От первых проталин до первой грозы - Скребицкий Георгий Алексеевич - Страница 53

Я сразу же вскочил на ноги, глянул на дуб. Мой зонт, вывернутый вверх, беспомощно качался на сучьях. С огромным трудом я достал его оттуда. Весь он был перекорёжен, никак не закрывался. Кое-как я всё-таки его закрыл.

Счастье, что мама ничего не видела. Я крадучись пробрался в переднюю, поставил изуродованный зонтик на прежнее место и как ни в чём не бывало снял тёплую курточку.

«Боже мой, да она вся изорвана! Всюду клочья ваты торчат. Будто меня целая стая собак рвала». Ничего не поделаешь, придётся просить маму зашить. Но что ей скажешь, как я так изодрался? Открыть всю правду опасно — может очень рассердиться. Скажет: ещё руки-ноги переломаешь. Ну, придумаю что-нибудь.

Пришёл через часок в мамину комнату. Как можно ласковее прошу:

— Мам, зашей, пожалуйста, дырочку.

Мама только взглянула на меня, даже руками всплеснула:

— Кто ж тебя так изодрал? Всё лицо в царапинах! Подрался, что ли?

— Нет, я упал немножко.

— Упал?! — изумилась мама. — На что же ты так упал? На колючий куст?

— Да, там в саду кустик один, смородины…

Мама поглядела на мою куртку:

— Батюшки мои! И вся куртка в клочьях. Нет, это ты врёшь, что на куст упал. Сознавайся сейчас же, кто тебя так разукрасил!

В это время в комнату вошёл Михалыч.

— О-о-о! Хорош! — воскликнул он. — Как воронами весь исклёван. Где ж это ты умудрился?

Ничего не поделаешь, пришлось признаться.

К моему изумлению, мама не очень рассердилась. А когда я рассказал, как хотел пролететь над ней и поздороваться, даже рассмеялась.

И Михалыч веселился от души.

— Ах ты, горе-воздухоплаватель! — сказал он, потрепав меня по плечу. Выдрать бы тебя следует, вконец сломал мой зонтик. Ну, да не буду драть, пусть это Елизавета Александровна за меня сделает. Её, сам говоришь, особо просить не приходится.

Михалыч напророчил. Вечером, приготовляя уроки, я зазевался и нечаянно перевернул локтем чернильницу. И на клеёнку и на скатерть — всюду попало.

Бабка Лизиха пришла в ярость. В этот вечер я первый раз в жизни отведал линейки.

— С боевым крещением! — весело поздравил меня Коля, когда мы уходили домой.

— Спасибо. Желаю тебе завтра такой же удачи! — отвечал я.

Хоть в этот вечер сидеть за ужином на стуле было не очень удобно, даже просто больно, но я чувствовал себя героем: будто породнился и с Колей и с Борисом. Кроме того, я понял, что быть выдранным не так уж страшно, зато почётно в глазах товарищей, а ради этого стоит и потерпеть.

У ДЕТЕЙ НУЖНО ВОСПИТЫВАТЬ НЕ ТОЛЬКО УМ, НО И ЧУВСТВА

Это случилось примерно за месяц до зимних праздников. Однажды, после того как мы в школе позавтракали и уже вновь собирались засесть за свои занятия, бабка Лизиха неожиданно сказала:

— Заниматься сегодня больше не будем. Живо сдвигайте все столы к стенке, а стулья выносите в другую комнату.

Мы изумились: «Зачем это? Наверное, хочет убирать комнату к праздникам». Но спросить, конечно, никто не решился. Да и не всё ли равно? Главное, что учение на сегодня кончено, а это самое приятное! И мы с большим рвением принялись за работу. А сама Лизиха, сидя в сторонке на своём кресле, только руководила всем да изредка покрикивала:

— Борис, не сломай стула, неси осторожней, это тебе не мешок с мукой!.. Николай, зачем столько книг набрал?! Чтобы уронить всё? Держись у меня тогда!.. Митенька, не двигай этот стол, не надорвись, родной…

Но никто ничего не сломал, не уронил, Митенька не надорвался, всё обошлось благополучно. И через полчаса уже большая часть комнаты оказалась совсем свободной.

— Ну, теперь слушайте меня, — сказала Лизиха. — Скоро праздники. Вы все, наверное, пойдёте в гости, на ёлку. А что там будете делать?.. Ну, хоть гы? — Она ткнула пальцем в Бориса. — Что ты в гостях будешь делать?

— Не знаю, — засмущался тот.

— Как так не знаешь? Отвечай, а то худо будет! — прикрикнула Лизиха и потянулась к линейке.

— Пироги буду есть, — поспешно ответил Борис.

— Так всё время и будешь пироги лопать?

— И чай с конфетами пить, — добавил, улыбаясь, Боря.

— Потому ты такой и толстый, потому тебя линейкой и не пробьёшь, что всё время лопаешь… — оглушительно пояснила Лизиха. — Нет, ребята, в гостях не только лопать до упаду нужно, надо и развлекаться, надо уметь танцевать. Она сделала паузу и торжественно добавила: — Вот я вас сейчас и буду этому учить. Прежде всего мы разучим вальс. Ну, становитесь в пары. Каждый кавалер пусть выберет себе даму.

Мы стояли оцепенев.

— Ну, что же вы?

Никто не двинулся с места.

— Стесняетесь? Тогда я сама вам выберу. Борис, становись с Клавочкой. Николай, пригласи Ольгу. Юра, не прячься за дверь, бери в пару Соню…

В один миг все стали в пары. Ребят оказалось больше, чем девочек. Поэтому Лизиха велела оставшимся мальчикам стать в пары друг с другом.

Ах, как я позавидовал им! Я стоял рядом с Соней и чувствовал, что весь даже вспотел от страха перед предстоящим обучением. Танцевать я совсем не умел и очень стеснялся своей неловкости. А тут ещё нужно было при всех обнимать девочку и кружиться с ней по комнате. «Ну как ещё зацеплюсь за что-нибудь и упаду? — в ужасе думал я. — Уж лучше лишний час бы задачи решать, чем эта мука».

Расставив всех парами, Лизиха вошла в круг и немного приподняла юбку, из-под которой выглянули полосатые шерстяные чулки и стоптанные ночные туфли.

— Глядите на мои ноги! — приказала она. — Вальс танцуют в три такта. Раз — кавалер делает левой ногой шаг назад, два — приставляет другую ногу, три — плавный поворот на полкруга… Ну, девиц учить нечего, наверное, и так все умеют. Умеете?

Все девочки кивнули головами.

— Прекрасно. Начали!

Лизиха подошла к стоявшему в углу пианино и стала медленно наигрывать вальс «Лесная сказка», В это же время она громко считала:

— Раз, два, три… раз, два, три…

Мы сдвинулись с места и вразнобой, не в такт поползли вдоль стены.

От волнения и страха я уже не слышал ни музыки, ни счёта бабки Лизихи, а просто мелкими шажками семенил, вертясь вокруг самого себя. Соня делала что-то совсем другое и изо всех сил тянула меня куда-то вперёд. Я не поддавался. От напряжения Соня совсем запыхалась, раскраснелась, и у неё даже капельки пота выступили на лбу.

Я чувствовал, что с непривычки голова у меня начинает кружиться. «Сейчас наскочу на дверь и упаду! — в ужасе подумал я. — Господи, помоги, чтобы не упасть!»

Но в этот критический для меня момент вдруг раздался плачущий голос Клавочки:

— Борька, да что ж ты делаешь?! Лизиха оборвала музыку:

— Что такое? Что он делает?

— Все ноги мне истоптал! — сквозь слезы пробормотала Клава.

— Борис, ты что безобразничаешь?! — сурово прикрикнула бабка Лизиха.

— Я не безобразничаю, — тоже чуть не плача, отозвался Борис. — Я не умею танцевать. Лучше уж высеките, только отпустите.

— Высечь я тебя и так высеку! — сурово заявила Лизиха. — А танцевать ты у меня всё равно будешь.

— Ой, господи! — заплакала Клава. — Дайте хоть немножко ногам отдохнуть.

— Успокойся, — ответила бабка Лизиха, — больше тебя с ним танцевать не заставлю. Потанцуй теперь с Серёжей, а с Борькой я сама буду.

Она встала из-за пианино:

— Ольга, умеешь вальс играть?

— Я только один — «Две собачки»-умею.

— Ну, собачки так собачки. Только играй помедленнее. Борис, ко мне! приказала она.

— Не могу я, — засопел Борис, — у меня живот заболел.

— Это от пирогов, а не от танцев, — пояснила Лизиха. — Потанцуешь, всё внутри утрясётся и пройдёт. Иди, иди сюда, становись вот так… Теперь обними меня за талию.

— За какую? — забормотал Борис.

— Дурак! — Лизиха схватила Борькину руку и обвила ею вокруг своего необъятного туловища. — Вот это и есть у женщин талия. А теперь начали! Ольга, играй: раз, два, три… раз, два, три…

Мы снова задвигались. Но теперь двигаться было уже не так страшно никто ни за чем не следил, всё внимание было обращено на первую танцующую пару.