В зоне тумана - Гравицкий Алексей Андреевич - Страница 6

— Угрюмый, вы не спите?

— Не сплю, — буркнул я. — И меня тут один.

— Простите, а почему вы мне помогли?

Я промолчал. Что я мог ему сказать? Я мог бы долго вспоминать про парня, который вот таким же интеллигентным воспитанным Хлюпиком вылетел по глупости из вуза и попал под призыв. Вспомнить, как этот парень после учебки попал в Чечню, в которой к тому времени уже якобы не было войны. В телевизоре ее не было, а на самом деле… Но о том, что было на самом деле, никто не говорил. Я мог бы вспомнить, как этот парень вернулся оттуда, имея совершенно ненужные в мирной жизни навыки, привычку стрелять взглядом по крышам домов и окнам, и не понимая, не помня, как жить без чувства постоянной войны. Можно было вспомнить о том, что именно благодаря этому тот парень попал под суд, а потом в места не столь отдаленные. Не за преступление, а за то, что сильнее, чем требовалось, обработал одного ублюдка на улице. Суд даже принял это к сведению. Но срок, по гуманности своей, дал не тому, кто посреди улицы пытался отобрать чужое, а тому, кто, не отдав свое, сделал неудавшегося гопстопника калекой. Можно было вспомнить и срок на той зоне, и выход после того срока, и попадание в эту от безысходности. Можно было даже вспомнить, что у того парня было настоящее имя, а не угрюмое погоняло, но что это объясняло?

Расскажи я все это дурню Хлюпику, разве смог бы я объяснить то чувство, которое возникло, шевельнулось где-то глубоко, когда увидел его в баре «Сто рентген»? Я и себе-то это до конца объяснить не мог. Ностальгия, что ли? Или какое-то подсознательное желание человека, вляпавшегося в дерьмо, оградить от этого опыта того, кто стоит над кучей, занеся ногу для решающего шага?

— Угрюмый, вы меня слышите?

— Меня тут один, — сердито повторил я. — И перестань извиняться через слово, а то в грызло дам.

— За что?

— За лишние слова, — объяснил я неохотно. — Хочешь говорить, говори по делу. Не хочешь по делу, не засоряй эфир. Доступно?

— Вполне, — усмехнулась темнота. Вот зараза, он еще и веселится.

— Еще вопросы будут, или я могу поспать?

— А почему он Мунлайт?

— А почему я Угрюмый, тебя не интересует?

— Ну, это понятно, — заявил уверенно голос из темноты и осекся.

Ишь ты какой. С пониманием.

— А он тебе не объяснял?

— Объяснял что-то про мистера Мунлайта и американских контрабандистов-самогонщиков тридцатых годов, которых мунлайтерами называли. Но как-то неубедительно.

Я хмыкнул. Неубедительно. Мунлайта я узнал, когда он уже был Мунлайтом. Так что уверенности нет, но причин могло быть две, на мой взгляд. Когда Мунлайт уходил в себя и на чем-то сосредоточивался, он всегда начинал тянуть под нос песенку Криса Де Бурга «Мооnlight and vodka» [1]. Сколько помню, он частенько ныл это себе под нос. Он вообще был известен как человек умеющий насиловать гитару и петь под нее любое старье от Битлов до Кати Лель.

А еще рассказывали, что Мунлайт ненавидит песенку «Moonlight Shadow» [2] Майка Олдфилда. Говорят, что когда-то с ним в паре топтал зону один мелкий занудный осетинчик, который, зная об этом, неустанно подначивал Мунлайта и просил спеть ненавистную песенку. Так продолжалось, пока тот по пьяни не переломал ему ноги. С тех пор мелкого занудного никто не видел, а Мунлайт получил свое погоняло.

Как было на самом деле, я, честно говоря, не знал.

— Из-за любви к англо-американской эстраде, — собрал я оба варианта в одну кучу.

— Угу.

Темнота комнаты погрузилась в молчание. Но тишина была такой напряженной, что я понял — он хочет спросить что-то еще. Хочет, но не может. Не решается. Потому и спрашивает о чужих кличках и прочей ерунде, которая на самом деле его не интересует.

— Угрюмый, простите, а вы…

— По лбу дам, — сердито пообещал я.

— А вы… ты ведь сталкер? То есть тебя зона кормит? Я не ответил. На еврейские вопросы армянское радио не отвечает.

— Тебе деньги нужны?

Я молчал. Уже понял, к чему он клонит со своими риторическими вопросами.

— Я заплачу. У меня квартира есть в сталинской высотке. От деда осталась. Она прилично стоит. Я продам и заплачу. Правда. А ты отведи меня к Монолиту. Мунлайт сказал, что один туда не сунется. Обещал найти кого-нибудь в пару и проводить. Ты ведь можешь с ним в паре? Проводи меня, а?…

Он говорил все медленнее, пока совсем не потерялся. Но я знал, что он не спит, а ждет ответа. Ладно, зато теперь понятно, что за работенку хотел Мунлайт подсунуть.

— Я провожу тебя. Завтра. Причем бесплатно, — пообещал я.

И я не врал.

5

Проснулся я от дикого рева. Было темно, но темнота, кажется стала, чуть реже. Приближался рассвет. Под окном хохотали, травили байки и голосили под гитару. Чья была гитара, не знаю, а вот голос, который пел, я узнал сразу.

— Rape me, my friend. Rape me again, — надрывался Мунлайт.

Чертыхнувшись, я поднялся на ноги и подошел к окну. Внизу в сотне метров от стены игриво полыхал костерок. Рядом сидели Вася Кабан, тренькающий на гитаре Мунлайт и еще пара смутно знакомых сталкеров.

Чертов музыкант со всей дури зафигачил по струнам и заорал свое «Rape mе» на разные лады.

— Это что? — поинтересовался заспанный голос Хлюпика.

— Ты боялся, что у него сотрясение мозга? — проворчал я. — Было бы чего сотрясать. Петь оне изволят.

— А-а… — протянул Хлюпик. Странно как-то протянул.

Я щелкнул зажигалкой и посмотрел, чего там с ним. Ничего странного не было. Только заспанная рожа с отпечатком матраса на щеке, выставленная вперед рука и все тот же голос.

— Не светите…

— Нас здесь по-прежнему одна штука, — сказал я, но зажигалку потушил.

Мунлайт продолжал орать до хрипоты, причем от всей песни осталось два слова, которые со смаком перекатывались на разные лады.

— Это он по-английски? — спросил я у Хлюпика.

— Ага.

— И чего поет?

— Ну-у… — голос слегка замялся. — Опуская все подробности, просит, чтобы его изнасиловали.

— Всю песню? — Полезно, оказывается, знать буржуйские языки.

— Ага.

— А если не опускать подробности, — заинтересовался я.

Хлюпик помялся.

— Если не опускать подробности, то просит, чтобы его изнасиловали, в подробностях.

Я подхватил куртку, накинул на плечи. Хлюпик завозился активнее. Когда я забросил на плечо рюкзак, парень не выдержал.

— А ты куда?

— Пойду, — буркнул я. — Трахну его. Чего не нагнуть, раз так просит. Видишь, как надрывается человек.

Хлюпик не ответил, мекнул что-то нечленораздельное. Видимо, так и не понял, шучу я или нет.

— Ладно, — успокоил я его. — Вернусь скоро. Спи пока.

Койка жалостливо скрипнула. Я вышел.

Дверь на всякий случай запер. Не то чтобы я боялся за свое имущество, которого в комнате практически не осталось. А вот о неуместном моем госте, сочетающемся со здешними реалиями, как раскладушка с балдахином, стоило побеспокоиться. Проснется, пойдет куда, нарвется на кого со своим «простите-извините», и будет как вчера вечером с Васей Кабаном.

Я спустился вниз, проскочил через притихший бар. Сейчас здесь было значительно меньше народу. Просвистав мимо охранника, поднялся наверх и потребовал оружие. Карауливший стволы мужик подозрительно сощурился.

— Слышь, Угрюмый, а у тебя «калаша» вроде не было.

— Не было, теперь есть, — пожал я плечами.

Он протянул АК. Я схватился за цевье, но он не отпустил. Придерживая «калаш», пристально посмотрел мне в глаза. Что за манера пошла в зенки мне пялиться?