

С.-Петерб. 5-ое генваря 67

Поздравляю вас от души с появлением «Москвы». Пошли ей Господь Бог долгое, долгое — и если не совершенно мирное, то, по кр мере, не слишком бурное житие. Созвездия довольно благоприятны — новый председатель Совета Гл упр Похвиснев оказывается человеком рассудительным и самостоятельным. С этим можно будет жить.

По делам внешней политики сверх того, что вам известно из газет, особенно интересного сообщить вам не имею, кроме одного факта, о котором я узнал только вчера, — это предложение, сделанное Бейстом, о пересмотре, в нашу пользу, Парижского трактата. Не думаю, чтобы эта выходка была бы вызвана нами, — и желательно очень, чтобы, нашего достоинства ради, мы не придавали ей особенного значения. Мы не можем и не должны признавать за Европою права определять для России, какое место ей принадлежит занять на Востоке. — По несчастию, мы этого и сами, в собственном нашем сознании, определить не умеем — не только в правит среде, но даже и в печати. И вот почему статья Соловьева о Восточном вопросе — будь она чем-либо другим, как не выражением его личного мнения, — мне показалась бы крайне удовлетворительною. — Нет, далеко не таковы отношения России к Греко-Славянскому миру. Тут дело не в одном сопоставлении частей (juxta positio), а в живой, взаимной, органической связи одного целого. — Вообще пора бы нашей печати, как силе чисто нравственной, менее дипломатически относиться к вопросу — и, пользуясь своею фактическою безответственностью, прямо и положительно заявить исторический лозунг всего этого дела.

На днях вы прочтете в «J de St-P» наш ответ на обвинительный акт Римской курии против нас.

Нельзя довольно сочувствовать высказанной вами истине, что, в наше время, главная ответственность лежит на обществе, а не на правительстве — в этом заключается целое направление, и очень желательно, чтобы «Москва» проводила его как можно более последовательно…