Девять месяцев из жизни - Грин Риза - Страница 15

Придя к этим выводам, я решила взяться за дело серьезно. Оказалось, что все это очень похоже на процесс подачи заявления в колледж. Выясняешь, чего хочешь, проводишь необходимые исследования, вычисляешь все выгодные позиции, а потом подаешь заявление и надеешься на лучшее. Вот что у меня получилось.

Исследования: я просидела в Интернете целую неделю и прочитала все про овуляцию – как ее можно выследить и когда лучше трахаться, – после чего начала исследовать свои вагинальные выделения как какую-нибудь древнюю рукопись Мертвого моря, в которой содержится вся информация о жизни после смерти. Разумеется, я до сих пор не имею ни малейшего понятия, чем отличаются нормальные выделения, бесцветные и водянистые от выделений при овуляции – бесцветных, водянистых и вязких типа яичного белка. Я даже пожертвовала на это несколько яиц, чтобы хоть знать, что искать, но когда дошло до практического применения этих знаний, я так и не заметила никакой особой вязкости, поэтому в итоге пошла в аптеку и купила штук пятнадцать наборов для определения овуляции, решив, что этот способ должен быть более надежным.

Выгодные позиции: чем глубже, тем лучше. Конкретно – в миссионерской позе и как собачки.

Подача заявления: на случай если наборы для определения овуляции окажутся неточными, я решила, что мы с Эндрю просто будем трахаться каждый день на протяжении трех недель, так что пропустить пик овуляции будет невозможно.

Клянусь вам, это было как еще один медовый месяц. Каждый день Эндрю приходил с работы, и я встречала его в спальне, готовая сорвать с него одежды. И как только я поняла, что можно избавиться от моей паранойи «сейчас-мы-будем-делать-ребеночка», секс стал просто сказочным. Такой сексуальной энергии у меня не было со студенческих времен. Единственная разница была в конце: вместо того чтобы обмякнуть друг на друге потными телами, я десять минут лежала в кровати подняв ноги вверх, а Эндрю скакал по комнате и бил себя кулаками в грудь, словно пещерный человек, который только что свершил акт воспроизводства во исполнение своего эволюционного долга. Ну, если вам интересно, могу еще сказать, что несколько раз я щипала себя и спрашивала, как это мы умудряемся такое вытворять.

Ну вот, нить событий восстановлена, завтра, как я уже сказала, я делаю этот чертов тест на беременность, и посмотрим, окупятся ли мои тяжкие труды… Шесть месяцев отпуска – слишком хорошая вещь, чтобы дать ей просочиться сквозь пальцы.

Шесть ноль три утра. Я аккуратно приподнимаю одеяло и бесшумно выскальзываю из кровати. Эндрю я ничего не говорила про сегодняшний день. Если получится, хочу сделать ему сюрприз. Сама себе удивляюсь – я совсем не склонна к сантиментам, но мне упорно не дают покоя глупые фантазии о том, как я буду сообщать ему про беременность. Я представляю, что прокрадываюсь к нему в офис, пока он на обеде или на совещании, и оставляю у него на столе какую-нибудь детскую фигню. Он возвращается, садится за компьютер и замечает погремушку/пинетку/соску. Он в полном недоумении берет ее в руки, тогда из-за двери появляюсь я с глазами, полными слез, и, когда до него доходит, глаза его тоже увлажняются, и мы медленно идем навстречу друг другу, пока не встречаемся посреди комнаты в страстном объятии. Потом мы оба выходим из офиса, и он кричит: Я буду отцом! – и все секретарши аплодируют, а мы обнимаемся.

Разумеется, эти фантазии не имеют никакого отношения к реальности по целому ряду причин. Ну, во-первых, я – это я; во-вторых, Эндрю работает один, и у него нет секретарши, не говоря уже о целой комнате секретарш; и в-третьих, даже если бы я решила проделать что-нибудь подобное, он точно посчитал бы это глупой шуткой, и все кончилось бы скандалом. Но я готова спорить на последнюю пару туфель, что Джули сообщила Джону именно так.

Не тратя времени на одевание, я запираюсь в ванной, открываю свой шкафчик под раковиной и выуживаю пакетик с тестом, который я закупила вместе с прочей ерундой для выслеживания овуляции. Срываю упаковку и еще раз читаю инструкцию: пописать на палочку и подождать одну минуту. Если в каждом окошке появится полоска, значит, я беременна. Если только в одном – номер не прошел. Я делаю глубокий вдох и усаживаюсь на унитаз, держа палочку под собой. Разумеется, я тут же описала всю свою руку. Могли бы придумать какую-нибудь держалку для своих палочек! Закончив с писаньем, я мою руку, кладу палочку на пол на кусочек туалетной бумаги и усаживаюсь ждать. В одном окошке тут же появляется жирная пурпурная полоска, но второе пока остается пустым. Там написано: подождать минуту, говорю я себе, не смотри, пока минута не пройдет.

Очень долгая минута. Я снова смотрю на палочку. Второе окошко все еще остается пустым – подождите-ка... что это такое? Я хватаю палочку и подношу к самым глазам. Во втором окошке, появилась тонюсенькая пурпурная полоска. Она такая тощенькая, что я уже думаю, не привиделась ли она мне, – о боже, нет, это точно она. Сердце перестает биться, и в голове проносится ужасная мысль – а действительно ли то, что случилось, нужно мне прямо сейчас? Совершенно не уверена. Ощущение, что все сосуды сжались и кровь больше никуда не течет. Блин, о чем я думала? Что за шило у меня в заднице? Почему нельзя было подождать еще пару месяцев? Боже милостивый. Что я наделала?

К черту сюрприз. Пойду скажу Эндрю. Прямо сейчас.

С описанной палочкой в руках я распахиваю дверь ванной, врываюсь в спальню и прыгаю на кровать, где мирно посапывает Эндрю. Яростно трясу его и пихаю под нос свой тест.

– Видишь тут две полоски, видишь? Я точно вижу две полоски. Черт подери, Эндрю, я действительно беременна!

Сама себе удивляюсь, но никакие сомнения и разочарования не лишили меня надежды на романтическую сцену признания. Я представляю, как он рыдает или подхватывает меня на руки и кружит по комнате, а еще лучше – выражает глубокую и искреннюю благодарность за мое самопожертвование, которое я совершаю, дабы помочь ему избавиться от мучительных переживаний по поводу смерти его отца. Но Эндрю продолжает спать. Я опять трясу его:

– Эндрю, ты меня слышишь? Я беременна. У нас будет ребенок.

Он открывает глаза и окидывает меня мутным взглядом:

– Значит, мы сегодня трахаться не будем?

Минутку, минутку. Он это сказал, или мне послышалось? Нет. Не послышалось, именно это он и сказал. Я бью его по руке, сильно:

– Эндрю, ты что, издеваешься? Я тебе говорю, что я беременна, а ты хочешь знать, будем ли мы сегодня трахаться? Да тебе повезет, если я тебе сегодня позволю спать в этой кровати.

Я выскакиваю из спальни и иду в свою гардеробную, чтобы накинуть что-нибудь. Не хочу бегать перед ним голой. И вообще не хочу его видеть. Зоя забегает за мной в гардеробную, и я захлопываю дверь. Слышно, как Эндрю встает с кровати.

– Зайка? – говорит он. – Зайка...

Стучится ко мне в дверь. Ага, понял, что вляпался. Я демонстративно игнорирую его и усаживаюсь на пол потискать Зою. Она переворачивается на спину и подставляет мне пузико. Я начинаю громко с ней разговаривать:

– Зоя, ты представляешь? Мамочка беременна. Теперь у тебя будет маленький братик или сестренка. Что такое? Ты уже ждешь не дождешься? Знаю, пуся, знаю, я тебя тоже люблю. Я тебя люблю больше всех на свете. Уж точно больше, чем твоего папочку.

– Лара, – подвывает Эндрю с той стороны двери. – Ну прости меня. Я не то хотел сказать. Конечно, я... в восторге. Я в диком восторге. Ты ведь меня разбудила, я спал как бревно, я вообще не помню, что говорил.

Ладно, как официальная версия сойдет. Пробуждение с помощью описанной бумажки, которую тебе пихают в лицо в шесть-ноль-семь утра, не самый лучший способ сказать «Доброе утро!», это я допускаю. Равно как и то, что я вытащила его из глубокого сна. Но при этом я твердо уверена, что те слова, которые человек говорит в бессознательном, обдолбанном или сонном состоянии, отражают его истинные мысли, не откорректированные сознанием. Я начинаю рыдать: