НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 14 - Альтов Генрих Саулович - Страница 28

— Я и не думал иначе, — соврал Павлыш.

И, подняв глаза, встретился с улыбкой Софьи Петровны.

Ее втянутые щеки порозовели. Она сказала, поднимая бокал с лимонадом:

— Выпьем за хорошие вести.

Даг быстро шел между столиков, издали заметив Павлыша и Софью Петровну.

— Летят, — сказал он. — Диспетчерская получила подтверждение.

Они стояли у окна и смотрели, как на горизонте опустился планетарный катер, как к нему понеслись разноцветные под закатом капли флаеров. Они спустились вниз, потому что Даг отлично знаком с начальником экспедиции Клапачом и надеялся, что сможет поговорить с ним раньше журналистов.

Клапач вылез из флаера первым. Остановился, оглядывая встречающих. Курносая девочка с очень белыми, как у Клапача, волосами подбежала к нему, и он поднял ее на руки. Но глаза его не переставали искать кого-то в толпе. И когда он подходил к двери, то увидел Дага, Павлыша и Софью Петровну. Он опустил дочку на землю.

— Здравствуйте, — сказал он Софье Петровне. — Я уж боялся, что вы не придете.

Софья Петровна нахмурилась. Ей было не по себе от ощущения, что на нее смотрят телевизионные камеры и фотоаппараты.

Перед лицом Клапача покачивался похожий на шмеля микрофон, и Клапач отмахнулся от него.

— Она долетела? — спросила Софья Петровна.

— Нет, — сказал Клапач. — Она погибла, Павлыш был прав.

— И ничего?..

— Нам не пришлось долго расспрашивать о ней. Посмотрите.

Клапач расстегнул карман парадного мундира. Летный состав всегда переодевается в парадные мундиры на внешних базах. Остальные члены экипажа стояли за спиной Клапача. На площадке перед космопортом было тихо.

Клапач достал фотографию. Объектив телекамеры спустился к его рукам, и фотография заняла экраны телевизоров.

На фотографии был город. Приземистые купола и длинные строения, схожие с валиками и цепочками шаров.

На переднем плане статуя на невысоком круглом постаменте. Худая, гладко причесанная женщина в мешковатой одежде, очень похожая на Софью Петровну, сидит, держа на коленях странное существо, похожее на большого трепанга.

— Пап, — сказала курносая девочка, которой надоело ждать. — Покажи мне картину.

— Возьми, — Клапач отдал ей фотографию.

— Червяк, — сказала девочка разочарованно.

Софья Петровна опустила голову и короткими, четкими шагами пошла к зданию космопорта. Ее никто не останавливал, не окликал. Лишь один из журналистов хотел было кинуться вслед, но Павлыш поймал его за рукав.

Фотографию у девочки взял Даг.

Он смотрел на нее и видел мертвый корабль, проваливающийся в бесконечность космоса.

Через минуту площадь перед космопортом уже гудела от голосов, смеха и той обычной радостной суматохи, которая сопровождает приход в порт корабля или возвращение на Землю космонавтов.

ОТПРАВИВШИСЬ В ПРОШЛОЕ

Георгий Шах

ЕСЛИ БЫ ЕЕ НЕ УНИЧТОЖИЛИ…

1

— Непостижимо, как эти финикийцы ухитрялись ворочать такие глыбы, а тем более поднимать их на высоту до полуста локтей. Иные утверждают, что и до ста, сам я, впрочем, не видел и свидетельствовать не берусь.

— Должно быть, это в Пальмире… — заметил центурион.

— Не знаю, — рассеянно отозвался инженер, не желая отвлекаться от волнующей его мысли. — Ну, хотя бы эта, — сказал он, постучав по каменной плите, которая послужила им скамьей. — В ней весу не меньше, чем в пяти колоннах Фламиниевого цирка. И знаешь, где она была? Подпирала перекладину, на которой возвышалась фигура Ваала. Нам с нашей первоклассной современной техникой пришлось повозиться с неделю, чтобы в целости опустить ее на землю и перенести в эту часть храма.

— Все равно это дикари, темный, коварный, невежественный народ. Фанатики, они ведь приносили в жертву своему проклятому идолу живых младенцев. — Центурион усмехнулся. — Чего там, говорят, у них даже терм не было, вот уж воистину животные.

— У них было море, — отпарировал инженер. — Эта нация купцов и путешественников почти не разлучалась с морской стихией, а волны понта куда очистительней и полезней, чем тухлая вода наших превосходных акведуков. Кроме того, — ехидно добавил он, — эти первобытные дикари, эти животные едва не обрубили крылья римскому орлу. Не знаю, чему вас учат в военных академиях, но, видимо, общее представление о Каннах у тебя должно быть, мой любезный центурион?

— Мы раздавили и дотла разрушили их гнездо. Какое имеет значение, сколько ставок ты проиграл, если кон за тобой.

— Да, конечно, только для этого понадобилось три войны, два Сципиона Африканских и что-то около ста тысяч римских жизней.

Центурион фыркнул. Его смешили и раздражали штатские суждения о войне. Может быть, господа пацифисты укажут другой способ защитить вечный город? Небось, когда по форуму пронеслось: «Hannibal ante portes»,[1] — эта публика, наложив в штаны, помчалась требовать всеобщей мобилизации, чрезвычайных полномочий консулам, беспощадной расправы с отложившимися италийскими союзниками. Теперь, когда порядок наведен и Рим всей своей необоримой мощью стоит на страже мира, каждому вольготно рассуждать о вреде милитаризма. Центурион остро ощутил несправедливость мироустройства, она касалась его самым непосредственным образом, поскольку он отдал ратному делу без малого три десятка лет и видел в нем не только профессию, обеспечивающую приличный прожиточный минимум, но и долг, призвание, до некоторой степени — историческую миссию.

— Это в тебе говорит происхождение, — неожиданно нашелся он; к нему начало возвращаться благодушное настроение.

— Я римский гражданин, — возразил инженер.

— Не на сто процентов, у тебя мать гречанка.

— Гражданство не измеряется процентами.

У центуриона в запасе было множество аргументов, уж что-что, а тему зловредного эллинского влияния он мог считать своим коньком. Два карательных похода в Македонию, годовой постой в Пирее, бесконечные дискуссии с местной интеллигенцией — все это была отличная школа. Но здравый смысл подсказывал, что не следовало заходить слишком далеко. Инженер послан из центра, вполне вероятно, что у него есть связи в военном ведомстве, а может быть, кто знает, знакомства при дворе. Солдаты нужны всегда, но в мирные времена благоволят больше строителям.

Центурион нарочито громко зевнул, как бы извещая собеседника о своих миролюбивых намерениях.

— Уж очень палит, — сказал он, прикрываясь ладонью от солнца. — Вот бы когда море не помешало. Странно, почему это финикийцы вопреки обыкновению возвели храм так далеко от побережья.

— Это был не только храм, это прежде всего была крепость. Видимо, место выбиралось с расчетом защитить приморские центры — Тир, Сидон, Библос с тыла от набегов нумидийцев.

Расчет центуриона оказался верен, инженер подхватил предложенную ему тему, забыв о назревавшей ссоре. Впрочем, может быть, все дело было в том, что и сам он не рвался испортить отношения — в конце концов, хочешь не хочешь, им предстоит провести вместе не один год в этой горячей пустыне, в чужой и в общем враждебной среде.

Они находились в центре огромной строительной площадки, на искусственной насыпи, откуда удобно было наблюдать за ходом работ. Не так просто было понять, чем здесь заняты люди — стройкой или разрушением. Одни разбирали стену старинной кладки, другие, идя едва ли не по пятам, возводили новую. Бывшая здесь группа строителей суетилась вокруг колонны, которую следовало снять с постамента и мягко, не повредив фриза, опустить на землю. Там шла подготовка к монтажу новой колонны, куда длинней и мощней ее предшественницы. Чуть в сторонке под соломенным навесом расположилась мастерская по обработке камня — его тесали, придавая нужный размер, высекали рисунок, чаще всего два-три штриха, которые казались простым узором и лишь в соседстве с другими плитами складывались в фигуры людей и богов, изображения животных и предметов, сливались в непрерывную сюжетную ткань барельефа; угловые опорные каменья к тому же скреплялись бронзовыми стержнями и скрепами. За мастерской камня шла мастерская мрамора, к ней примыкали литейный цех, кузня, кирпичный завод, фабрика по обработке дерева, десятки других предприятий рабочего и подсобного назначения, вплоть до отряда полевых кухонь и воинских постов, раскинувшихся на окраинах строительной площадки. Впрочем, и за ее пределами можно было обнаружить кой-какие наспех сколоченные сооружения трактиры, маркитантские лавки, публичные дома, владельцы которых слетелись в Гелиополис, бывший град Ваала,[2] со всего финикийского побережья в расчете на щедрость римских легионеров и безрассудную расточительность скульпторов, художников, мастерового люда. И не ошиблись, ибо стройка приняла давно не виданные в здешних местах, опустошенных Пуническими войнами, масштабы, сравнимые едва ли не с такими деяниями древнего человека, как возведение пирамиды Хеопса или Вавилонской башни.