Остров тетушки Каролины - Пиларж Франтишек - Страница 2

Папаша Паржизек снова запыхтел своей дочерна прокопченной трубкой, и звуки, вылетавшие из нее, были исполнены глубокой меланхолии.

– Никогда не забуду, Франтик, как тетушка Каролина отговаривала меня идти в перевозчики!.. «Вацлав, – убеждала она, – не делай этого! Поступай лучше в трамвайное депо. Старый Паздера уверял, что тебя туда примут…» Нет, ты только подумай, ведь теперь я бы катался на семерке!..

Папаша Паржизек всегда вспоминал о безрассудных советах тетушки Каролины с ужасом. Он, конечно, был согласен с тем, что цивилизация несет с собой благоустройство и удобства, одним из которых является трамвай. Но сидеть в трамвае в качестве пассажира или работать на нем – это разница. Папаша Паржизек всегда жалел водителей этих чертовых таратаек. Ему часто приходилось наблюдать, как, стоя на площадке и вертя туда и сюда медную ручку, они мрачно размышляют, удастся ли им добраться вовремя, без опоздания до конечной станции. Иногда это у них получается. Но заслуга их в этом не велика. Все зависит от таинственного стечения обстоятельств, по воле которых подается или не подается электрический ток. А вот это как раз и не по душе папаше Паржизеку. Он привык надеяться только на себя. Ему доставляет удовольствие воевать с разбушевавшимися стихиями, но он не желает иметь дело с беспорядками в электрической сети. Была причина и поважнее. На протяжении многих десятилетий представители рода Паржизеков так тесно сжились с водой и ее особыми законами, что работа на суше казалась им чем-то противоестественным. Папаша Паржизек любовно посмотрел на свои заскорузлые руки, энергично сплюнул и сказал:

– Ну нет, Франтик, лодку и весла я ни на что на свете не променяю. Это солидное и притом тихое, располагающее к размышлениям занятие. Все время на реке, гребешь веслами, а сам думаешь свое. И знаешь что удивительно? Вода одинаково на всех действует. Стоит человеку очутиться на воде, он преображается. Подойдешь утром к перевозу и смотришь, как люди на том берегу кричат, размахивают руками. Им бы все поскорей да поскорей. Торопятся, спешат… А влезут в лодку – сразу успокаиваются. Сидят себе смирнехонько на скамейке и тихо смотрят на воду, на весла, на волны, становятся такими кроткими, задумчивыми… Может, они чувствуют, что находятся в руках хорошего человека, а может, и еще почему, не знаю. Но только сразу же в душе их водворяется мир и покой… И то скажу тебе, Франтик, люди, что к воде даже близко не подходят, – они слабосильные. Я всегда жалею, что тетушка Каролина не соглашается покататься со мной на лодке. Бывает размечтаюсь, как сидит она в лодке позади меня на скамеечке, боится даже словечко проронить, а все только тихо смот…

В эту минуту спокойствие браницкого утра нарушил громкий гневный окрик. Паржизек-отец осекся на полу слове, поглядел перед собой, и его глаза начали медленно, но неудержимо выкатываться из орбит.

Пересекая реку, к ним приближалось нечто такое, что только человек, наделенный буйной фантазией, мог назвать лодкой. Хотя это «нечто» плыло по воде и по сторонам его шлепали весла, но на этом сходство его с лодкой кончалось. В остальном таинственный предмет скорей походил на средневековый замок, которому вздумалось прокатиться по реке. Над мощным укреплением с острыми зубцами возвышалось что-то вроде башни, вершина ее сверкала всеми цветами радуги. У подножия замка на веслах сидел, съежившись, мужчина маленького роста в приплюснутой кепке и изо всех сил, но без большого успеха старался продвинуть таинственное сооружение вперед.

В тот момент, когда воздух сотрясся от резкого окрика, человечек на носу испуганно оглянулся, и все сооружение угрожающе зашаталось. На это имелись свои причины. Странный предмет на корме, напоминавший издали башню, вдруг переменил положение и оказался человеческой фигурой солидных размеров. Лодка сильно накренилась, в результате чего часть укрепления с грохотом обрушилась. Теперь можно было хорошо рассмотреть груду чемоданов и объемистых баулов. Человек на носу истошно завопил и налег на весла. Лодка закачалась еще сильней. Минута была решающей. Но когда казалось, что катастрофа неизбежна, в дело вмешалась мощная фигура, стоявшая на корме. Перешагнув через груду чемоданов, она наклонилась, схватила мужчину в охапку, словно котенка, и перекинула его на корму, где тот мгновенно исчез за чемоданами. Затем, усевшись на скамейке, она уверенно схватилась за весла. Весла взлетели и энергично врезались в воду. Лодка рванулась вперед и легко, точно перышко, понеслась по реке.

– Видал, Франтик? – подал голос папаша Паржизек, переведя наконец дух. – Что это, по-твоему, такое? Пускай я в жизни не поймаю больше ни одной самой паршивой рыбешки, если эта пигалица не пан Паздера. Но кто же все-таки эта женщина, разубранная, словно новогодняя елка?

– Не знаю, папа, – с невинным видом ответил Франтик. – Меня другое удивляет: ты недавно сказал, что, когда люди садятся в лодку, они становятся смирными и спокойными. А мне почудилось, будто эта женщина…

– Замолчи, – пробурчал папаша Паржизек и укоризненно поглядел на сына. – Кто бы она ни была, все одно, ее к воде и близко нельзя подпускать. Я бы такую особу ни за что не взял в лодку. Женщина с десятком чемоданов! Отродясь не слыхал ничего подобного! Ей впору на телеге ездить, а не в лодке. Если бы эта красотка явилась ко мне, я бы ей прямо сказал: «Вы сами подумайте, сударыня…»

Но тут поток логических рассуждений папаши Паржизека оборвался. Лодка подходила к берегу. Ее нос почти касался причала. Вдруг фигура, сидевшая на веслах, повернулась. Трубка папаши Паржизека отчаянно заплясала, и из уст обоих Паржизеков одновременно вырвался крик изумления:

– Тетушка Каролина!..

Да, это была тетушка Каролина. Ее румяное лицо сияло, как начищенный медный таз, на тетушкиной шляпе среди огромных вишен и полевых цветов восседало чучело птицы. Тетушка Каролина ступила на браницкий берег с таким победоносным видом, какой был, наверное, у капитана Кука, когда он открывал свой восемьдесят пятый остров. Приветливо улыбнувшись папаше Паржизеку, она дружелюбно ткнула Франтика в бок и спокойно, как будто ничего особенного не случилось, произнесла:

– Вот я и приехала, дети!

Затем ее лицо слегка омрачилось.

– Пан Паздера не должен возить людей, – сказала она задумчиво. – Силенок маловато, да и пугается он всего. С мужчинами сущее наказание… Вацлав, принеси из лодки чемоданы!

Папаша Паржизек, таская чемоданы на берег, двигался, как во сне. Трубка его давно погасла. Но он не замечал этого и продолжал пыхтеть ею понапрасну.

– А ты, Франтик, возьми клетку с канарейкой. Да гляди под ноги, не споткнись! Испугаешь Маничка… Пан Паздера может отправляться восвояси.

Сделав эти предельно четкие распоряжения, тетушка Каролина, не оглядываясь ни направо, ни налево, твердым шагом направилась к дому Паржизеков.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

ясно доказывающая, что тетушка Каролина сошла с ума

От перевоза до домика Паржизеков около пяти минут ходу. Вы пересекаете лужайку, огибаете пень старого ильма, выходите на тропинку, окаймленную с одной стороны рядом тополей, с другой – грядками савойской капусты, минуете изгородь, из-за которой выглядывают яркие головки подсолнечников, – и вы на месте.

Дойдя до ильмового пня, папаша Паржизек остановился. Пень неодолимо притягивал его к себе. Сбросив с плеч чемодан и баулы, он вытер пот, струившийся по лбу, вздохнул и присел. Некоторое время он смотрел задумавшись на реку, затем, покачав головой, сказал печально, но твердо: «Тетушка Каролина сошла с ума, Франтик».

Разве не ужасно, когда вам приходится говорить подобные вещи о ком-нибудь из родственников? Тем более, если дело касается тех, кого вы любите… Но папаша Паржизек не относился к людям, которые боятся смотреть в глаза горькой правде. А в том, что диагноз его правилен, он ни сколько не сомневался.

Подумать только, ведь тетушка Каролина уже десять лет не вылезала из Глубочеп, где предавалась тихой грусти!.. Она содрогалась от ужаса при одном взгляде на реку!.. По мнению всех родных, тетушка Каролина, пришибленная жестокими ударами судьбы, покорно ожидала конца своей безрадостной жизни!.. И вот эта самая женщина ни с того ни с сего вдруг хватает весла, нагружается десятком чемоданов, канарейкой и берет приступом браницкий берег с таким видом, будто это для нее привычное дело.