Кьеркегор за 90 минут - Стретерн Пол - Страница 1

Пол Стретерн

Кьеркегор. Философия за час

Введение

На самом деле Кьеркегор совсем и не философ – по крайней мере, в академическом смысле. Тем не менее он затронул темы, которые, по мнению многих, и должны затрагивать философы. Он писал не о мире, а о жизни – как мы живем и какие жизненные пути выбираем.

Кьеркегор размышлял о том, что означает быть живым. Предмет его исследования – индивидуум и его «существование». По мнению Кьеркегора, это чисто субъективное бытие лежит за пределами рассудка, логики, философских систем, теологии и даже «претензий психологии», хотя именно человек и является источником всего перечисленного. Несмотря на то что ни философы, ни теологи, ни психологи не хотели признавать Кьеркегора, именно он стал основоположником направления философии – или нефилософии, как утверждают пуристы, – нареченного экзистенциализмом.

Экзистенциализм появился не сразу. Экзистенциалистами, сами того не сознавая, были такие философы, как Ницше, Гуссерль и Хайдеггер (по утверждению самих экзистенциалистов). Правда, Хайдеггер категорически отказывался от такой чести, а Ницше успел умереть прежде, чем был сформулирован этот термин. И действительно, полное признание и популярность экзистенциализм завоевал едва ли не через сто лет после смерти Хайдеггера, с распространением в Париже уже после Второй мировой войны философского учения Жан-Поля Сартра.

Интеллектуалы послевоенного Парижа пребывали в отчаянии: идеалов не осталось, во что же верить? Притягивавший своей абсурдностью сюрреализм выглядел теперь просто нелепым. С возвышением Сталина французским интеллектуалам все слабее верилось в коммунизм (хотя они и прилагали к тому определенные усилия). И тут появился экзистенциализм, вовсе не обязывавший во что-то верить. Более того, он даже подчеркивал, что отчаяние есть неотъемлемая часть человеческого существования.

Экзистенциализм быстро набрал популярность, распространившись далеко за пределы Левого берега, проникнув и в кафе Гринич-виллидж, и в кофе-бары Лондона, и в прибежища битников в Сан-Франциско. На него обратили внимание в университетах по обе стороны Атлантики. Своей философией его признали как завсегдатаи кафе, так и университетские профессора; он, что было необычно, соединил в себе иллюзорную легкость и проникновенную глубину. Это в равной степени привлекало как художников, писателей, философов, так и разного рода шарлатанов – они все способствовали его распространению и развитию. Именно благодаря такой демократичности экзистенциализм стал предтечей и провозвестником бихевиоризма, структурализма, постструктурализма и других подобных им течений, набравших силу в последующие десятилетия.

В центре внимания философии экзистенциализма – проблема существования, продукт преимущественно XX в. с характерными для него отчуждением, тревогой, страхом, абсурдом и чрезмерным увлечением подобного рода модными терминами. Но все это проистекает непосредственно из учения Кьеркегора, родившегося почти за сто лет до Сартра.

Кьеркегор несомненно шел впереди своего времени. При этом он поднял один из главнейших философских вопросов, который давно требовал пересмотра: «Что есть существование?» Разумеется, вопросом этим с давних времен задавались многие, но только не философы. Последним он представлялся либо бессмысленным и нелепым, либо полностью исчерпанным в рамках их собственных учений, а потому неуместным. Кьеркегор же со своей стороны считал, что каждый человек должен не только задать его себе, но и дать собственный субъективный ответ – самой своей жизнью. Акцент на субъективности – главный вклад Кьеркегора в философию.

Проблема существования – или бытия – рассматривалась как центральная многими представителями ранней греческой философии. Вопрос бытия занимал мыслителей еще до того, как Сократ и Платон привнесли в философию элемент рациональности. Что значит существовать? В чем смысл существования? Серьезные философы и в наше время считают эти вопросы смехотворными и наивными. Задавать их бессмысленно, говорят нам. Но мы, обычные смертные, не унимаемся и продолжаем спрашивать. А кое-кто – вот уж святая простота! – даже ожидает ответов именно от философов. Впрочем, в досократовские времена находились мыслители, еще не ведавшие о том, каких высот софистики достигнут мудрецы будущего, относившиеся к вопросам бытия с полной серьезностью.

Парменид, живший в греческой колонии Элея, в Южной Италии, в V в. до н. э., утверждал, что бытие есть единственный неизменный элемент всего существования. «Все едино». Множественность, изменчивость, подвижность есть лишь видимость. Другие философы досократовского периода исследовали различие между существованием «реальных» предметов и абстрактных представлений и воображаемых вещей. Чем отличается мое существование от существования математических чисел или фантазий? Что вообще означает «существовать»?

Потом пришло время Сократа и Платона, и в порядок дня вместо «Познай, что значит быть собой» был поставлен другой вопрос – «Познай самого себя». Проблема бытия ушла из философии. Это фундаментальное понятие (возможно, самое фундаментальное из всех) просто игнорировалось. Для Платона существование было просто данностью и не подлежало обсуждению. Можно ли считать Платона самым глубоким мыслителем всех времен, если он прошел мимо вопроса, который многие считали самым важным в философии? (Самым глубоким ученым всех времен считают и Ньютона, но это не помешало Эйнштейну показать, что его вселенная строилась на ложном предположении.) Вопреки распространенному в наше время мнению, фундаментальный прогресс существует. Мы узнаем о мире все больше и почти во всех областях (за исключением разве что философии). Но на уровне индивидуального существования – в том смысле как об этом говорил Кьеркегор – мы остаемся прежними. Там, где вопрос касается субъективного существования, прогресса как будто и нет. Мы все – независимо от того, радуемся или страдаем – находимся в одной ситуации, ситуации человеческого существования. И здесь ничего не изменилось с незапамятных времен.

Приняв эстафету от Платона, философы продолжали игнорировать вопрос человеческого существования. Субъективное существование – возможно, то единственное, что объединяет нас всех – было отдано на откуп философствующим дилетантам. Авторитет Платона и его ученика Аристотеля оставался непререкаемым на протяжении двух тысяч лет.

Лишь в XVII в. философия вернулась к тем фундаментальным основам, из которых она и поднялась когда-то. Кто я? Что я понимаю под фразой «Я существую»? «Cogito ergo sum»[1], – провозгласил французский философ Рене Декарт. Все может быть подвергнуто сомнению, все может оказаться иллюзией или обманчивой фантазией, кроме того факта, что я думаю об этом. Фундаментальным понятием, абсолютной и не подвергаемой сомнению основой, на которой строится любая философия, снова стало понятие субъекта. Но субъект этот очень напоминал французского интеллектуала. Он существовал, только пока мыслил. Чувства, ощущения и так далее – всему этому доверять нельзя. Наверняка субъективное «я» знало только, что оно существует, во всем остальном уверенности не было. Нагое и беззащитное, оно стояло перед обманчивыми стихиями; «человек без прикрас – только бедное нагое двуногое животное»[2], как сказал Шекспир в «Короле Лире».

Убежище для этого бедного, беззащитного существа построил, в конце концов, немецкий философ Кант. Он создал грандиозный дворец в форме основанной на разуме всеобъемлющей философской системы, и этот дворец принял субъективное «я» в свои сияющие чертоги. Последовавший за Кантом Гегель возвел систему еще более колоссальную, покоившуюся на утверждении, что «все действительное разумно и все разумное действительно».