В зоне тумана - Гравицкий Алексей Андреевич - Страница 47

Мун замолчал. Травинка дернулась пару раз и замерла в наклоненном положении. Со стороны было похоже, что он заснул. Дыхание ровное, лежит, не шевелится. Даже веки не дергались и ресницы не дрожали, как бывает у тех, кто притворяется спящим. Но я знал, что оц не спит.

— Так а птицы-то при чем? — не понял Хлюпик.

— А птицы умнее, — снова шевельнулась травинка. — Их ничего не держит, и любопытства глупого у них нет.

А если и есть, то инстинкт самосохранения работает лучше. Так что птицы подорвались и улетели от всего этого безобразия подальше.

— Ну а звери чего тогда не убежали?

Мунлайт резко сел и посмотрел на Хлюпика, как на идиота.

— На своих двоих, пусть даже четырех, далеко не убежишь, — объяснил он. — И потом, у животных тоже свои норы есть.

Складно балаболит, но это только теория. У птиц ведь тоже и гнезда, и любопытство присутствуют. И с людьми не прав. У меня вот тут никакого якоря не было, и любопытство меня не глодало. Однако же я в зоне. И потом…

— Птицы в зоне есть, — ляпнул-таки я. — Сам видел.

— А что птицы? — пожал плечами Мунлайт. — Ну да, летают, бывает, видали, но ни одного гнезда я в зоне не видел…

Я не хотел спорить, а потому просто замолчал. Вот только Хлюпик, видимо, тоже думал в схожем со мной направлении.

— А почему обязательно любопытство? — поинтересовался он. — И про дурь не согласен. Я вот…

— Ты вот, — кивнул Мун, — сидишь здесь, у черта на рогах, а мог бы у себя в сталинской квартирке на диване книжечку листать и жизни радоваться. Вот чего тебя сюда занесло?

— Я не из любопытства. Я… Мне надо, — взвился Хлюпик. — А тебя вот чего сюда занесло?

Мун окаменел, как громом пораженный. Глаза его на какую-то долю секунды сузились, стали злыми, будто Хлюпик своим невинным вопросом переступил черту дозволенного. Но уже в следующее мгновение он взял себя в руки.

— И мне надо, — ответил как ни в чем не бывало. — Только все равно это все дурь. Просто сначала ты суешь нос, куда не надо, а потом его прищемляют и тебе уже никуда не деться. Ты вот думаешь, что волен уйти из зоны? Хрена лысого, она тебя уже сожрала с потрохами. Ты уже сунул сюда свой любопытный нос, и его прищемили. А ты, глупыш, и не заметил.

Мунлайт растекся в гнусной ухмылке. Травинка покачивалась в такт легким движениям челюстей. А потом морду Муна перекосило, он сплюнул и схватился за челюсть. Травинка спикировала вниз и затерялась среди еще живых и растущих себе подобных.

Я с удивлением смотрел на сталкера. Чего это он? Мун тем временем раззявил варежку и, запустив туда чуть не всю пятерню, принялся ощупывать передний зуб.

— Ты чего? — заволновался Хлюпик.

Вместо ответа Мун вынул пальцы изо рта и демонически ухмыльнулся. Еще недавно ровный ряд зубов светил небольшой, но заметной чернеющей дырой. От переднего верхнего у сталкера откололся кусок размером с третью часть. Доигрался.

Хлюпик тоже, кажется, заметил. Во всяком случае, спрашивать больше не осмелился.

— Твою мать. — Теперь Мун теребил сколотый зуб не пальцами, а кончиком языка.

Интересно, чего это за трава такая, что об нее можно зубы сломать? Может, поискать и Сахарову отнести? Готов поспорить, что он с такими штуками еще не сталкивался. Правда, он не ботаник и даже не биолог.

— Тебя предупреждали, что это опасно для здоровья, — поддел я.

— Да пошел ты, — огрызнулся Мун. — Накаркал? Молодец, возьми с полки пирожок. Там два, твой — посередине.

— Так это он об травинку? — выпучился на меня Хлюпик.

Я не ответил. Трава здесь тоже ненормальная. И если по теории этого беззубого, то растительность — другая форма крайности. Птицы улетели, потому что не могли остаться. Трава, кусты и деревья остались, потому что не могли улететь. А остальные… Остальные ушли, пришли или остались, в зависимости от собственного трезвомыслия. Если подходить с точки зрения здравого смысла, то мы трое, как и все прочие, живущие здесь, — ненормальные.

Хотя личностный фактор тоже отрицать нельзя. Вот я, например… А что я?

Нет, все-таки прав Мун, существование в таком паршивом месте — дурь. Чем бы она ни была продиктована.

16

Пейзажи становились все более пустынными и жутковатыми. Если южную часть зоны отчуждения освоили военные, ученые и сталкеры, то на север лезть не торопились. Дорога сюда считалась закрытой, даже несмотря на сказки про Монолит, группировку с аналогичным названием, сказочные артефакты. Есть такие места, в которые не полезешь даже за миллиард баксов. Риск хорош, когда точно известно, чем и за что рискуешь. В походе на север ты рискуешь жизнью. Причем шансов на выживание у тебя меньше процента. А шансов получить сказочное богатство или добраться до исполнителя желаний и того меньше. Может, и вовсе нет. Никто ж не знает, есть ли Монолит на самом деле.

В связи с этим возникает вопрос: какого ляда я здесь делаю? Хлюпик поперся на север, потому что понятия не имеет, что это значит. Мунлайт — авантюрист, которого тянет жажда наживы. А я? А я дурак, потому что вбил себе в голову, что кому-то чем-то обязан.

«А разве нет?» — шевельнулось что-то внутри.

Может, и обязан. Но самое главное, терять мне нечего.

Скажешь тоже, одернул я сам себя, вспомнив про заначку на новую жизнь. Обычно такие суммы хранят в банке где-нибудь в Швейцарии, а не в… практически у всех на виду. С другой стороны, обычно обладатели таких сумм знают, что с ними делать. А у меня нет никаких мыслей по этому поводу. Можно, конечно, уехать куда-нибудь ближе к экватору. На Кубу, в Таиланд или на какие-нибудь острова и жить там в свое удовольствие. Только какое там может быть удовольствие? Что я там стану делать? Трахать туземок и заливаться грошовым пойлом, пока не сдохну от цирроза и сифилиса. Хорошая перспектива, только с тем же успехом я могу пить и здесь. Периодически выходя в зону на промысел, чтобы хоть чем-то заниматься. При желании даже можно найти, с кем потрахаться.

Нет, лучше существовать здесь, в надежде, что когда-нибудь придумается некий смысл жить дальше, чем существовать там без всякой надежды.

А может, именно за этим я прусь к Монолиту? Ведь не только Хлюпик дойдет и загадает желание. Если дойдем, то все к Монолиту ломанемся. И тогда… А что тогда? Что я у него попрошу? Счастья? Новый смысл бытия? И, если предположить, что Монолит действительно существует и исполняет желания, что я смогу получить после такой просьбы на самом деле?

За хмурыми мыслями я прозевал тот момент, когда они появились. А увидев, вздрогнул.

Собаки! Не думал, что слепые псы заходят так глубоко в зону. Они казались неотделимым атрибутом ее предбанника, но никак не сердца. Внутри все похолодело. Кажется, я уже видел этих собак. Именно этих, хоть это и отдавало бредом.

— Эй, Мунище, — негромко позвал я.

Мунлайт не остановился и не обернулся. Зато Хлюпик тут же завертел башкой.

— Еще раз так назовешь, — пообещал сталкер, не оборачиваясь, — и я тебя пристрелю, хрен унылый.

В другой раз я бы поспорил, но сейчас мне было не до этого.

— Сзади справа, — бросил я.

Он не остановился, даже темпа не сменил. Только кинул беглый взгляд в указанном направлении.

— Хлюпик, хорош вертеться, — посоветовал новичку и добавил уже мне: — Пальни разок, разбегутся.

Я скосил глаза на собак. Стайка была уже штук в шесть. Псы держались группой, следовали четко за нами и сохраняли дистанцию. Они вели себя так, словно ими кто-то управлял. У собак никогда не хватило бы мозгов так себя вести. И что-то мне подсказывало, что выстрелом их не напугаешь.

Никогда не любил собак. Тех, что шастают без присмотра. Я не знаю, чего от них ждать. Тупые, злобные и непредсказуемые. А местные и того хуже. Вообще собаками их назвать можно с большой натяжкой. Помесь рахитичной овчарки, слепой борзой и линялого дикобраза, подцепившего стригущий лишай.

Зона вносит свои коррективы. Все, что здесь выживает, становится странным, искореженным, жутким. При этом невероятно выносливым. Выживают хоть покалеченные, но сильнейшие. И, сталкиваясь с ними, ты сталкиваешься с ночным кошмаром. Столь же ужасным и непобедимым. Вот только проснуться от этого кошмара нельзя.