Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Том 3. Публицистические произведения - Тютчев Федор Иванович - Страница 85


85
Изменить размер шрифта:

…доведенный до бессмыслия разум ‹…› невозможная отныне свобода. — Имеется в виду абсурдность и беспомощность агрессивного просветительского рационализма, стремящегося изменять жизнь согласно «книжным» принципам идеологического позитивизма и прагматизма, но не осознающего того, что, например, те или иные политические формы, общественные отношения или юридические нормы сами по себе мертвы, не заключают положительного критерия, а приобретают значительность при их религиозно-культурном и духовно-нравственном содержании. Отсюда непредвиденные повороты и неожиданные тупики истории. Что же касается свободы, то подлинная свобода как добровольное следование людей Божественной воле и евангельским заповедям теряется, по Тютчеву, в их рабстве низшим страстям и греховным началам своей собственной природы.

…громадную Империю, всплывающую подобно Святому Ковчегу… — Спасительный образ православной России, всплывающей «Святым Ковчегом» над волнами всеобщего европейского затмения, почти дословно совпадает со словами В. А. Жуковского, писавшего своему воспитаннику, наследнику престола, сразу же после получения известий о Февральской революции 1848 г. во Франции: «Более, нежели когда-нибудь, утверждается в душе моей мысль, что Россия посреди этого потопа (и кто знает, как высоко подымутся волны его) есть ковчег спасения, и что она будет им не для себя одной, но и для других, если только посреди этой бездны поплывет самобытно, не бросясь в ее водоворот, на твердом корабле своем, держа его руль и не давая волнам собою властвовать» (Жуковский В. А. Сочинения: В 6 т. СПб., 1885. Т. 6. С. 540–541). Тютчев не мог знать содержания письма Жуковского, датированного 17 февраля, когда в апреле 1848 г. заканчивал статью. Перекличка образов свидетельствует об общих духовных корнях, родственной идеологии и типологии политического мышления обоих поэтов. Одинаковое восприятие революционных событий, места и роли России в них по-своему проявилось и в их поэтическом творчестве. В 1848 г. на тему «Россия и Революция» Тютчев пишет стих. «Море и утес», уже непосредственно навеянное стих. В. А. Жуковского «К русскому великану». И у того и у другого образ бунтующих волн воплощает революционный Запад, а образ незыблемого утеса — самодержавную Россию. Стихотворение В. А. Жуковского и последняя строфа стихотворения Тютчева были одновременно напечатаны в газ. «Русский инвалид» от 7 сентября 1848 г. И. С. Аксаков отмечает: «Пьеса “Море и утес” написана в 1848 году, после февральской революции, и, очевидно, изображает Россию, ее твердыню… Не знаем, обратили ли эти стихи внимание на себя в свое время и были ли поняты в смысле, нам объясненном; но трудно сомневаться в их настоящем значении, особенно в виду статьи “Россия и Революция”» (Биогр. С. 116–117). В своих ассоциациях Тютчев мог опираться на представление С. С. Уварова о самодержавии как краеугольном камне величия «русского колосса» в известном триединстве Православия, Самодержавия и Народности. В письме к последнему от 20 августа 1851 г. поэт замечал: «Достаточно говорили о Русском Колоссе. В конце концов признают, я надеюсь, что это — Великан, и Великан, хорошо сложенный…» (Изд. 1984. С. 177). Позднее образ «русского колосса» появляется у Ф. М. Достоевского в значении оплота всеславянского единения во имя «настоящего воздвижения Христовой истины» (Достоевский. Т. 23. С. 47–50).

РИМСКИЙ ВОПРОС

Автограф неизвестен.

Списки — РГБ (Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 14. Л. 1-13) рукой К. Пфеффеля, озаглавлен «La question romaine par l’auteur du mémoire sur la situation actuelle: 1849. Publié dans la Revue des Deux Mondes» («Римский вопрос, написанный автором записки о современном положении: 1849. Опубликовано в Ревю де Дё Монд»); Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 15. Л. 1-12 — сделан Эрн. Ф. Тютчевой, озаглавлен «La question Romaine» («Римский вопрос»). Над заглавием запись: «Publié dans la Revue des Deux Mondes. Livraison du 1 janvier 1850» («Опубликовано в Ревю де Дё Монд в номере от 1 января 1850»). Тот же заголовок и на месте второй главы в плане трактата «Россия и Запад».

Первая публикация — RDM. 1850. Т. 5. 1 janvier. P. 119–133 с заглавием «La papauté et la question romaine au point de vue de Saint-Pétersbourg» (по копии К. Пфеффеля — см. ЛН-2. С. 239).

С указанием автора и впервые в рус. переводе (с правкой первых страниц И. С. Аксаковым) — РА. 1886. № 5. С. 35–51 со следующим комментарием П. И. Бартенева: «Во Французском подлиннике эта статья Ф. И. Тютчева озаглавлена: “La papauté et la question romaine au point de vue de Saint-Pétersbourg”. Статья писана для иностранцев, и нам кажется, что сочинитель, если бы писал по-русски, озаглавил бы ее так, как сделано в Русском нынешнем переводе. И то сказать, что 36 лет назад меньше было разницы между выражениями “Русская” и “Петербургская” точка зрения ‹…› Самостоятельное и веское слово Тютчева было одним из достопамятнейших проявлений русской мысли перед Западной Европою, и вот почему Р. Архив считает долгом своим познакомить с ним читателей» (РА. 1886. № 5. С. 33). В Изд. СПб., 1886 опубликован фр. текст (с. 546–571), ставший вместе с переводом (с. 461–487) источником для Изд. 1900 (с. 493–518 и 577–602), Изд. Маркса (с. 307–324 и 352–363) и для репринтного издания фр. и рус. текстов — Тютчев Ф. И. Политические статьи. С. 51–77 и 135–158, а также для издания в рус. переводе — Тютчев Ф. Русская звезда. С. 284–301; Тютчев Ф. И. Россия и Запад: Книга пророчеств. С. 37–63; в другом переводе — ПСС в стихах и прозе. С. 409–424.

Печатается по Изд. СПб., 1886. С. 546–571 (на фр. яз.).

Расхождения между первой публикацией и Изд. СПб., 1886 заключаются в разном членении абзацев, разбивок внутри отдельных предложений и в соответствующих пунктуационных изменениях. В первой публикации, в отличие от последующих, слова «christianisme», «église», «catholicisme», «protestantisme», «papauté», «pape», «état», «empereur», «révolution», «réforme, «unité» и ряд других, характерно начинавшихся в текстах Тютчева с прописной буквы, печатаются со строчной.

Статья, озаглавленная первоначально «La Papauté et la Question Romaine» («Папство и Римский вопрос») и законченная 1/13 октября 1849 г., в плане трактата «Россия и Запад» и в списках носит заглавие «La Question Romaine» («Римский вопрос»). Она вызвала наиболее оживленный, широкий и длительный интерес не только проблематикой, сопряженностью в ней религии и политики, «вечных» и «текущих» вопросов, но и тем, что была опубликована в одном из самых популярных европейских журналов RDM. Основанный в конце 1829 г. как литературное и туристическое издание, он вскоре стал активно печатать политические материалы и превратился в рупор Июльской монархии, ее короля Луи Филиппа в борьбе против притязаний легитимистов, республиканцев и социалистов. Число подписчиков неуклонно росло, и хотя февральские дни 1848 г. внесли смятение в сознание главного редактора Ф. Бюлоза и его сотрудников, RDM продолжал придерживаться своеобразного сочетания принципов либерализма и конституционной монархии, одобрив репрессивные действия кабинета Л. Э. Кавеньяка. «Цель Франсуа Бюлоза заключалась в том, чтобы сделать из журнала антиреволюционное знамя, объединить вокруг себя верных и ностальгирующих сторонников свергнутой монархии» (Broglie Gabriel de. Histoire politique de la Revue des Deux Mondes. P., 1979. P. 67). Борьба с республиканскими и социалистическими идеями, защита деловых людей и крупных собственников, критика популярных «социальных теорий» как «устаревших мечтаний», поддержка запретительных мер против политических клубов, сомнение в необходимости неограниченного и всеобщего избирательного права, беспокойство перед исчезновением традиционных и моральных ценностей, понятий долга и чувства семьи, перед издержками безбрежной свободы печати и другие подобные темы и мотивы звучали в RDM. Антиреволюционный пафос статьи не мог не привлекать редакцию. Однако критика Тютчевым современной западной цивилизации и ее католических истоков никак не совпадала с позицией журнала.