Меч и конь - Муркок Майкл Джон - Страница 6

Илбрек принялся объяснять детали плана.

Хотя Корум сам нес немалую долю ответственности за этот план, в глубине души он считал его слишком оптимистичным, но, поскольку лучшего не было, приходилось исходить из него. Он налил еще меда из кувшина, стоящего у локтя, и передал кувшин Гофанону. Коруму все еще хотелось, чтобы Гофанон разрешил Илбреку рассказать о таинственных магических союзниках, на которых, как считал кузнец, было слишком опасно рассчитывать. Принимая кувшин, Гофанон тихо сказал:

– Близится полночь, и скоро мы должны уйти отсюда. Меч будет готов.

– Здесь нам делать нечего. Все уже сказано, – согласился Корум. – Дай мне знать, когда ты соберешься уходить, и я извинюсь от нашего имени.

Илбрек продолжал отвечать на многочисленные вопросы тех, кто хотел узнать, как будет проломлена та или иная стена, как долго простые смертные могут существовать в тумане Фои Миоре, какую одежду лучше натягивать на себя и так далее. Убедившись, что ему нечего добавить к этому обмену мнениями, Корум встал, вежливо попросил у верховного короля и остальных разрешения удалиться и вместе с Гофаноном, Медб и Хисаком Солнцекрадом вышел из переполненного зала на узкие улочки, где стояла холодная ночь.

Небо было почти таким же светлым, как днем, и на его фоне вырисовывались темные силуэты зданий. По диску луны проплыло несколько легких голубоватых облачков, они ушли в сторону моря и скрылись за горизонтом. Компания вышла за ворота, пересекла мост через ров и, обогнув лагерь, углубилась в гущу деревьев, стоявших за ним. Где-то ухнул филин, раздался шелест крыльев и писк зайчонка. В высокой траве жужжали насекомые. Раздвигая ее, они вошли в лес.

Вначале деревья росли негусто, и Корум, поглядывая на чистое небо, заметил, что снова стоит полнолуние, как и в последний раз, когда он входил в этот лес.

– А теперь, – сказал Гофанон, – мы пойдем к средоточию силы, где нас ждет меч.

Корум замедлил шаг и остановился, поймав себя на мысли, что ему тяжело снова посещать курган, откуда он спустился в этот странный сон мабденов.

Сзади послышались чьи-то шаги. Корум резко повернулся и с облегчением увидел, что их догоняет Джери-а-Конел с крылатым котом на плече.

Джери ухмыльнулся.

– Мурлыке стало слишком душно в зале. – Он погладил кота по голове. – И я подумал, что мог бы присоединиться к вам.

Гофанон посмотрел на него с легким подозрением, но все же кивнул.

– Будешь свидетелем того, что произойдет этой ночью, Джери-а-Конел.

Джери отвесил поклон.

– Благодарю вас.

– Разве нет другого места, куда мы могли бы пойти, Гофанон? – осведомился Корум. – Обязательно к кургану Кремма?

– Это ближайшее место, наделенное силой, – просто объяснил Гофанон. – Слишком далеко идти куда-то еще.

Корум продолжал стоять на месте. Он внимательно прислушивался к лесным звукам.

– Вы слышите арфу? – спросил он.

– Мы уже далеко от зала, и музыка не слышна, – ответил Хисак Солнцекрад.

– Неужели вы не слышите арфу в лесу?

– Я ничего не слышу, – сказал Гофанон.

– Теперь и я не слышу, – признался Корум. – Мне подумалось, что это арфа Дагдага. Та арфа, что мы слышали, когда появилась Дева Дуба.

– Это были голоса животных, – сказала Медб.

– Я боюсь ее, этой арфы, – тихо, почти шепотом проговорил Корум.

– Не стоит, – сказала Медб. – Ибо в арфе Дагдага звучит мудрость. Он наш друг.

Корум нашел ее теплую кисть.

– Это твой друг, Медб Длинная Рука, но не мой. Старая пророчица сказала мне, чтобы я боялся арфы – именно о ней она и говорила.

– Забудь ты это пророчество. Старуха просто выжила из ума. Это не было настоящим предсказанием. – Медб прижалась к Коруму, сжала его руку. – Из всех нас уж ты-то, Корум, не должен поддаваться суевериям.

Сделав над собой усилие, Корум отбросил подсознательный страх. И тут же заметил взгляд Джери. Джери был явно обеспокоен. Отвернувшись, он напялил широкополую шляпу.

– А теперь мы должны прибавить шагу, – проворчал Гофанон. – Близится время.

И, отогнав мрачное чувство обреченности, Корум вслед за карликом-сидом углубился в чащу леса.

Глава четвертая

Песнь меча

Коруму казалось, что он уже это видел – курган Кремма, залитый прозрачным лунным светом, темное серебро неподвижных дубовых листьев.

Он задумался: кто же лежит под этим курганом? На самом ли деле он скрывает останки того, кто когда-то носил имя Корум Ллау Эрейнт, Корум Серебряная Рука? На самом ли деле это его кости? Но в данный момент эти мысли почти не волновали его. Принц смотрел, как Гофанон и Хисак рыли мягкую землю у подножия холма. И наконец они извлекли меч – тяжелый, отлично закаленный клинок с ребристой металлической рукояткой. Меч как будто притягивал к себе лунный свет и, сияя, усиливал его.

Стараясь не прикасаться к рукоятке и перехватив меч под ней, Гофанон осмотрел клинок и показал Хисаку, который кивнул в знак одобрения.

– Затупить его будет нелегко, – сказал Гофанон. – Кроме Мстителя, меча Илбрека, в мире нет больше такого оружия.

Подошел Джери и удивленно уставился на меч.

– Это сталь? Меч блестит не как сталь.

– Это сплав, – гордо ответил Хисак. – Наполовину сталь, а наполовину – металл сидов.

– А я думала, что металла сидов в этой плоскости не осталось, – сказала Медб. – Мне казалось, что он исчез, оставшись лишь в оружии Гофанона и Илбрека.

– В дело пошли остатки древнего меча сидов, – ответил Гофанон. – Они были у Хисака. Когда мы встретились, он рассказал, что хранит их много лет, не зная, как его использовать. Хисак получил остатки металла сидов от каких-то горняков, искавших железную руду и глубоко под землей наткнувшихся на обломки меча. Я узнал в обломках один из ста мечей, которые выковал для сидов перед девятью битвами. Сохранилась лишь часть клинка. Мы так никогда и не узнаем обстоятельств его погребения. Вместе с Хисаком мы придумали способ сплавить металл сидов с металлом мабденов и выковать меч, в котором будут лучшие свойства того и другого.

Хисак Солнцекрад нахмурился:

– Насколько я понимаю, и кое-какие другие качества.

– Возможно, – сказал Гофанон. – В свое время узнаем.

– Прекрасный меч. – Джери протянул к нему руку. – Можно подержать?

Но Гофанон, заволновавшись, мягко отвел руку Джери и покачал головой.

– Только Корум, – сказал он. – Только Корум.

– Ну что ж… – Корум решил взять меч, но Гофанон остановил его, подняв руку.

– Пока рано, – сказал кузнец-сид. – Я еще должен спеть песню.

– Песню? – удивилась Медб.

– Песню меча, которую всегда поют в такой момент, как этот. – Гофанон поднял меч к луне, и на мгновение показалось, что тот ожил, затем на фоне большого круглого диска луны он стал массивным черным крестом. – Каждый меч, что выходит из моих рук, – разный. И каждый должен услышать свою песню. Так он обретает неповторимость. Но не я дам ему имя. Это предстоит сделать Коруму. Он должен назвать меч единственным подходящим ему именем. И когда оно прозвучит, меч обретет свое последнее предназначение.

– И в чем оно заключается? – спросил Корум.

Гофанон улыбнулся:

– Я не знаю. Знать его будет только меч.

– А я думал, что ты чужд предрассудков. – Джери-а-Конел гладил кота за ушком.

– Это не предрассудки. Это нечто такое, что в такие времена, как сейчас, даст мечу способность видеть другие плоскости, видеть сквозь время. Чему быть, того не миновать. И что бы мы ни делали, этого не изменить, но мы обретем некое ощущение грядущих событий и поймем, как использовать это знание. – Гофанон разозлился, но, успокоившись, поднял лицо к луне. – А теперь слушай. И пока я пою, молчи.

– А что ты будешь петь? – спросила Медб.

– Пока не знаю, – пробормотал Гофанон. – Сердце подскажет.

Все подались в тень дубов, пока Гофанон неторопливо поднимался на гребень холма. Двумя руками он держал меч за лезвие, вздымая его к луне. На вершине он остановился.