Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Блатной фольклор

Шандриков Владимир

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Блатной фольклор - Шандриков Владимир - Страница 4

Изменить размер шрифта:

9. Воспоминание о будущем

Собралися, помню, у меня

В День Советского Строителя,

Посидеть немного грудищем

В размышлениях о будущем.

Попришли все братцы-кролики,

С нашей стройки алкоголики.

Я предложил: «Будем чокаться

Мы пореже, чтоб не чокнуться.»

И в глаза сказал гостям я: «Так!

Чтоб без фокусов и чтоб без драк!»

«Да мы ж на отдыхе железные,» —

Мужики кричали трезвые.

В семь собрались все строители

И к восьми всю водку выпили,

А как бражку, гады, выжрали,

Кошелек у жинки выкрали!

Но мы после разбиралися,

Все как есть попередралися,

До утра друг друга буцкали

Табуретками и бутсами.

А на утро оказалося,

Что ничего и не терялося:

Кошелек лежал у горнице

Меж грудями у покойницы.

Одному теперь расстрел из нас,

Семерых под суд ведь отдали,

А супругу за рассеяность

В морг напротив оприходали.

На всю жизнь запомню зрительно

День Советского Строителя…

Вот, сидим на нарах грудищем

И вспоминаем мы о будущем.

10. Заядлый курильщик

Ох, замучил кашель по ночам,

И свистят у горле петухи,

Аж соседи в стеночку стучат,

Дескать, «сейчас же, падла, прекрати!

Ты же этим буханьем, свинья,

Живо ребятенка искалечишь!

А ежели чахотка у тебя —

Почему, паскудина, не лечишь?!»

И жена стращает все меня:

«Дыму в хате вечно как в аду!

Выбирай: куренка или я?

А не то я к свекору уйду!»

«Издеватель, Гитлер и злодей» —

У Матрены стало поговоркой.

Занавески, видите ли, ей

И одежу провонял махоркой.

Ну, вчера аванец я сполна

На мохру сдержал, так что ж скулить!

А вдруг опять с германцами война?

Веник мне тогда курить?

Я, вообще-то, если б не курил

И не пил, заразу, «Солнцедар»,

Так давно б «Фиат» себе купил,

А Матрене — автосамовар.

Корефан недавно мне сказал:

«У тебя ну нету силы воли…»

Да я разов четырнадцать бросал,

Семь из них еще в начальной школе.

С ним пошел я на спор, только так,

Что не закурю уже ни разу.

Так выспорил, а после у Колька —

Пузырек и крышку к унитазу.

Мы тогда успели в гастроном,

Этот случай надо же обмыть.

Ну а если выпил за углом —

Как тут можно чтоб не закурить?

И с тех пор гыкаю по ночам,

Прям, не кашель, а тигриный рык!

Разрывает душу по частям

Этот самый недушевный хрип.

Сердце что-то стало барахлить

И тошнит чегой-то по утру…

А, может, правда, меньше надо пить?

Может, правда, много я курю?..

11. Кузькина любовь

Это такая трагическая поэма, которая посвящается работникам Большереченского Райпотребсоюза, где она якобы произошла.

На молоканку, малость под хмельком

Пришел тады, маманька попросила.

А ты, Клавдея, вместе с молоком

Сквозь сепаратор сердце пропустила.

И так гипнозом женским обожгла,

Что все во мне мужицкое заныло.

Ты б черта в рай свести тогда могла,

И для него б ужасно это было!

Ну то да се, я смел после вина,

Спустя чуток, в ботве мы оказались.

Ушла за лес тактичная луна,

Поскольку мы в светиле не нуждались.

А после встав с сырого чернозема,

От репеев очистились мы оба,

И ты, крестясь, сказала мне: «Кузьма!

Антихрист мой! Люблю тебя до гроба!»

Я взял и столб ближайший своротил,

От слов твоих умножилися силы.

В порыве чуйств на грабли наступил,

Но искры с глаз приятны даже были!

То боль души, я плачу наповал,

Ведь у меня ж любовная отрыжка.

Будь я поэт — я б кровью написал

О нас с тобой увесистую книжку!

Хотя б про встречи те у лопухов,

Что были нам мягчей любой постели.

Хи-хи, ха-ха! И так до третьих петухов,

А спать притом — ни грамма не хотели.

Что лопухи! Мы раз силосный стог,

Шутя, любя, без трактора умяли!

Вот только жалко кирзовый сапог,

Что в яме там силосной потеряли.

Я свадьбу уж задумал — честью-честь,

Моя родня на все была согласна,

Хоть ты была такая как ты есть —

Косая и корявая ужасно.

Я рассуждал: хромая — что ж с того?

Во сне храпишь — смотри какое диво!

А в остальном — мы ж пара сапогов,

И нам, как есть, сойтись необходимо.

Чин-чином мы готовились гулять,

В Сельпо набрав, что было там получше,

И первачу нагнали ведер пять,

И браги чан, на всякий там на случай.

Гостей считать примались на пальцах,

И округлялась цифирка родни:

Пятьдесят один со мною это — нас,

Плюс сорок девять с ейной стороны.

Да все б ниче — тут Гришка рассказал

Как он имел тебя на косовице,

Потом дружку по бухарю отдал

За полмешка подмоченной пшеницы.

Я — в кулаки, он божится дитем!

Я до Петра: «А ну, мол, подтверди-ка!»

И он матерится, оченно при том,

Ну и дела, сбирали ползунику!

Клавдея, ты ж устосала меня!

Как в клуб пойтить? На людях появиться?

До свадьбы ведь осталося три дня,

А мне б сейчас на месте провалиться.

Выходит что ж — зазря цвела картофь

И нам луна за скирдами светила?

Да это ж сплошь обман, а не любовь,

Коль у тебя с другими дело было!

Я понял все. Не стоишь ты меня.

Обидно лишь и жалко даже стало —

Что завчера зарезал кабана,

А подождать — так сколько б было сала!

Да что — кабан, когда я сам — лопух,

В твоем лице не разглядевши черта,

Не верил сплетням грамотных старух —

Что у тебя сто тридцать три аборта.

Как жить теперь? Под ложечкой сосет,

У глаза тик. Не вынесу измены!

Однако, знай: я отомщу за все

И на вожжах повешусь в ваших сенях!

Ужо ясно: за гробом не пойдешь,

не спросишь люд и где моя могила,

А что с тебя, паскудина, возьмешь?

Ведь ты ж до гроба только и любила!

Прости за почерк, криво я пишу

И может что сказал не очень лестно.

Прости за все! На веки ухожу,

Сдержала б только старенькая лестня.