Охотник за смертью: Восстание - Грин Саймон - Страница 73

— Он сам меня нашел.

— Он что… помнит тебя?

— Не совсем. Он меня узнал. Все хайдены узнают нас с тобой. Это часть их программы. Но Тобиаса Муна больше не существует. В нем ничего не осталось от человека, которого мы знали. Ладно, невелика потеря. Мы никогда не были близкими друзьями.

Оуэн молча кивнул. Он не хотел смущать Хэйзел, напоминая ей, что она только что разыскивала Муна в этом городе, куда ни один нормальный человек не вошел бы без ружья за плечами. Хэйзел считает себя очень жесткой. Она не обрадуется, если кто-то в этом усомнится.

— Что это за фляжку он тебе дал? — спросил Оуэн, чтобы сменить тему.

— Не будь таким любопытным, аристократик. Это мое дело. Пойдем! Нас ждут, забыл?

«Женщины!» — подумал Оуэн. К счастью, у него хватило ума промолчать. Значит, она заварила всю эту кашу ради каких-то эмоций. Хэйзел д'Арк, видите ли. Суровый пират с сердцем из твердого камня. А ведь попробуй скажи ей, что это не так!

Он жестом предложил Хэйзел идти вперед и сам последовал за ней. Теперь они шли к выходу из города хайденов. Никто из попадавшихся им по дороге «измененных» даже головы не поднял, чтобы на них взглянуть.

— Им придется немало потрудиться, чтобы привлечь сюда туристов, — заметила Хэйзел. — Ни баров, ни вывесок, да и воздух какой-то мерзкий.

— Что есть, то есть, — согласился Оуэн. — Может, им стоит зоопарк завести?

— Сомневаюсь, — кисло сказала Хэйзел. — Они же людей в клетки напихают.

Она замолчала, а потом покосилась на Оуэна.

— Слушай, а тебя не беспокоит, что они такие милые и разумные? Я хочу сказать, что эти люди, если их можно так назвать, были когда-то официальными врагами человечества. И если человек встречал хайдена, больше он уже никого не встречал. Почему они помогают нам с восстанием? Зачем оно им?

— Вероятно, хотят чтобы люди перебили друг друга. Старый добрый принцип — разделяй и властвуй. Они помогут нам развалить Империю, а сами в это время будут набираться сил. Придется все время следить за ними — чтобы не стали слишком сильными и не ударили нам в спину. Но без них нам не справиться, Хэйзел. Кто еще сможет противостоять имперским армиям?

— А что, если они просто приглядываются к нам? Побудут с нами, пока не нащупают слабые места, а потом как ударят!

— Тогда нам с тобой придется спасать положение, — спокойно ответил Оуэн. — Такая у нас работа, помнишь? Мы же герои.

— Ага, — мрачно сказала Хэйзел. — Герои.

На борт «Последнего Оплота» они прибыли самыми последними. Зал собраний у Жиля был огромным. Больше, чем такой же зал в родовом замке Оуэна на Виримонде. И зал этот был сейчас полон — не людей, конечно, а голографических проекций. Но голограммы с виду не отличить от настоящих людей, а болтают они так же громко. Все, кто был заинтересован в результатах восстания, сочли нужным прислать сюда свои образы, чтобы не упустить ничего важного. Хэйзел и Оуэна быстро оттеснили куда-то к стене. Впрочем, Оуэна это ничуть не расстроило. Он хотел сначала оглядеться и понять, в чью пасть он собирается совать голову. Покрутив головой, он не заметил в этом море лиц ни одного знакомого. Многие выглядели растерянными — вероятно, их ошарашили размеры зала. Оуэн улыбнулся. Пусть скажут спасибо, что оказались здесь, а не в городе хайденов — те очень приглашали провести собрание у них. Правда, повстанцы быстро отказались от этой идеи, сказав, что в городе им слишком неуютно. Лидеры будущего восстания мало в чем соглашались между собой, но идею города отвергли единодушно. Громче всех возражал Жиль. Он был убежден, что хайдены не просто восстанавливают город, но делают с ним что-то такое, чего людям никогда не понять. В любом случае все были уверены, что «измененных» и будущих спонсоров следует держать на безопасном расстоянии друг от друга. Хайдены настояли на том, чтобы их представитель явился на собрание во плоти. И люди, уже по собственной инициативе, старались держаться от него подальше. Правда, это его нисколько не беспокоило. «Измененный» держал в руке бокал вина, которое не пил, и вежливо улыбался всем проходящим. Человек счел бы такую улыбку неприятной, но для хайдена и она была большим достижением. Неужели он тренировался перед зеркалом?

Киберкрысы-хакеры Голгофы оказали собравшимся большую любезность, передав их образы через сотни промежуточных станций. Всякий, кто попытался бы проследить за этими бесчисленными отражениями, неизбежно запутался бы, не дойдя и до середины цепочки. Так что их вряд ли кто сумеет подслушать.

Многих привлекло сюда имя Джека Рэндома. Оно все еще было своего рода талисманом, хотя побед на счету легендарного профессионального мятежника было намного меньше, чем поражений. Сам Джек стоял в центре зала, окруженный кольцом почитателей. Он широко улыбался и каждому находил что сказать. Руби Джорни ни на шаг не отходила от Джека. Видно было, что она готова вцепиться в глотку каждому, кто подойдет к нему слишком близко. Надо сказать, вид Джека многих разочаровал. Жизнь изрядно потрепала легендарного мятежника. Многочисленные поражения, пытки, которым подвергли Рэндома в имперских застенках, — все это не могло не сказаться на состоянии его здоровья. Джека Рэндома в Империи знали в основном по тем рекламным плакатам, которые он сам распространял в дни своей молодости, а нынешний Джек не был похож на героя.

Это был маленький и тощий человечек лет, наверное, пятидесяти. Точнее сказать было нельзя, потому что выглядел он лет на двадцать старше своего возраста. Когда-то Джек был стройным и мускулистым, но теперь его можно было назвать разве что жилистым. Покрытые пигментными пятнами руки довольно сильно дрожали. Нет, на героя и легендарного воина Джек совсем не походил. Он выглядел глубоким стариком, которого вовремя не уложили в постель.

Зато спутница его буквально излучала угрозу. Ее темные глаза смотрели на всех с вызовом. Руби Джорни была лучшей на Туманном Мире охотницей за скальпами, а это не так-то просто. Большинство присутствующих старались держаться от нее так же далеко, как и от хайдена. Конечно, голограммам она ничем повредить не могла, а настоящие люди сидели дома, в безопасности, но стоило им только взглянуть на Руби, и они отводили свои образы подальше. Руби Джорни была невысокой и гибкой. Носила она костюм из черной блестящей кожи и поверх него — грязно-белую меховую накидку. На одном бедре ее висел меч, на другом — дисраптер, и ни у кого даже тени сомнения не возникало в том, что она знает, как с ними обращаться. Темные волосы Руби были коротко острижены, на бледном лице выделялись горящие черные глаза и свирепая улыбка.

Оуэн и Хэйзел неторопливо пробирались сквозь толпу, непрерывно раскланиваясь и улыбаясь. Труднее всего было создать впечатление искренности. Они старались не проходить через чужие образы насквозь, но в такой толпе это получалось плохо. Оуэн держался лучше — он все-таки был аристократом и давно овладел искусством дипломатии, то есть научился лгать с правдивым видом. У его спутницы это получалось существенно хуже, но она старалась. Хэйзел и в лучшие-то времена не отличалась общительностью, а в последние дни стала еще более резкой и раздражительной, чем обычно. Оуэн попытался было осторожно выяснить, что случилось, но получил в ответ лишь ледяной взгляд и предложение не лезть не в свое дело. Возможно, девушке просто не нравилось торчать на этой богом забытой планетке, вдали от цивилизации. Хэйзел любила комфорт и не лезла в политику. Ее вообще интересовали только жратва, выпивка и добрая драка.

Они с Оуэном наконец-то обошли полный круг и вернулись к небольшому буфету, который Жиль заботливо наполнил всевозможными напитками. Оуэн оперся рукой о буфет и вздохнул. Растянутые в улыбке губы болели от непривычного напряжения. Хэйзел взяла из его рук большой бокал вина и обернулась посмотреть на толпу.

— Ты хоть кого-нибудь здесь узнал? — спросила она негромко. — Так противно изображать из себя невесть что перед незнакомой толпой…

— Кое-кого я знаю, — ответил Оуэн и вдруг замолчал, изумленно подняв бровь. Вино в бокале оказалось превосходным. Давно он не встречал такого букета. Похоже, у Жиля где-то спрятан великолепный винный погреб. Хэйзел осушила свой бокал залпом, как будто в нем был обыкновенный дешевый кларет. Оуэн поморщился, но продолжил как ни в чем не бывало: