Агенты Света и Тьмы - Грин Саймон - Страница 2

Поэтому Уокер пришёл ко мне и велел мне это найти. Уокер — представитель здешних властей. На самом деле Тёмной Стороной никто не управляет, хотя многие пытались ею управлять. Местные власти — просто люди, которые собираются вместе и ломают головы в поисках решения проблемы, если кто-то из возмутителей спокойствия начинает отбиваться от рук.

Уокер — человек спокойный и молчаливый, всегда облачённый в аккуратный костюм, никогда не повышающий голос, потому что в этом нет нужды. Он недолюбливает частных детективов вроде меня, но время от времени подбрасывает мне работёнку, с которой никто другой не может справиться. В некоторых отношениях я для него просто незаменим… Вот почему я всегда заставляю его платить за мои услуги по высшему разряду.

Я могу отыскать всё, что угодно. Это мой дар. Он достался мне от покойной матушки, которая оказалась не совсем человеком. На самом деле она не умерла, я лишь выдаю желаемое за действительное.

Так или иначе, я обнаружил, что именно разыскивает Джессика Сорроу, и сейчас этот предмет лежал в обувной коробке, которую я прижимал к груди. Джессика знала, что он у меня, и направлялась сюда, чтобы его заполучить. Моей задачей было передать ей находку таким образом, чтобы задобрить Неверующую и без помех отправить туда, где она обычно пребывает, когда не буйствует на Тёмной Стороне. Конечно, такой вариант пройдёт лишь в том случае, если я принёс именно то, что нужно. Иначе Джессика рассвирепеет, перестанет верить в меня, и я моментально исчезну с лица земли.

Она была уже у стен церкви. Каменные плиты пола задрожали от её шагов. Она тяжкой поступью шествовала через мир, в который отказывалась верить. Пламя свечей затрепетало, тени запрыгали по стенам, будто тоже боялись.

У меня пересохло во рту, я непроизвольно начал мять коробку. Потом заставил себя положить её на скамью, выпрямился и сунул руки в карманы. Не могло быть и речи о том, чтобы выглядеть непринуждённо, но в присутствии Джессики Сорроу нельзя позволить себе слабость и нерешительность, она ведь Неверующая. Раньше я надеялся, что церковь Святого Иуды, за долгие века вобравшая в себя веру и святость многих поколений, сможет защитить меня от неверия Джессики, но сейчас я почти не надеялся на это.

Она надвигалась, как буря, как прилив, как ураган, способный уничтожить меня без малейших усилий за считанные секунды. Она приближалась. Неотвратимая, как рак, как депрессия или как нечто другое, чего нельзя избежать. Она была Неверующей, значит, для неё Святой Иуда и я были ничем, пустым местом…

Я вдохнул поглубже и вскинул голову. Пропади всё пропадом! Я Джон Тейлор, дьявол тебя побери, мне удавалось выкручиваться из передряг и похуже! Я заставлю тебя поверить в своё существование!

Тяжёлая дубовая дверь была окована массивными полосами из тёмного металла и весила не меньше ста пятидесяти килограммов, но не задержала Джессику ни на мгновение. Громоподобные шаги приблизились, Неверующая вцепилась в дерево и разорвала его, как тонкую ткань. Дверь расщепилась сверху донизу, и Джессика вошла, раздёрнув её, словно портьеру.

Она неспешно двинулась по проходу ко мне — нагая, страшно худая, бледная, как труп. Каменные плиты пола гудели под тяжкой поступью её босых ног. Её большие, широко распахнутые жёлтые глаза были неподвижны, как у дикой кошки, и столь же бесстрастны. Её губы искривляла то ли ухмылка, то ли улыбка. Волос у неё не было вовсе, а лицо было таким же костлявым, как и тело. Но при всём при том в ней чувствовалась сила, невероятная энергия, которая двигала ею и одновременно её пожирала.

Я не дрогнул, глядя ей прямо в глаза.

Наконец Джессика остановилась передо мной. От неё исходил странный запах… неприятный запах тухлятины. Она не моргала, а дышала так прерывисто и судорожно, словно то и дело забывала, что нужно дышать. При своём невысоком росте — не больше пяти футов — она всё равно как будто возвышалась надо мной.

От одного её присутствия мои мысли и планы бросились врассыпную. Но я заставил себя улыбнуться.

— Привет, Джессика. Ты выглядишь… как обычно. У меня есть то, что ты ищешь.

— А откуда ты знаешь, что именно я ищу? — поинтересовалась она. Можно было до смерти испугаться одного звука её голоса: он был почти нормальным, но только почти. — Откуда тебе знать, если я сама этого не знаю?

— Потому что я — Джон Тейлор, который отыскивает вещи. Я нашёл то, что тебе нужно. Но ты должна в меня поверить, иначе никогда не получишь вещь, которую я тебе принёс. Если я исчезну, ты так никогда и не узнаешь…

— Покажи, — велела она, и я понял, что медлить не стоит.

Я подошёл к скамье, взял обувную коробку и вручил ей. Джессика выхватила коробку у меня из рук, и картон исчез под её взглядом, открыв содержимое — старого потрёпанного плюшевого медвежонка с одним стеклянным глазом. Джессика Сорроу держала медвежонка в неживых белых руках и всё смотрела, смотрела на него дикими немигающими глазами. Потом прижала к своей впалой груди и крепко обняла, как спящего ребёнка.

Я снова начал дышать.

— Он мой, — прошептала Джессика, глядя не на меня, а на игрушку (впрочем, меня это вовсе не огорчало). — Он… был моим, когда я была маленькой. Давно, когда я была человеком. Я совсем о нём забыла.

— Это именно то, что тебе нужно, — осторожно заметил я. — То, что тебе дорого. Нечто столь же реальное, как ты сама. То, во что можно поверить.

Она резко вскинула голову и в упор посмотрела на меня. Потом склонила голову набок, как птица.

— Где ты его нашёл?

— На кладбище игрушечных медведей.

Она рассмеялась — коротко, и всё равно я успел удивиться.

— Никогда не спрашивай у фокусника, как он делает свои фокусы. Помню. Я сумасшедшая, но это я помню. И я помню, что я сумасшедшая. Я помню, что именно было куплено за цену, которую я заплатила. Теперь я всегда одна, разведена со всем миром и с каждым человеком в отдельности, потому что это то, что я сотворила с собой, то, что я сотворила из себя. Ля, ля, ля… Только я, разговаривающая сама с собой… Это было нелегко и не очень приятно — отказаться от всего человечества и стать Неверующей. Я брожу по миру, где всегда одна. Но теперь одиночеству конец, потому что у меня есть мой мишка. То, во что можно поверить. А ты во что веришь, Джон Тейлор?

— В свой дар, в свою работу. Возможно, ещё и в свою честность. Что с тобой произошло, Джессика?

— Я больше не помню. И это хорошо. Моё прошлое было таким ужасным, что я заставила себя забыть его, сделала его нереальным, как будто его никогда и не было. Но когда мне это удалось, я потеряла веру в реальность вообще всего на свете, а может, это реальность перестала верить в меня. И теперь я живу только усилием воли. Стоит мне перестать стараться, и я исчезну. Я так давно одна, меня окружают лишь тени, бессмысленный шёпот, пустота. Иногда я воображаю, что у меня есть собеседник, но все равно знаю, что его нет. Но теперь у меня есть мой мишка. Он утешит меня и напомнит о том, кем и чем я была. — Она улыбнулась потрёпанному медведю, лежащему на её тощих руках. — Приятно было поговорить с тобой, Джон Тейлор. Наша беседа удалась благодаря удачно выбранному месту и времени. Но не пытайся встретиться со мной снова. Я тебя не узнаю, не вспомню. Это опасно.

— Помни своего мишку, — ответил я. — Возможно, он поможет тебе вернуться домой.

Но её уже не было: она покинула церковь, ушла туда, где вечно царит ночь.

Я смог наконец вздохнуть свободно — и опустился на скамью в первом ряду, чтобы не упасть… Даже для Тёмной Стороны Джессика была ужасна. Нелегко беседовать с человеком, если знаешь, что ты для него просто выдумка и он может легко стереть тебя с лица земли.

Я поднялся и направился к алтарю, чтобы забрать свои свечи. И тут послышался топот бегущих ног — кто-то нёсся к церкви. Не Джессика. На этот раз бежал человек.

Я отошёл подальше и укрылся в самой густой тени. Кроме Джессики и Уокера, никто не знал, что я буду здесь. Но у меня есть враги. Их страшные слуги, Косильщики, пытаются убить меня с раннего детства. К тому же для одного вечера с меня было достаточно приключений. Кто бы сюда ни шёл, меня это не касалось.