Злые чары Синей Луны - Грин Саймон - Страница 94

— По-моему, выбор у нас невелик, — сказал Хок. — Сначала — врата. Если мы это переживем, может, нам удастся заставить его закрыть Трещину и остановить нарастание Дикой магии.

— Это очень большие «если» и «может быть», — заметила Фишер.

— Не важно, — сказал Ламент. — Идем к вратам. От этого зависит все, во что мы верим.

— Мы все погибнем, — предрек Сенешаль. — Я точно знаю.

— Один последний вопрос, — обратилась Фишер к Жареному. — Что сталось с участниками предыдущих экспедиций сюда? Почему мы их не видели?

Жареный широко ухмыльнулся:

— Я их съел.

Чтобы спуститься вниз, им пришлось преодолеть весь путь наверх. Врата в Грeзу располагались на самой верхушке Собора, а добраться туда можно было только по узкой лестнице, вырубленной прямо во внутренней стене галереи. Она вилась все вверх и вверх, через все множество этажей и уровней храма, и заканчивалась в цельнозолотом шпиле на самой вершине.

Жареный повел их осматривать лестницу, улыбаясь их растерянности. Ширина ступеней не превышала восемнадцати дюймов, выступали они прямо из стены, а перила отсутствовали. От все увеличивающейся пропасти верхолазов отделяла только толща не самого свежего воздуха. Жареный указал путь объятым пламенем пальцем, и его спутники едва не свернули себе шеи, безуспешно пытаясь разглядеть потолок нефа, теряющийся в невообразимой вышине над ними.

— Сколько здесь еще этажей? — спросил Хок, борясь с внезапным приступом головокружения.

Он испытывал иррациональное и крайне неприятное ощущение, что в любой момент гравитация может снова поменять полярность, ноги оторвутся от пола, и он начнет падать прямо на потолок. Глаза у него начали стекленеть, и ему пришлось отвести взгляд. Фишер незаметно взяла его под руку.

— Больше, чем вы можете представить без ущерба для вашего спокойствия, — ответил Жареный.

— Сколько времени потребуется, чтобы добраться до вершины? — спросила Фишер.

— Кто знает? Раньше никто так высоко не забирался. Помимо опасностей самого восхождения, ибо это должно было стать паломничеством, мне, думаю, следует вас предупредить: в моем Соборе есть ужасы и чудеса — загадки и тайны, каких вы не видели ни наяву, ни во сне.

— Не делай на это ставку, — сказал Хок. — Мы с Изабель бывали и там, и там.

— Верно, — согласилась Фишер.

— Кто пойдет первым? — спросил Сенешаль, с неудовольствием оглядывая узкие ступени. — Обычно веду я, но без моего дара…

— Можете следовать за мной, — предложил Жареный. — Никто не знает местную топографию лучше меня.

— Вот потому-то ты первым и не пойдешь, — отрезал Ламент. — Ты можешь умышленно завести нас в опасное место, просто ради удовольствия посмотреть, как мы сражаемся за свою жизнь. Первым пойду я.

— Не думаю, — подал голос Хок. — Не хочу тебя обидеть, Пешеход, но ты сам говорил, что утратил большую часть своих сил. Если мы наткнемся на какую-нибудь дрянь, идущему впереди придется принять на себя первый удар. Ты, может, и подрастерял свою силу, но мой топор по-прежнему при мне. Так что первым пойду я.

— А я сразу за тобой, — немедленно встряла Фишер. — Сенешаль, вы за мной.

— Не возражаю идти замыкающим, — предложил Жареный.

— И этого я тебе не доверю, — сказал Ламент. — Кто знает, что ты можешь затеять у нас за спиной? Нет, ты пойдешь следующим, а замыкающим буду я. И если мне только покажется, что ты замышляешь предательство, я скину тебя вниз.

— О маловерные, — лицемерно посетовал Жареный. — Сколько цинизма в святом человеке.

И они начали восхождение по узкой лестнице, крепко прижимаясь правым плечом к стене, чтобы не сползать слишком близко к открытому краю. Ступени были вытесаны из цельного мрамора, бледного и безупречного. Они неприятно напоминали Хоку торчащие из стены зубы. Расстояние между ступеньками было как раз таким, чтобы напрягать и утомлять ноги, и принц тщательно выверял темп. Неизвестно, сколько привалов они смогут сделать. Группа медленно двигалась вдоль внутренней стены галереи, стараясь не слишком часто оглядываться на все увеличивающийся провал. Он притягивал глаза, почти физически отрывая их от стены. Хок твердо зафиксировал взгляд на ступеньках прямо перед глазами и рекомендовал остальным поступить так же.

Жареный шел один, держась на безопасном расстоянии от Сенешаля впереди и Ламента позади, ибо его пламя было слишком жарким, чтобы выносить его близость. Боль мучила его сильнее, когда он не имел возможности отвлекать себя разговорами. Время от времени ему приходилось останавливаться и обхватывать себя руками. Он оставлял черные, липкие следы на бледных ступенях. Ламент наблюдал за всем этим и тихо переживал. Не раз он обрекал злого человека гореть в аду за причиненные им страдания, но непосредственное лицезрение адских мук удручало. Даже после всего содеянного Жареным Ламент его все-таки чуточку жалел.

Они все карабкались и карабкались, словно ползущие по стене насекомые, и огромный сводчатый потолок постепенно выступал перед ними из мрака. Его покрывало огромное сплошное изображение голубого неба и облаков, почти невыносимо реальное.

Они остановились на первый настоящий привал. Осторожно уселись на ступени, прижавшись плечами к стене. Никто пока по-настоящему не выдохся, но уже чувствовалось напряжение в мышцах спины и ног. Путники старались не думать о том, сколько еще идти и что ждет их впереди, когда они доберутся до цели. Одно дело — проявлять героизм и уверенность в своих силах, стоя на твердом полу галереи, и совсем другое — сидя на узкой ступеньке над провалом, в который и заглядывать-то не хочется.

Хок позволил страху течь сквозь себя и наблюдал за процессом как бы со стороны, признавая существование человеческих слабостей, но не позволяя им овладеть собой. Он уже делал так прежде. Затем его посетила новая мысль, и он посмотрел на Жареного:

— Ты зачем звонил в колокол?

— Я не звонил.

— Кто-то делал это. Все в замке слышали.

— Здесь нет колокола, — сказал Жареный. — Только звук колокола. Это набат. Часть оригинальной конструкции Собора. Он предназначен для предупреждения окружающей местности о надвигающейся опасности. Я создал целую сигнальную систему — пока еще был святым дурнем. Она до сих пор работает, вопреки моей воле.

— Погоди, — не поняла Фишер. — Откуда берется звон, если нет колокола, чтобы его издавать?

— Магия, — объяснил Хок.

— У меня от нее уже голова болит. Что-то должно производить исходный звук, разве не так?

— Воспринимай сие, как гимнастику для ума, — посоветовал Сенешаль. — Наподобие хлопка одной ладонью. Классическая религиозная загадка без очевидного ответа.

— Именно, — поддержал Жареный, оглядываясь на Ламента. — Сколько ангелов могут танцевать на кончике иглы, святоша?

Ламент улыбнулся:

— Зависит от мелодии.

Жареный фыркнул, а потом ударил пылающей рукой по стене, словно пытаясь отвлечься от боли.

— Я многое вложил в этот Собор. По большей части все это забыто за столетия. Что он может? Что в нем содержится? Никто теперь не помнит тех невинных людей, которых силой заставили его строить. Забыты материалы, против воли реквизированные у хозяев. Кто назовет имена несчастных крестьян, согнанных с их земли, чтобы возвести Собор на наиболее подходящем месте.

— Очередная ложь, — бесстрастно отметил Ламент. — Все происходило совсем не так. Я читал старые отчеты в церковных библиотеках. Люди пускались в путешествие за много миль, только чтобы поучаствовать в таком грандиозном проекте. Никого не принуждали к этому. Все материалы поставлялись добровольно, для вящей славы Господней. Все знали, что из дурных начинаний не вырастет ничего хорошего. Собор должен был стать местом радости и прославления Бога, и ни малейшего пятна не должно было пасть на его создание.

Жареный рассмеялся:

— Ладно, может, я и преувеличил. Вами порой так легко манипулировать! Однако не следует верить всему прочитанному в церковных библиотеках. Историю всегда пишут победители.