Ведомство страха - Грин Грэм - Страница 10

Но сейчас она не обозвала его никак. Можно было подумать, что она не только его не одобряет, но словно от него отреклась, не желает содействовать ему ни в чем, кроме сбора теплых вещей. На взгляд Роу, ей недоставало обаяния и легкости брата; жизнь, которая выработала в нем забавный безрассудный нигилизм, научила ее мрачной, тоскливой сосредоточенности. Ему уже не казалось, что годы не оставили на них царапин. Но брат излагал идеи, а в сестре говорило чувство. Роу поглядел на нее, и его горести словно нашли тут сродство; они взывали к ней, хотя и без ответа.

– Ну, что же мы будем делать? – спросил Хильфе.

– Бросьте вы все это! – мисс Хильфе обратилась прямо к Роу. Вот она и ответила наконец, но для того лишь, чтобы сказать: разговор окончен,

– Ну нет! – запротестовал Хильфе. – Так нельзя. У нас идет война,

– Почем вы знаете, даже если за этим что-то кроется, – сказала мисс Хильфе, по-прежнему обращаясь только к Роу, – что это не просто… кража, наркотики или что-нибудь в этом роде?

– Не знаю, и мне все равно, – сказал Роу. – Но я очень обозлился.

– Ну а что вы все-таки предполагаете? – спросил Хильфе. – Насчет кекса?

– Там могло быть спрятано какое-нибудь сообщение.

Брат и сестра помолчали, словно им хотелось получше обдумать эту мысль. Потом Хильфе сказал:

– Я пойду с вами к миссис Беллэйрс.

– Ты не можешь бросить контору, Вилли. Лучше я пойду с мистером Роу. У тебя назначено свидание.

– Чепуха, это всего-навсего Тренч. Ты сама сумеешь с ним договориться, Анна. А тут дело поважней. Мало ли что может случиться, – сказал он с восторгом.

– Вам бы стоило взять с собой сыщика, мистер Роу.

– И сразу спугнуть даму. От него же пахнет сыщиком за километр. Нет, – сказал Хильфе, – мы должны деликатно от него отделаться. Я умею увиливать от шпиков. Таким вещам нетрудно было научиться с тридцать третьего года.

– Но я не знаю, что сказать мистеру Тренчу.

– Потяни его за нос. Скажи, что мы рассчитаемся в начале месяца. Простите, мистер Роу, что мы вынуждены при вас говорить о делах.

– А почему бы мистеру Роу не пойти одному? («Видно, она все же допускает, что тут что-то есть, – подумал Роу. – И боится за брата…») Зачем вам вдвоем ставить себя в глупое положение?

Но Хильфе оставил слова сестры без внимания. Исчезая за ширмой, он сказал Роу:

– Минутку, я только напишу записочку Тренчу. Вышли они из конторы через другую дверь – вот и все, что потребовалось, чтобы скрыться от Джонса: разве он подозревал, что его наниматель постарается от него увильнуть? Хильфе подозвал такси, и, когда они проезжали мимо, Роу увидел, как несет свою вахту этот маленький обтрепанный сыщик: Джонс закурил новую сигарету, исподтишка поглядывая на огромный, пышный подъезд, как верный пес, который неусыпно охраняет дверь хозяина.

– Надо было его предупредить, – пожалел Роу.

– Нельзя. Мы захватим его с собой потом. Мы же скоро вернемся. – Такси завернуло за угол, и фигура сыщика скрылась из виду; он потерялся среди автобусов и велосипедов, его поглотила толпа таких же слоняющихся полуголодных лондонцев, и те, кто его знал, уже никогда его не увидят.

Глава четвертая

ВЕЧЕР У МИССИС БЕЛЛЭЙРС

I

Дом миссис Беллэйрс мог похвастаться своеобразием: это был старый дом на склоне Кэмпден-хилла, который не гонялся за модой и гордо высился в глубине маленького палисадника, заросшего сухой травой между вывесками «Сдается внаем». К тощей колючей живой изгороди прислонилась статуя, она была такая потрескавшаяся и серая от недосмотра, что напоминала большой обломок пемзы. Когда вы нажимали звонок под маленьким портиком, казалось, что его треньканье спугнет обитателей дома и все, что там есть живого, собьется в кучу где-то в дальних коридорах.

Поэтому белоснежный передник и белоснежные нарукавники отворившей дверь горничной были для Роу неожиданностью. Она следила за своей внешностью, чего нельзя было сказать о доме, хотя по годам они выглядели ровесниками. Лицо ее было напудрено тальком, покрыто морщинами и сурово, как лицо монашки. Хильфе спросил:

– Миссис Беллэйрс дома?

Старая горничная смотрела на них с проницательностью, которой учит жизнь в монастыре:

– А вы договорились заранее?

– Да нет, – сказал Хильфе. – Мы просто хотим ее повидать. Я приятель каноника Топлинга.

– Видите ли, – пояснила горничная, – сегодня у нее вечер.

– Да?

– И если вы не входите в их компанию…

По дорожке приближался пожилой человек с очень благородной внешностью и густой седой шевелюрой.

– Добрый вечер, сэр, – встретила его горничная. – Прошу вас, пройдите. – Он был явно из «их компании», потому что она впустила его в комнату направо, и Роу с Хильфе слушали, как она доложила: – Доктор Форестер. – Потом она вернулась охранять вход. Хильфе предложил:

– Если вы сообщите миссис Беллэйрс, кто ее спрашивает, может, нас и примут в компанию. Моя фамилия Хильфе, я друг каноника Топлинга.

– Я, конечно, спрошу… – неуверенно пообещала горничная.

Но все кончилось благополучно. Миссис Беллэйрс самолично выплыла в тесную, захламленную переднюю. На ней было платье из переливчатого шелка либерти и тюрбан. Она простерла к ним руки в знак приветствия:

– Друзья каноника Топлинга… – сказала она.

– Моя фамилия Хильфе. Из общества Помощи матерям свободных наций. А это мистер Роу.

Роу следил, не покажет ли она как-нибудь, что узнала его, но ничего не заметил. Ее большое белое лицо, казалось, было обращено в потусторонние миры.

– Если вы хотите вступить в нашу компанию, – начала она, – мы всегда рады новичкам. При условии, что у вас нет никакой предубежденности.

– Ничуть! Что вы! – воскликнул Хильфе,

Она проплыла, как статуя на носу корабля, в гостиную с оранжевыми занавесками и синими диванными подушками по моде двадцатых годов. Черные колпаки на лампах для светомаскировки придавали комнате сходство с полутемным восточным кафе. Пепельницы и маленькие столики свидетельствовали о том, что часть медных изделий Бенареса попала на благотворительный базар из дома миссис Беллэйрс.

В комнате находилось человек шесть; один из них – высокий, плотный, черноволосый – сразу привлек внимание Роу. Сначала он не понимал, в чем дело, потом сообразил, что человек выделялся своей обыденностью,

– Мистер Кост, – представила его миссис Беллэйрс, – а это мистер…

– Роу, – подсказал Хильфе, и гости были церемонно представлены друг другу.

Роу не мог понять, как он очутился в обществе доктора Форестера с его благородной внешностью и безвольным ртом, мисс Пэнтил – темноволосой женщины неопределенного возраста с черными бусами и голодным взглядом, мистера Ньюи (мистера Фредерика Ньюи, с гордостью подчеркнула миссис Беллэйрс), чьи босые ноги были обуты в сандалии, а голова покрыта копной седых волос, мистера Мода – близорукого юноши, ни на шаг не отступавшего от мистера Ньюи и преданно кормившего его тонкими ломтиками хлеба с маслом, и Кольера, явно принадлежавшего к другому классу и втершегося сюда не без труда. С ним обращались покровительственно, но тем не менее им восхищались. Он принес с собой дыхание большого мира, и все смотрели на него с интересом. Он успел побывать и официантом, и бродягой, и кочегаром, а потом (все это миссис Беллэйрс шепотом сообщила Роу) написал книгу замечательных стихов – грубоватых, но в высшей степени одухотворенных.

– Он пользуется словами, каких никогда не употребляют в поэзии, – рассказывала миссис Беллэйрс. Между ним и мистером Ньюи шла какая-то вражда.

Со всем этим обществом Роу познакомился за очень жидким китайским чаем, которым гостей обносила суровая горничная.

– А чем занимаетесь вы, мистер Роу? – спросила миссис Беллэйрс.