Наемный убийца - Грин Грэм - Страница 5

Внизу звонил телефон. Энн показалось, что это звонят в дверь, и она бросилась к шкафу, – взглянуть на себя в зеркало. Тусклая лампочка давала мало света, Энн не могла судить, хорошо ли она подкрасилась и как будет выглядеть в ярком блеске огней танцзала «Астория». Она принялась краситься снова. Если Джимми покажется, что она бледна, он отвезет ее домой раньше времени.

Хозяйка заглянула в комнату:

– Это ваш знакомый. Он просит вас к телефону.

– К телефону?

– Да, – сказала хозяйка, протискиваясь в дверь боком и готовясь к обстоятельному разговору. – Он говорил так, будто ему страшно некогда. Нетерпеливый, раздражительный. Прямо рявкнул мне в ответ, когда я сказала ему «добрый вечер».

– Ну что вы, – Энн вдруг почувствовала, как ею овладевает отчаяние, – это просто манера такая. Не обращайте внимания.

– Я думаю, он хочет отказаться от встречи, – сказала хозяйка. – Это всегда так. Если ездить на гастроли, никогда толку не выйдет. Вы сказали, какой спектакль – «Дик Уиттингтон»?

– Нет, «Аладдин».

Энн сбежала вниз по лестнице. Ну и что из того, что она бросилась к телефону со всех ног? Пусть видят, ей все равно. Сказала в трубку:

– Это ты, милый?

Этот телефон вечно не в порядке. Она вслушивалась в голос, он хрипло вибрировал в трубке, его едва можно было узнать.

– Ну где ты пропадала? Я звоню из автомата. Опустил последнюю монетку. Слушай, Энн, я не смогу пойти с тобой. Прости. Срочная работа. Мы напали на след парня, который тот сейф ограбил. Я тебе говорил. Выплыла одна бумажка.

– Голос в трубке звучал взволнованно. Она ответила:

– Это замечательно, милый. Я знала, как ты этого хотел… – но не смогла продолжать в том же тоне. – Джимми, я долго не увижусь с тобой. Мы расстаемся. На несколько недель.

Он ответил:

– Это тяжело. Я понимаю. Я думал… Знаешь что, какой смысл тебе ехать утренним поездом? Тем более что и нет поезда в девять. Я посмотрел расписание.

– Я знаю. Я так сказала потому…

– Лучше поезжай сегодня. Тогда сможешь отдохнуть перед репетициями. Поезжай от Юстона в полночь.

– Но мне еще укладываться…

Матер пропустил ее слова мимо ушей. Это было его любимым занятием – планировать и решать. Он пообещал:

– Если я буду рядом с вокзалом, постараюсь…

– Две минуты закончились.

Он сказал:

– О черт, у меня мелочи нет. Энн, моя дорогая, я люблю тебя.

Она пыталась произнести те же слова в ответ, но имя – глупое детское имя – мешало ей выговорить их. Она всегда запиналась, называя его по имени.

– Джи… – Телефон замолк. Она подумала с горечью: ну как можно выходить из дому без мелочи. И еще, разве можно вот так прерывать разговор, когда говорит сержант уголовной полиции? Потом пошла наверх, в свою комнату; не плакала, просто было такое чувство, будто кто-то умер, оставив ее одну, одну и в страхе перед новыми лицами, перед новой работой, сальными шуточками провинциальных нахалов; в страхе за себя еще и оттого, что уже трудно было даже представить, как это замечательно, когда тебя любят.

Хозяйка сказала:

– Так я и думала. Знаете что, спускайтесь-ка вниз, посидим, выпьем чаю, поговорим по душам. Это помогает. Правда. Один доктор мне сказал: хороший разговор очищает легкие. В этом есть резон, правда? Вдыхаем всякую пыль, а хороший разговор ее выдувает. Зачем вам сейчас укладываться? У вас еще куча времени. Мой старик дольше бы прожил, если бы больше разговаривал. В этом есть резон, правда? Что-то такое вредное в горле прервало его жизнь в самом расцвете. Если бы он больше разговаривал, он бы эту гадость выдул. Это даже лучше, чем отхаркиваться.

Репортер уголовной хроники никак не мог добиться, чтобы его выслушали. Он твердил и твердил ведущему редактору:

– У меня материал по ограблению сейфа, помните?

Ведущий выпил лишнего. Все они в тот день выпили лишнего. Он ответил:

– Отправляйтесь-ка домой и почитайте «Упадок и разрушение…» Репортер уголовной хроники был очень серьезный молодой человек: он не пил и не курил и по-настоящему страдал, если видел, что кого-то вырвало в телефонной кабинке. Он крикнул – громко, как мог:

– Полиция напала на след одной из пятифунтовых банкнот!

– Напишите об этом, напишите, а потом сверните из этого себе толстенную сигарету.

– Тот тип сбежал. Напал на девушку. Очень интересный материал, – кричал серьезный молодой человек. У него было оксфордское произношение, поэтому ему и поручили заниматься уголовной хроникой: редактор отдела новостей любил пошутить.

– Отправляйтесь домой и почитайте Гиббона.

Серьезный молодой человек поймал за рукав кого-то из проходивших мимо:

– Вы что тут, все с ума посходили? Или газета сегодня не выйдет?

– Война будет объявлена через сорок восемь часов, – прокричал кто-то ему в ответ.

– Но у меня замечательный материал. Он захватил девушку и старика и выбрался через окно…

– Отправляйтесь домой. Для этого материала не найдется места.

– Не пустили даже ежегодный отчет Клуба любителей кошек.

– Закрыли раздел «Сегодня в магазинах Лондона».

– А пожар в Лаймхаусе пошел в «Новости вкратце».

– Отправляйтесь домой и читайте Гиббона.

– Ему удалось сбежать прямо из-под носа полицейского, охранявшего вход! И он вооружен. На поимку послали «Летучий отряд». Вооружают городских полицейских! Замечательный материал.

Ведущий сказал:

– Вооружен! Отправляйтесь домой и суньте голову в стакан с молоком. Да мы все будем вооружены через пару дней. Его застрелил какой-то серб. Италия высказалась в поддержку ультиматума. Сорок восемь часов, чтобы утихомирить страсти. Если хотите разбогатеть, покупайте акции оружейных компаний, только поскорей.

Кто-то добавил:

– Да через недельку он и сам возьмется за оружие.

– Ну уж нет, – сказал серьезный молодой человек, – ни за что. Я, знаете ли, пацифист.

Репортер, которого вырвало в телефонной кабинке, проговорил:

– Ну все. Я пошел домой. В номере не будет места, даже если Английский банк взлетит на воздух.

Чей-то писклявый голосок заявил:

– А мой материал идет.

– А я говорю, места не будет.

– Для моего будет: «ПРОТИВОГАЗЫ – ВСЕМ! СПЕЦИАЛЬНЫЕ УЧЕНИЯ ДЛЯ ГРАЖДАНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ НА СЛУЧАЙ ВОЗДУШНЫХ НАЛЕТОВ – ВО ВСЕХ БОЛЬШИХ ГОРОДАХ». – Он хихикнул. – Самое смешное, что… – но никто так и не услышал, что же было самое смешное. Дверь распахнулась, и мальчишка-посыльный швырнул им пробный оттиск средней полосы – непросохшие буквы на серой сырой бумаге. Жирная краска заголовков пачкала пальцы: «Югославия требует отсрочки», «Флот Адриатики на военно-морских базах», «Париж: налет на итальянское посольство». Вдруг все замолкли. Над домами, над улицей летел самолет, низко над головами сквозь тьму, направляясь на юг: сверкал красный хвостовой огонь; светлые крылья в лунном свете казались прозрачными. Он был четко виден сквозь стеклянный потолок огромного помещения, и всем почему-то расхотелось пить.

Ведущий сказал:

– Устал до смерти. Пойду посплю.

– Так мне разрабатывать тему дальше? – спросил серьезный молодой репортер.

– Если это улучшит вам настроение. Но главной темой теперь будет только ЭТО, – и оба они устремили взгляд вверх, сквозь стеклянный потолок, на луну, на опустевший небосвод.

Часы на вокзале показывали без трех минут полночь. Контролер у входа на платформу сказал:

– Свободные места в голове поезда.

– Меня друг придет проводить, – сказала Энн Кроудер. – Можно я сяду в последний вагон, а когда тронемся, пройду вперед?

– Двери уже заперли.

В отчаянии Энн пыталась разглядеть, что там, за спиной контролера. В буфете гасили огни: от этой платформы поездов больше не будет.

– Поторопитесь, мисс.

Она бросилась бежать вдоль поезда, часто оборачиваясь назад; пробежала мимо стенда с вечерними газетами; не могла отделаться от мысли, что война может начаться прежде, чем они увидятся снова. Он пойдет в армию: он всегда поступает как все, с раздражением подумала она. Но она знала, что и любит-то его за надежность, за то, что на него всегда можно положиться. Вряд ли полюбила бы, если бы он был не такой как все, со странностями, со своим собственным восприятием окружающего: слишком долго пришлось ей быть рядом с непризнанными гениями, с актрисами гастрольной труппы, которые все как одна считали себя звездами первой величины. Нет, Энн не могла больше восхищаться людьми оригинальными. Ей хотелось, чтобы тот, кого она любит, был человеком обыкновенным, чтобы она могла предвидеть, что он скажет и что сделает.