Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения, не вошедшие в сборники

Набоков Владимир Владимирович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения, не вошедшие в сборники - Набоков Владимир Владимирович - Страница 4

Изменить размер шрифта:

ТИХАЯ ОСЕНЬ

У самого крыльца обрызгала мне плечи

Протянутая ветвь. Белеет небосклон,

И солнце на луну похоже, и далече,

Далече, как дымок, восходит тонкий звон,

Вон там, за нежно пожелтевшим

Сквозным березняком, за темною рекой…

И сердце мягкою сжимается тоской,

И, сетуя, поет, и вторит пролетевшим

Чудно-унылым журавлям,

За облаками умолкая…

А солнце круглое чуть тлеет; и такая

Печаль воздушная блуждает по полям,

Так расширяется, и скорбно, и прекрасно,

Полей бледнеющая даль,

Что сердцу кажется притворною, напрасной

Людская шумная печаль.

"Был крупный дождь. Лазурь и шире и живей…"

Был крупный дождь. Лазурь и шире и живей.

Уж полдень. Рощицы березовой опушка

И солнце мокрое.

Задумчиво кукушка

Считает золото, что капает с ветвей,

И рада сырости пятнистая лягушка,

И тонет в капельке уродик-муравей,

И скромно гриб стоит, как толстый человечек,

Под красным зонтиком, и зыблется везде

Под плачущей листвой сеть огненных колечек,

А в плачущей траве — серебряной звезде

Ромашки — молится неистово кузнечик,

И, по небу скользя, как будто по воде,

Блистает облако…

РОДИНА ("Как весною мой север призывен!")

Как весною мой север призывен!

О, мятежная свежесть его!

Золотой, распевающий ливень,

А потом — торжество… торжество…

Облака восклицают невнятно.

Вся черемуха в звонких шмелях.

Тают бледно-лиловые пятна

На березовых светлых стволах.

Над шумливой рекою — тяжелой

От лазури влекомых небес —

Раскачнулся и замер веселый,

Но еще неуверенный лес.

В глубине изумрудной есть место,

Где мне пальцы трава леденит,

Где, как в сумерках храма невеста,

Первый ландыш, сияя, стоит…

Неподвижен, задумчиво-дивен

Ослепительный, тонкий цветок…

Как весною мой север призывен!

Как весною мой север далек!

МОЯ ВЕСНА

Всё загудело, всё блеснуло,

так стало шумно и светло!

В лазури облако блеснуло,

как лебединое крыло.

И лóснится, и пахнет пряно

стволов березовых кора,

и вся в подснежниках поляна,

и роща солнечно-пестра.

Вот серые, сырые сучья,

вот блестки свернутых листков…

Как спутываются созвучья

гремящих птичьих голосов!

И, многозвучный, пьяный, вольный,

гуляет ветер, сам не свой.

И ухает звон колокольный

над темно-синею рекой!

Ах, припади к земле дрожащей,

губами крепко припади,

к ее взволнованно звенящей,

благоухающей груди!

И, над тобою пролетая,

божественно озарена,

пусть остановится родная,

неизъяснимая весна!

"Как было бы легко, как песенно, как дружно"

Как было бы легко, как песенно, как дружно

мои моленья бы неслись,

когда бы мы в саду, во храме ночи южной

с тобой нечаянно сошлись.

Свет лунный по кустам, как лоск на мокрых сливах,

там серебрится средь полян.

Бестрепетны цветы. В аллеях молчаливых

медвяный, бархатный туман.

И ветерок вдали рождается, и вскоре

вздыхает жимолость во сне.

За кипарисами угадываешь море.

Чу! Море молится луне.

Скользит оно, скользит, сокрытой страстью вея,

и слышишь, и не слышишь ты,

и смутный мотылек, жужжа и розовея,

считает смутные цветы.

9. 7. 21.

ПЕТЕРБУРГ ("Так вот он, прежний чародей")

Так вот он, прежний чародей,

глядевший вдаль холодным взором

и гордый гулом и простором

своих волшебных площадей, —

теперь же, голодом томимый,

теперь же, падший властелин,

он умер, скорбен и один…

О город, Пушкиным любимый,

как эти годы далеки!

Ты пал, замученный, в пустыне…

О город бледный, где же ныне

твои туманы, рысаки,

и сизокрылые шинели,

и разноцветные огни?

Дома скосились, почернели,

прохожих мало, и они

при встрече смотрят друг на друга

глазами, полными испуга,

в какой-то жалобной тоске,

и все потухли, исхудали:

кто в бабьем выцветшем платке,

кто просто в ветхом одеяле,

а кто в тулупе, но босой.

Повсюду выросла и сгнила

трава. Средь улицы пустой

зияет яма, как могила;

в могиле этой — Петербург…