Сними панцирь! - Журавлева Зоя Евгеньевна - Страница 19

— В этом году воды много, — говорит папа.

И ладонью трогает стенку. Весь родник ладонью закрыл, капли сквозь папины пальцы лезут. Вон тут сколько воды!

— Как же бедные птички пьют? — говорит тётя Надя.

— Не только птички, — смеётся дядя Володя. — Это наш центральный родник. Тут архары пьют. Волки. Все, кто захочет.

— И даже зайцы, — говорит Арина.

— Зайцы в пустыне никогда не пьют, — говорит папа. — А то бы и они пили.

— А как же они? — говорит тётя Надя. — Разве зайцы могут не пить? Они же так бегают.

— Приспособились, — объясняет папа. — У нас трава сочная. Вполне можно не пить. Вон джейраны тоже могут не пить.

— Какая трава? — удивляется тётя Надя. — Разве это трава? Вот у нас в Подмосковье трава так трава!

Как тёте Наде вдруг всё не нравится. А говорила — привыкла. Чем же у нас не трава? Она сочная. Арина траву сорвала и жуёт. Она будет теперь, как джейран. Совсем пить не будет! Я тоже хочу, как джейран. Но почему-то горько во рту.

— Вы полынь едите, крокодилы! — смеётся папа.

Верно, полынь. Так полынью пахнет. Я поскорей выплюнул.

— Запей, — говорит тётя Надя. И в ладонь набирает капли. Хочет мне дать. — Арина, и ты запей!

Но Арина запивать не хочет. Очень вкусная полынь, она с удовольствием жуёт. Только морщится сильно.

— Тебе бы ещё варенья из верблюжьей колючки, — смеётся дядя Володя.

— Люблю полынь, — говорит Арина. Ей говорить уже трудно, так она морщится. Так любит эту полынь, прямо рот набок.

— Аринка, перестань сейчас же! — сердится тётя Надя.

Она всё-таки Арину плохо знает, хоть и родная тётя. А то бы она замолчала. Просто не обращала бы на Арину внимания. Пускай Арина скорей прожуёт. Она не может теперь перестать, раз уже начала. У Арины характер такой. Она должна каждое дело довести до конца.

Я не могу довести, а Арина может.

— Но это глупое дело, — говорит тётя Надя.

— Такой характер, — объясняет папа. — Хоть кровь из носу!

Арина наконец прожевала. Теперь она хочет пить.

— Скорей, — говорит Арина. — Как горько!

У тёти Нади уже полная ладонь, капли сверху скатываются. Она подставила Арине.

Вдруг папа тёти Надину руку толкнул. Всё вылилось.

— Эту воду нельзя, — говорит папа.

— Как? Почему?

— Эту воду человеку нельзя пить, — говорит папа. — Чистая соль.

У нас в пустыне пресных родников нет, как тётя Надя не понимает. Мы недаром с собой воду возим. А тут вся вода солёная. Только животные могут пить. А человек от такой воды заболеет.

Папа из фляжки нам дал.

Вот это вода! Тёплая. Пресная. От неё уж не заболеешь.

— Хватит, — говорит папа. — За работу!

Я скорей лопату схватил. Надо работать, пока жары нет. Мы все, конечно, в трусах. Арина давно сняла сарафан. Тётя Надя брюки засучила. Жары нет, конечно, но тени ведь тоже нет. А без тени всё равно жарко. Но терпеть пока можно.

Мы родник чистим.

Работы тут много. Всю стенку нужно очистить, чтобы блестела. Тогда каплям лезть легче. Они такие чистые будут, и всем пить приятно. Животным тоже неинтересно в грязи толкаться!

Я по стенке бью лопатой. И дядя Володя бьёт. Дядя Мурад тоже бьёт. Арина прямо колотит.

Но стенка же каменная! Это гора! Тут долго бить надо.

Мы бьём.

У меня уже плечи болят. Это здоровая боль, говорит папа. Просто работа физическая, к ней привыкнуть надо. Привыкну, и плечи пройдут.

У Арины спина болит. Но Арина дело не бросит! Что значит спина, если нужно чистить родник? Мы его так очистим: будет как новенький. Вода прямо фонтаном забьёт. Кулики прилетят на тонких ногах. Будут пить и полоскать горло чистой водой.

Вот как мы работаем.

Папа грязь лопатой выкидывает из родника. Он босиком. Ноги у него чёрные, будто папа в чёрных носках. Такая красивая грязь. Блестит.

Боря грязь в сторону уносит, ведром. У него живот чёрный. Блестит.

Тётя Надя скребёт ручеёк.

— Ой, — говорит тётя Надя, — лопата сломалась!

Она сильно нажала и сломала ручку. Тут тёте Наде нельзя помочь. У нас запасных лопат нет, каждая на счету.

Тётя Надя сидит теперь и страдает:

— Я хочу работать! Дайте мне хоть какую-нибудь лопату. Хоть маленькую!

Кто ей даст? Все хотят работать. У всех плечи болят, но это ерунда.

— Может, кое-кого уже к машине отправить? — говорит дядя Володя.

— Я тоже подумал, — говорит дядя Мурад. — Уже сильное солнце.

Кого, интересно, они могут отправить? Только тётю Надю, она без лопаты.

Папа посмотрел вверх, говорит:

— Н-да, солнце. Оно сегодня задаст. А машина, если не ошибаюсь, на самом пекле стоит. Боря, ты кузов брезентом накрыл?

— Кузов? — спрашивает Боря (пока ещё Боря сообразит). — А-а, кузов! Нет, Алексей Никитич, забыл. Не накрыл, кажется.

— Там же приборы, в кузове, — говорит дядя Володя.

— Всё сварится, — говорит папа.

— Может, мне сходить? — предлагает тётя Надя.

Нет, тётя Надя не сможет. Она гость! Ещё потеряется, чего доброго. Собьётся с пути, машину не найдёт. Машину, правда, от родника видно. Но далеко. Вон наша машина, маленькая совсем. Тёте Наде с таким делом не справиться. Нет, нет, нет!

Тётя Надя даже не знает, где у нас лежит брезент.

— А я знаю, — говорит Арина.

— Я тоже знаю, — говорю я. Я, правда, знаю. В большом ящике.

— Вам тоже не справиться, — говорит папа. — Слишком серьёзное дело.

Конечно, серьёзное. Мы понимаем. Если бы пустяки, мы бы сами не согласились.

Арина уже лопату поставила и руки вытирает сарафаном.

Я тоже лопату поставил.

— Мы справимся, — говорит Арина. — Мы с Лёдиком как раз справимся!

— Гм… — сомневается папа.

Чего только он сомневается! Там приборы могут погибнуть. Эти приборы такие чуткие, а солнце так и жарит. Надо скорее их закрыть!

— Ну как? — сомневается папа. — Доверим?

— Доверим, — говорят все. И дядя Володя, и тётя Надя, и дядя Мурад. И даже Боря сказал, хотя сам про эти приборы забыл.

— Ладно, — решил тогда папа. — Идите!

Он нам прямо к машине велит идти. Никуда не сворачивать. Сразу закрыть кузов, а самим лезть под машину. В самую жару у нас только под машиной можно дышать, там всё-таки тень. А они скоро придут. Работать всё равно уже почти невозможно, такое солнце.

Но прежде всего надо приборы спасать, это от нас зависит.

Мы понимаем. Мы с Ариной сразу пошли.

НАМ ПРО КУПАНЬЕ НИКТО НЕ ГОВОРИЛ

Мы с Ариной быстро идём, по сторонам не смотрим. Некогда! Мы бы ещё быстрей шли. Нам сапоги мешают, проваливаются в песок.

— Надо их снять, — говорит Арина.

— Папа велел ходить в сапогах, — говорю я.

— Дядя Лёша про сапоги ничего не сказал! Разве он про сапоги говорил? Он сказал про брезент!

— Он раньше говорил, — не соглашаюсь я.

— Эх, ты! — говорит Арина. — Там приборы гибнут! Будет дядя Лёша сейчас про какие-то сапоги говорить!

Вот как Арина сказала. Я даже покраснел. Чего я, правда? Папа про сапоги ещё когда говорил. Утром ещё. Теперь совсем другое дело. Мы идём приборы спасать, а эти сапоги нам мешают.

Мы с Ариной их сняли скорей.

Теперь можно бежать. Легко так, в одних носках. Я за Ариной бегу. Потом Арина за мной бежит. Потом Арина мне руку дала, и мы вместе бежим. Вместе ещё быстрее бежать. Можно даже закрыть глаза. А с закрытыми глазами ещё быстрее бежишь.

Мы смеёмся и сапогами размахиваем. Пяткам горячо. Песок так и жжётся через носки. Но мы быстро бежим!

Вдруг Арина поскользнулась и в нору упала. Нора широкая, наверное, лисья. Сколько лиса нарыла песку! Набросала вокруг. Ужасно неаккуратная, об такую нору можно ногу сломать.

Но Арина только чуть-чуть ушиблась.

— Мы мимо этой норы не шли, — говорю я.

— Конечно, не шли, — говорит Арина. — Я сама знаю, что не шли. Мы с тобой немножко свернули. Одним и тем же путём неинтересно идти. Мы теперь идём кратчайшим путём.