Охотник за смертью: Судьба - Грин Саймон - Страница 28

— И вот еще одна проблема, — промолвил Гутман. — Похоже на то, что гренделиане избавляются от контроля со стороны Шаба и атакуют силы Искусственных Разумов с тем же ожесточением, что и наши. Поначалу мы решили, будто это нам на руку, но очень скоро выяснилась весьма неприятная деталь: подвластные нам гренделиане, которых мы использовали как ударную силу, выходят из-под контроля и обрушиваются на наши войска. Они становятся совершенно непредсказуемыми. Но сильнее тревожит другое: чудовища умнеют. Похоже, чем более жесткое воздействие оказывается на них извне, тем быстрее они адаптируются к изменяющимся условиям.

Обзорный экран опустел.

Члены Парламента переглядывались, но слова никто не просил: видимо, сказать было нечего. Гутман оглядел плотную толпу собравшихся и, остановив взгляд на Джеке Рэндоме и Руби Джорни, жестом подозвал их к себе. Они неторопливо направились к председательскому месту: люди поспешно расступались перед ними. Рэндом и Руби привыкли к почтительному отношению, но неприкрытый страх был для них внове. Впрочем, Джорни, похоже, это пришлось по вкусу. Они остановились перед Элайей Гут-маном. Тот воззрился на них с высоты трибуны и со всей возможной важностью, какую мог на себя напустить, промолвил:

— Итак, есть у вас какие-либо соображения по поводу увиденного?

— А что тут соображать? Без соображалки видно, что нам надирают задницы, — заявила Руби. — Нас превосходят и по численности, и по огневой мощи. А мы при этом используем устаревшую тактику. Либо мы пересмотрим наши действия, либо от всей этой хреновой человечьей Империи останется лишь пара строчек в учебниках истории Кого-то-Другого.

— Ты, Руби, как всегда, чертовски дипломатична, — проворчал Рэндом. — Но, впрочем, совершенно права. Дураку понятно, Гутман: человечество не в состоянии вести войну на стольких фронтах одновременно. Теоретически мы способны разгромить любого отдельно взятого противника, возможно, даже ИРов с планеты Шаб. Но когда наши флотилии рассеяны по всему освоенному космосу, на сколь бы то ни было значимые результаты рассчитывать не приходится. Единственный наш шанс — заставить одних наших врагов сражаться против других.

— Мы работаем над этим, — заявил Гутман. — А пока нам требуется секретное оружие. Нечто достаточно мощное, чтобы компенсировать понесенные потери и выиграть драгоценное время для разработки новой тактики.

— Ты опять говоришь о «генераторе тьмы», — прервал его Рэндом. — А мой ответ по-прежнему тот же — «нет». Бывают лекарства опаснее самого недуга.

— Может быть, Рэндом, ты дашь мне закончить? В данном случае я имел в виду не «генератор тьмы», а тебя и Руби Джорни. До сих пор силы, дарованные вам Лабиринтом, превосходили все, что могли противопоставить человечеству враги. Поэтому, если вы согласитесь стать защитниками Империи, Парламент готов объявить вам амнистию и оставить вас без наказания за кровавые преступления, совершенные на планете Локи.

— Говорить «вы» в данном случае не стоит — все приказы отдавал я, и вся ответственность лежит на мне, — отозвался Рэндом. — Что же до амнистии, то я нахожу это предложение бессмысленным. Я не только не считаю содеянное мною на Локи преступлением, но и горжусь тем, что было сделано. Но, хотя я чертовски не люблю соглашаться с тобой в чем бы то ни было, одно твое утверждение, безусловно, соответствует действительности. Мы вам нужны. Позарез нужны. Вмешательство прошедших Лабиринт может изменить соотношение сил, а теперь, после гибели Оуэна Охотника за Смертью и Хэйзел д'Арк, из прошедших Лабиринт людей остались только мы. И долг предписывает нам использовать свои силы для защиты человечества.

— Погоди, погоди, — проворчала Руби, отводя Рэндома чуть в сторону. — Что это еще за «наш», «нам» и все прочее? Говори за себя. Лично я никому ничем не обязана, обетов не приносила и никакого такого «долга» за собой не признаю. Только этого мне не хватало!

— Ты хочешь сказать, что не желаешь воевать со всякой нечистью? — спросил Рэндом, обернувшись к ней.

— Не мели чушь, как это не желаю? Чтобы я, да не желала подраться? Просто мне охота, чтобы меня об этом попросили. Вот и все.

— Слушай, я тебя непременно попрошу, только попозже. За хорошей выпивкой. А сейчас просто делай как я: кивай, улыбайся в нужных местах, а сама, пока мы тут с Гутманом толкуем, поразмысли над тем, какая тактика могла бы оказаться эффективной в борьбе против всей этой напасти.

— А почему мне самой нельзя пообщаться с Гутманом?

— Потому что ты, не пройдет и двух минут, вспылишь. А вспылив, прикончишь его самым ужасным образом.

— Хм.. , а ведь верно.

Неожиданно снова ожил обзорный экран. Гутман нахмурился, прислушиваясь к своему имплантированному коммуникатору, а потом сказал:

— Мы получили прямое сообщение с… Вирджил-П1, последней планеты, пораженной новым поветрием. Этот мир подвергнут карантину: ни одному кораблю не позволено спускаться с высокой орбиты. На планету сброшены информационные зонды, и мы можем собственными глазами увидеть, что там происходит.

Автоматизированные зонды сканировали улицы города, некогда населенного людьми. Воздух дрожал от нечеловеческих криков, воплей и стонов. Транспорт не действовал, хотя некоторые автоматизированные механизмы продолжали теперь бессмысленную работу. Из окон домов, подожженных самими жителями, валил густой черный дым. А на улицах бегали, ковыляли и ползали чудовища. Существа, когда-то бывшие людьми, но более ими уже не являвшиеся. Недуг трансформировал мужчин и женщин в неких гротескных уродов с искривленными костями и растянутой кожей. У многих появились странные, неизвестного назначения, наружные органы — некие черные, пульсирующие наросты. Удлиненные черепа венчали изогнутые рога с паутиной поблескивающих нейронов. Конечности приобретали по три, а то и по четыре сочленения. Человеческое начало, по неизвестной причине, оказалось полностью подавленным. Между домами копошились многоногие чудища с фасетчатыми глазами насекомых, терзаемые нечеловеческим голодом и желаниями.

Они рычали, пускали слюни и издавали невнятные возгласы, и звуки эти порой выходили за пределы диапазона человеческого восприятия. Иногда из какого-нибудь темного переулка выныривало длинное щупальце: оно хватало висящий в воздухе информационный зонд и крушило его.

Увы, превращение людей в монстров представляло собой лишь первую, не самую ужасную стадию развития кошмарной болезни: за этим следовало разжижение. Тела утрачивали структуру и форму, превращаясь в комки студенистой протоплазмы. На заброшенной планете уже имелись целые города, где не двигалось ничего, кроме больших и малых луж да ручьев аккумулированной слизи: все население превратилось в некое подобие гигантских амеб.

Страшный недуг был неизлечим: заболевшего ждало неизбежное превращение в желе. Найти способ лечения не представлялось возможным — ни у кого не было ни малейшего представления относительно происхождения, природы и способа распространения трансформационной чумы. Единственной действенной мерой являлся планетарный карантин, которому к настоящему моменту пришлось подвергнуть уже семь планет. Их население оказалось брошенным на произвол судьбы. Волонтеры, пытавшиеся поначалу оказывать несчастным помощь, оставаясь под защитой непроницаемых энергетических экранов, ничего не добились. А сами по большей части посходили с ума. Чума появлялась спонтанно, без видимой причины, без явных переносчиков. И в отсутствие связи с одним из уже зараженных миров. Единственное, с чем можно было сопоставить это явление, это с нанотехнологией. Индивидуальные машины размером с молекулу могли восстанавливать живой организм. В теории это представлялось возможным, но было настолько опасным, что не применялось на практике даже в старой Империи.

Обзорный экран отключился, и монстры исчезли. Желающих высказаться не было. Кое-кого из присутствующих стошнило. Рэндом нахмурился.

— Думаю, все понимают: это нанотехнология.

— Несомненно, — согласился Гутман.