От первых проталин до первой грозы - Скребицкий Георгий Алексеевич - Страница 41

ЗА ДРОЗДАМИ

И вот наконец неделя кончается, наступает желанное воскресенье!

Собственно говоря, счастье заслуженного отдыха начиналось ещё в субботу, когда, отделавшись от уроков, мы приходили домой.

Как я полюбил эти тихие предпраздничные вечера. За окном лиловые осенние сумерки. Ветер слегка шумит в саду опавшей листвой, словно ведёт с кем-то спокойный, неторопливый разговор.

И, слушая его, с радостью вспоминаешь, что впереди ещё целый воскресный день, день отдыха Уже с вечера мы с Серёжей начинали обдумывать, как провести следующий день. Хотя особенно обдумывать было и нечего. Конечно, мы пойдём на охоту с монтекристо. Но всё-таки было приятно заранее поговорить об этом и наметить точный план, куда идти. Чаще всего местом наших воскресных охот бывал огромный, давно заброшенный сад на самом краю городка. Одним концом он выходил в открытое поле и отделялся от него неглубоким оврагом, сплошь заросшим орешником, черёмухой и прочими кустами. Другим концом он спускался по косогору к реке.

В старом саду, помимо совершенно одичавших яблонь и груш, росло много рябины. Была даже целая аллея из этих деревьев. Именно рябина и привлекала нас в этот чудесный, заброшенный всеми уголок. Осенью на неё слеталось несметное множество дроздов. Они целыми стаями с громкой трескотнёй носились над садом и перелетали с одной рябины на другую, общипывая ярко-красные ягоды.

Убить дрозда в нашем ребячьем представлении было пределом охотничьего счастья и торжества. Но это и действительно дело нелёгкое. Для того чтобы подстрелить из монтекристо птицу, к ней надо подойти довольно близко: шагов на десять — пятнадцать. А попробуй-ка подберись на такое расстояние к дрозду. Ведь это птица очень осторожная — чуть заметит, что к ней человек приближается, сейчас же затрещит, и поминай как звали.

Потому-то мы с Серёжей так и мечтали о такой трудной, но замечательно интересной охоте. Дрозды прельщали нас, конечно, и тем, что эта птица даже у взрослых охотников считалась вкусной дичью, и даже сам Михалыч нередко с охоты привозил застреленных им дроздов. Их жарили в сметане, и все ели с большим аппетитом.

Правда, ни мне, ни Серёже пока ещё ни разу не удалось застрелить дрозда, но мы всё-таки не теряли надежды.

Помню одно замечательное для меня, как начинающего охотника, воскресное утро в самом конце сентября. Осень стояла погожая, солнечная — настоящая золотая осень. В это утро мы с Серёжей встали пораньше, напились чаю и, взяв ружьецо, отправились в сад над речкой. Как там было хорошо! Даже Серёжа, не очень любивший, как он частенько насмешливо говорил, «созерцать красы природы», а предпочитавший всегда действовать — ловить рыбу или стрелять из ружья, и тот невольно задержался на опушке сада и сказал:

— Вот здорово!

Действительно, трудно было придумать что-нибудь лучше этой картины.

Сквозь поредевшую листву старых яблонь внизу под нами синела река. А за рекой далеко-далеко виднелись скошенные, опустевшие луга с потемневшими от дождей стогами сена, жёлтые перелески. И над всем этим осенним простором в прохладном прозрачном небе плыли одинокие облака.

Мы стояли и любовались заречными далями. Вдруг громкая трескотня дроздов сразу вывела нас из этого созерцательного настроения.

— Потянем жребий, кому первому стрелять, — сказал Серёжа, поднимая с земли увядший листок.

Он сунул обе руки за спину, затем протянул ко мне крепко сжатые кулаки:

— В какой руке?

— В левой.

Серёжа разжал оба кулака. Листок оказался в правом.

— Не угадал. Значит, я первый. — С этими словами он вынул из кармана коробку с патрончиками и зарядил ружьё. — Ну, теперь не мешай мне! — И он, ловко перебегая от одного дерева к другому и прячась за их стволы, начал подкрадываться к группе рябин, откуда только что раздавалась трескотня дроздов.

Я наблюдал за ходом охоты издали. Дрозды, несомненно, были на рябинах. Они продолжали покрикивать и перелетать с дерева на дерево.

Вот Серёжа подобрался к ближайшей рябине, вот он поднимает ружьё, целится.

«Неужели застрелит дрозда?» Я испытываю какое-то смешанное чувство надежды и тайной зависти. «Впрочем, чего же мне завидовать, — пробую я себя успокоить, — он ведь старше, поэтому и стреляет лучше меня. А может, ещё и не попадёт, даже наверняка не попадёт».

Раздаётся выстрел. Дрозды с громким криком разлетаются. Мгновение Серёжа глядит куда-то вверх, потом бросается вперёд. И в то же время я вижу, как серенький комочек падает с дерева на землю.

«Убил, убил дрозда!» Вот теперь уж несомненная жгучая зависть сжимает моё сердце. Но в то же время мне хочется как можно скорее увидеть эту замечательную добычу. Я бегу со всех ног к Серёже и подбегаю в тот самый миг, когда он поднимает с земли застреленную птицу. Боже мой, как она хороша! И какая огромная! Наверное, с хорошего цыплёнка. Михалыч никогда таких большущих не привозил.

В этот миг я и не думал о том, что свежая, только что убитая птица всегда кажется больше и наряднее той, которая уже пообмялась и обтёрлась, лёжа несколько часов в охотничьей сумке. Мне было не до размышлений. Серёжа весь сиял от счастья, рассматривая свой трофей. У дрозда была чудесная дымчатая головка и спинка, а грудка рыжеватая, с тёмными пятнышками.

— Ну, теперь ты попробуй, — всё так же счастливо улыбаясь, сказал Серёжа, зарядив и передавая мне ружьецо.

— Да что же пробовать? — уныло ответил я. — Все от выстрела разлетелись, ни одного не найдёшь.

— Ничего, подожди немножко, опять прилетят.

Я взял ружьецо и нехотя побрёл по аллее из растущих в два ряда старых рябин.

«Квох, квох, тррр, тррр!» — раздался прямо над моей головой тревожный крик дрозда.

Я быстро поднял голову. Дрозд сидел возле самого ствола, наклонившись, уже готовый излететь.

«Улетит, сейчас улетит!» — мелькнуло в голове, и я, почти не целясь, вскинул ружьё и выстрелил.

Дрозд громко затрещал и полетел прочь. Только одно перышко закачалось в воздухе и стало медленно, как листочек, опускаться к земле.

— Промазал? — спросил Серёжа.

— Попал немножко, перо выбил, — отвечал я, поймав и разглядывая выбитое перо.

«И зачем я поторопился? — грызла горькая мысль. — Чуть-чуть прицелиться поточнее, и я бы тоже убил. А теперь опять Серёжина очередь стрелять. Неужто он второго убьёт, а я ни одного? Нет, это уж слишком, этого бог не допустит!» — подумал я, с большой неохотой отдавая ему ружьё, и опять стал ждать своей очереди.

Серёжа, окрылённый удачей, а кстати, и моим промахом, стал осторожно обходить дерево за деревом, внимательно всматриваясь в их вершины.

Если мой дрозд не улетел после выстрела, а сидел на дереве затаившись, то очень возможно, что и на других деревьях тоже затаились дрозды. Их-то Серёжа и высматривал. Он осмотрел уже несколько старых рябин — пусто.

Вдали немного особняком стояли ещё два дерева, все сплошь увешанные гроздьями ягод.

Серёжа подошёл к ним, глянул вверх и тут же вскинул ружьё. Выстрел! Что-то метнулось в ветвях, перелетело с одной на другую.

Теперь стрелять моя очередь. Я опрометью бросился к Серёже. Но пока бежал до него, раздался ещё выстрел, и убитый дрозд тяжело шлёпнулся на землю.

— Нечестно, это нечестно! — чуть не плача, закричал я. — Почему не подождал? Моя очередь!

— Да я его ранил! — возбуждённо отвечал Серёжа и не думая извиняться или оправдываться. — Разве не видел? Он с сучка на сучок перелетел и опять сел. Вторым я его и добил.

— А может, он вовсе не ранен был, может, с испугу не полетел. А ты и рад, что я далеко.

— Ну вот ещё, с испугу!.. Держи ружьё, стреляй. Можешь тоже два раза подряд выстрелить.

— В кого мне теперь стрелять? Убил моего, а теперь «стреляй два раза»!

— Как же, «моего»! — передразнил Серёжа. — Да ты бы и не попал вовсе.

— Болван! — не выдержав, крикнул я.

— От болвана и слышу! — пренебрежительно ответил Серёжа и, забрав своего второго дрозда и насвистывая что-то, не спеша зашагал в другую сторону. Я со злостью посмотрел ему вслед. «Ох уж теперь и будет задаваться, прямо не подходи! Ну и наплевать, ну и пусть…» И, вертя в руках бесполезное ружьё, я без цели зашагал вдоль заросшего кустами овражка. Дошёл почти до его середины. Стоит ли дальше идти? Может, посидеть вот здесь, на бугорке, подождать немного, глядишь — дрозды и опять на рябины слетятся. Я присел на старую кочку и стал бездумно глядеть прямо перед собой на край овражка, на куст орешника, уже наполовину сбросившего свою листву. Вдруг мне показалось, что на земле под кустом, среди опавшей листвы, что-то шевельнулось. Нет, это ветерок пошевелил отдельные листья. Нет, опять. Я пригляделся получше. Что это? Кучка пёстрой листвы или какой-то комочек? Вот он опять слегка шевельнулся. Это не листья, это кто-то сидит там, притаился под кустиком.