Город, где умирают тени - Грин Саймон - Страница 68

Напряженно вглядываясь в пляску вьюги, Шин собрался с силами, перевернулся головой вниз и поплыл к земле. И белая равнина вдруг с нарастающей скоростью стала подниматься ему навстречу. В последние годы Моррисон кое-чему научился у эльфов — в основном силе воли и решительности. И немножко — волшебству. Внезапно буран перед ним расступился, и лицо со всего маху встретилось с землей.

Толстый слой плотного снега смягчил удар, тем не менее прошла минута-другая, прежде чем Моррисон нашел в себе силы выкарабкаться из ямы, пробитой его телом. Стоя на ледяном ветру, он крепко обхватил себя руками, пытаясь сохранить в теле хоть немного тепла, и огляделся. Невдалеке — будто маяк — манил к себе Пантеон Всех Святых. Никуда Пантеону не деться от него, как бы Время ни старался. В галерее Инея Дверь в Вечность звала барда — как звала всех тех, кто должен был через нее пройти, но не сделал этого. Моррисон побрел к Пантеону — так усталая лошадь бредет к родному стойлу. Частичка Шиновой души поразилась, насколько сильный отклик в ней находит этот зов, будто она, эта маленькая частица, страстно желала пройти через Дверь и обрести покой. Моррисон безрадостно усмехнулся. Покой откладывается. Есть сейчас дела поважнее.

А буран ярился все круче. Да только не в силах бурану остановить его. Он так долго шел сюда, к Дедушке-Времени, чтобы задать ему несколько крайне срочных вопросов. Почему, например, некто, располагающий властью, мощью и ресурсами Дедушки-Времени, до сих пор не в состоянии отыскать или хотя бы идентифицировать убийцу, терроризирующего Шэдоуз-Фолл. И почему Время не предостерег город о появлении Беса. Или как там его. И самое главное: когда, в конце-то концов, Время собирается приподнять свою замшелую задницу и сделать хоть что-нибудь полезное!

Моррисон хотел сказать ему без обиняков, что он и другие горожане не собираются сидеть сложа руки и терпеливо ждать, пока старик соблаговолит пошевелить пальцем. У народа есть кое-какие планы, как своими силами защитить город. Например, «спустить с цепи» Фэйрию.

Моррисон ухмыльнулся. Эта новость, надо думать, припечет Время как следует. Как бы там ни было, без ответов он уходить не собирается. Моррисон свято верил в пре-321-имущества очной ставки, поскольку гораздо труднее игнорировать тебя и твои вопросы, когда ты оказываешься к собеседнику лицом к лицу.

За пеленой снега, величественный, мрачный и негостеприимный, маячил Пантеон Всех Святых. Шторм ударил с новой силой, будто в последней попытке остановить Моррисона, но он, лишь пригнув пониже голову, шаг за шагом пробивался к цели. Стылый ветер, подвывая, наносил удары со всех сторон, мороз, пробивая плоть, безжалостно вгрызался в кости и пил из тела последние силы. А внутренний голос не умолкал, звал Моррисона и тормошил, и вот он уже у входа. Ударом Шин распахнул дверь, и золотистый свет пролился в беснующуюся ночь.

Моррисон запнулся на пороге, развернулся, налег плечом на дверь и, одолев навалившийся на нее ветер, закрыл. Рев бури стих до едва слышного ворчания, и в тело медленно, по капельке, полилось тепло. Он стоял, прижавшись спиной к двери, и смотрел в никуда, в то время как заполошное дыхание обретало спокойный ритм. Когда кровь стала возвращаться в кончики пальцев уколами сотен булавок, Моррисон поморщился и начал стряхивать с одежды снег. Да уж, не зря говорят, что Время не жалует гостей. И если придется наносить ему повторный визит, подумал Моррисон, надо будет одеться по сезону.

Он чихнул и огляделся. Края обширного зала средневекового Пантеона терялись вдали, глубокие тени чередой тянулись в промежутках между расположенными на большом расстоянии друг от друга газовыми светильниками. Высоко над головой, у потолочных балок, что-то смутно мелькнуло и замерло. Зал не впечатлил Моррисона в прошлое его посещение, не произвел он впечатления и сейчас. Единственное, о чем подумал бард, — прибраться бы тут хорошенько и оборудовать современным освещением

— Время! Ставьте чайник! К вам гость!

Моррисон подождал, пока эхо его голоса не стихло где-то вдали, но ответа не услышал. А услышав — очень удивился бы. Швырнув буран ему навстречу, Время ясно дал понять, как он рад гостю. Моррисон пошел по залу, громко топая, чтобы сбить остатки снега с ботинок, а заодно — вернуть чувствительность закоченевшим ногам. Он почувствовал, что зов Двери в Вечность стал теперь громче и отчетливей, но старался заставить себя не особо к нему прислушиваться. Не за этим он пришел сюда. Других дел полно. А Дверь — это позже. Много позже…

К тому времени, как Моррисон подошел к галерее Мощей, он почувствовал, что руки и ноги вновь принадлежат хозяину и слушаются его. Он шагал мимо картин на стенах, не заботясь бросить на них даже мимолетный взгляд, игнорируя двигающиеся изображения и внезапно появляющиеся звуки. Отвлекаться было некогда. Вот почему лапа, метнувшаяся с портрета слева, застала его врасплох.

Покачнувшись, Моррисон резко остановился: лапа ухватила его за воротник и без малейших усилий встряхнула, как собака крысу. Моррисон потянулся к державшей его лапе, но не достал. Лапа же тем временем развернула его лицом к портрету громадного зверя с пристальным взглядом круглых, широко раскрытых глаз и малиновой пастью, усеянной пильчатыми зубами.

Мощные мускулы бугрили державшую Моррисона лапу; зверь, роняя слюну, потянул добычу к пасти. Моррисон прекратил сопротивление и сделал шаг вперед, чтобы мгновение передохнуть, а затем изо всех сил врезал ногой зверю в пах. Если бы он бил по футбольному мячу, тот наверняка перелетел бы через все поле. И без того выпуклые глаза зверя вылезли из орбит, потом захлопнулись, и он отпустил воротник Моррисона. Шин отлетел от портрета назад и напрягся, ожидая нападения зверя, но ничего не произошло, и через мгновение Моррисон, чуть успокоившись, продолжил путь по залу.

Недовольно морщась, Шин одернул куртку и поправил воротник. По идее, здесь такого не должно было случиться, потому как ничто и никто не был в состоянии входить и выходить из картин, за исключением Дедушки-Времени и его автоматов. И если Время терял контроль над галереей, значит, дело обстояло еще хуже, чем Моррисон полагал. Во многих отношениях Дедушка-Время был этаким связующим элементом, не позволявшим Шэдоуз-Фоллу развалиться и делавшим возможным существование множества переплетающихся реальностей. Что же это за дьявольщина такая, что умудрилась зацепить самого Дедушку-Время?

Моррисон чуть ускорил шаг, внимательно следя за тем, чтобы держаться ближе к середине — на случай, если в обитателе какого-нибудь портрета вдруг взыграет ретивое. Минуя картины, он старался не смотреть на них, однако невольно мимолетный взгляд его выхватывал пейзажи и портреты, то полные звуков, то кипения ярости, то с дикими искаженными лицами, а иногда — сполохами пламени. Глаза и внимание Времени были повсюду, и город знал это. Моррисон так был поглощен мыслями о картинах, что не слышал шагов за спиной, пока его почти не нагнали.

Лишь в последний момент какой-то инстинкт шепнул «берегись», и он остановился, резко развернулся и чуть не столкнулся с высоченным металлическим автоматом. Тот маячил перед ним, словно башенные часы. Тускло блестевшие медные и серебряные детали его механизма тихонько тикали, вращались колесики, качались якори. Металлические руки выбросились вперед ухватить Моррисона, но тот легко увернулся. Бард кружился, пританцовывая, вокруг автомата, весь красный от злости на себя: как глупо он попадается уже второй раз. Нет, так легко Время его не остановит.

Кидаясь к автомату и мгновенно отскакивая, он лупил по нему и толкался, умудряясь при этом оставаться вне пределов досягаемости. Ходячая железяка была достаточно проворной и сильной, чтобы схватить обыкновенного человека, но ведь Моррисон некоторое время жил в стране-под-горой. Наконец, потеряв терпение, бард ухитрился сделать автомату подножку, и тот рухнул на пол. Моррисон оставил его барахтаться, как перевернутая на спину черепаха, и побежал дальше. Теперь надо быть готовым ко всему. В галерее Мощей друзей у него не было.