Подвиг Ширака - Жандарбеков Булат - Страница 39

— Ох уж эти нежеланные гости, так и рады на дармовщину! — со вздохом произнес утомленный Дарий, отличавшийся, несмотря на свою молодость, крайней бережливостью, ее ли не сказать — скупостью. — Ну едва выпроводил.

Дарий бросил искоса мимолетный взгляд на переминающегося от великого нетерпения с ноги на ногу Ойбара. У того прямо все клокотало внутри от нестерпимого желания скорее похвастаться перед своим господином находчивостью, восхитить его, и... получить желанную награду. И Дарий, отлично понимая это, с каким-то садистским наслаждением мучил своего слугу, всячески затягивая время, притворно позевывая и избегая ждущего взгляда изнывающего конюха. Наконец он как бы случайно остановил свой взгляд на Ойбаре и с удивлением спросил:

— Ты, кажется, что-то хочешь мне сказать? Если хочешь напомнить о конной прогулке, то не надо. Я ее отменяю — устал очень, притомился.

Ойбар припал к ногам Дария и обхватил его руками.

— Не благодари, не благодари, ты заслужил отдых, ступай!

— Нет-нет, мой господин, я не о конной прогулке, дозволь... слово молвить.

— Ах, не о конной прогулке? Тогда потом, завтра. Я очень устал.

— Но я хотел...

— Хорошо, хорошо, я обязательно тебя выслушаю... завтра. Наверно, ты что-то хочешь сказать не к спеху?

— Смилуйся! Выслушай! — не выдержав пытки, зарыдал Ойбар.

— Ну ладно, перестань! Говори, если хочешь, — разрешил наконец Дарий.

Ему и самому не терпелось узнать, как этот пройдоха Ойбар заставил заржать Ракса. Возбужденный конюх заговорил торопливо, захлебываясь словами, боясь, что его прервут, не дадут договорить...

— Когда ты сказал, мой господин, о том, что надо, чтобы твой Ракс заржал первым среди жеребцов высокородных господ, я не мог уснуть и все думал, думал...

— О награде... — насмешливо сказал Дарий в тон рассказа

— О награде... — машинально подхватил Ойбар и поперхнулся.

Ойбар смутился и виновато посмотрел на господина, но тот, поощрительно улыбнувшись, милостиво кивнул головой — разрешая продолжить повествование.

— Я все думал, как бы заставить Ракса заржать первым. Ломал себе голову, ломал, а когда отчаялся, то придумал, — меня как озарило!

— Интересно. А может быть, по милости богов, Ракс сам заржал первым, а ты приписываешь это себе и, наверно, хочешь получить незаслуженную награду? А?

— Да кто же осмелится равнять себя со всемогущими богами? — с укором сказал Ойбар, покачивая головой. — Это придумал я. Но, может быть, эту уловку вложили в мою голову благосклонные к тебе боги?

— Ну и что же это за уловка?— уже с явным любопытством спросил заинтригованный Дарий.

— Так вот, я думал, думал, думал... — начал тянуть зловредный Ойбар, заметивший крайнюю заинтересованность своего господина, ему в отместку.

— Если ты еще раз скажешь "думал", то тебе скоро нечем будет думать! — гневно сказал Дарий.

— И меня вдруг осенило!— заторопился, хорошо изучивший своего господина, слуга. — Ты же знаешь, мой господин, как Ракс любит Дейву и в разлуке сильно тоскует по ней. А разлучили мы их потому, что Ракс в конюшне рвется к ней, буйствует, ломает перегородки...

— Дальше, дальше! — нетерпеливо подогнал Дарий.

— В предрассветную темень я пошел к конюшне, где находится Дейва. Узнав меня, она заржала. Я погладил ее и... сунул правую руку ей во влагалище! Вынув, я сразу же обмотал эту руку тряпьем — чтобы запах не выдохся, и все время держал правую руку в кармане штанов. Ты еще обругал меня мой господин...

— А я думал, что ты был у своей зазнобы, а у ней эта штучка с... зубами! — развеселился начинающий догадываться Дарий.

— Когда я подошел к Раксу, потому что если бы я не подошел...

— Ну ясно! — нетерпеливо мотнул головой Дарий.

— А этот похотливый Ракс, наверное, что-то учуял — он все время тянул свою морду ко мне, когда вы ехали еще верхом на нем. И все время похрапывал. Я очень боялся, что он заржет раньше времени и все испортит, даже вспотел и старался держаться от вас подальше. А тут еще конюх Гобрия подходит с протянутой рукой, чтобы поздороваться... Ну а как я ему протяну свою правую руку?

— Ну-ну! — поторопил Дарий.

— Ну так я посмотрел на него словно на тлю — он прямо оторопел. А Ракс, молодчага, так и не заржал, а только все похрапывал и похрапывал. Когда мы выстроились в шеренгу, а вы отошли в сторону, я тихонько вытащил руку, освободив ее еще в кармане от тряпья, и осторожно поднес ее к ноздрям Ракса, как бы намереваясь погладить жеребца по морде. А он как взовьется, да как...

— Заржет!!! — восхищенно подхватил Дарий и радостно, по-мальчишески, раскатился звонким смехом.

Но вдруг, оборвав смех, уставился на конюха тяжелым взглядом. Взгляд был недобрый. Много лет спустя придворные вельможи, на которых падал такой взгляд Дария, шли домой и кончали свою жизнь самоубийством. Но до той поры было еще далеко, и Ойбар лишь слегка оробел.

— Я не буду скрывать, что ты оказал мне великую услугу, и твоя находчивость будет щедро вознаграждена, но... если кто-нибудь когда-нибудь узнает, что я обязан своим возвышением не милости Ахура-Мазды, а твоей хитрости, то... Я не знаю, останусь ли я тогда царем, но то, что ты останешься без головы, — знаю наверняка! Ты понял меня, Ойбар?

— Я буду нем, как могила, мой господин.

Персия, объятая пламенем

Говорит царь Дарий: "Вот что я совершил по воле Ахура-Мазды в течение одного года. После того, как я стал царем, я дал 19 сражений. По воле Ахура-Мазды я разбил своих врагов и захватил в плен 9 царей:

Один был Гаумата-маг; он обманывал, говоря так: "Я — Бардия, сын Кира". Он взбунтовал Персию.

Один — Лесина, сын Упадармы, эламит; он обманывал, говоря так: "Я — царь Элама". Он возмутил Элам.

Один — Нидинту-Бэл, вавилонянин; он обманывал, говоря так: "Я — Навуходоносор, сын Набонида". Он сделал мятежным Вавилон.

Один — Мартия, перс; он обманывал, говоря так: "Я — Иманиш, царь Элама". Он взбунтовал Элам.

Один — Фравартиш, мидянин; он обманывал, говоря так: "Я — Хшатрита, из рода Киаксара". Он поднял всю Мидию.

Один — Фрада, маргианец; он обманывал, говоря так: "Я — царь в Маргиане". Он восстал в Маргиане.

Один — Чиссатахма, сагартиец; он обманывал, говоря так: "Я царь Сагартии, из рода Киаксара". Он возмутил Сагартию.

Один — Вахъяздата, перс; он обманывал, говоря так: "Я — Бардия, сын Кира". Он восстал в Персии и взбунтовал Арахозию.

Один — Араха, армянин; он обманывал, говоря так: "Я — Навуходоносор, сын Набонида". Он возмутил Вавилон.

Этих 9 лжецарей я захватил в битвах, и, как мне было угодно, так я с ними и поступил.

Первые раскаты грома

С удивительной легкостью Дарий, которому не было еще и тридцати лет, достиг верховной власти. Притом при живом отце, обойдя его! Самое интересное, что Гистасп, будучи сатрапом Маргианы, стал наместником своего собственного сына и его подданным! Поразительно везуч Дарий! Но лиха беда — начало. Уже торжественное празднество, ознаменовавшее восхождение на сияющий престол персидских царей, новой ветви старой династии Ахеменидов, омрачилось неприятными вестями из Элама, которые со злорадством, в самый разгар веселья, нашептал в "золотое ухо" царя его самый большой завистник и недруг Интаферн. Опьяненному счастьем Дарию эти вести не показались столь уж важными, чтобы из-за них прерывать торжества, и он просто от них отмахнулся, предложив их обсудить после праздника. Никто — ни Дарий, ни его недруг Интаферн не могли даже предположить, что эти беспорядки в Эламе лишь первые язычки пламени, которые, вспыхнув в самых разных уголках великой империи, сольются в бушующий пожар.

Свою торжественную коронацию Дарий, сын Гистаспа, Ахеменид, завершил бракосочетанием с дочерью отца персов — Атоссой. Цареубийца Дарий и братоубийца Атосса скрепят свой союз, и, вероятно, злодеяние иногда крепче скрепляет союз двух преступников общим совместным преступлением, чем самая пылкая любовь, так как Дарий и Атосса так рука об руку пройдут всю свою жизнь, и всех, особенно иноземцев, будет поражать то огромное влияние, которое имела Атосса на Дария.