НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 24 - Булычев Кир - Страница 18

Анна вдруг хмыкнула.

— Ты чего? — спросил Жюль.

— Знал бы Роман, что коллегу за полу держит.

— Лучше, чтобы не знал, — серьезно ответил Жюль.

— Ты зачем подсматривал, дяденька? — спросил шут. — Не поверил, что дам любезной зелье?

— Она придет ко мне?

— Кого поумней меня спроси!

Заскрипели ступеньки крыльца.

Дверь, отворившись, обозначила силуэты людей. Кин сразу отступил в сторону. Донесся голос шута:

— Что-то этого ратника не помню.

— Они все на одно лицо, — сказал Роман.

В щель двери видно было, как шут откинул люк в подвал. Заглянул внутрь. Выпрямился.

— Мажей не возвращался, — сказал он.

Голос его вдруг дрогнул. Анна подумала, что и шуты устают быть шутами.

— Лучше будет, если он не вернется, — сказал Роман.

— Разум покидает тебя, боярин, — сказал шут жестко. — Мажей верно служил тебе много лет.

— Город не выстоит, даже если вся литва придет на помощь.

— Если погибнет епископ, будет справедливо.

— И рыцари отомстят нам жестоко. Мы погибнем.

— Мы выиграем день. Придет литва.

— Я думаю о самом главном. Я на пороге тайны. Еще день, неделя, месяц — и секрет философского камня у меня в руках. Я стану велик… Князья государств и церкви будут у моих ног… Никто не посмеет отобрать у меня Магдалену.

— Дурак, — сказал спокойно шут, — умный, а дурак, хуже меня. Епископ…

— А что, епископу золото не нужно? Власть не нужна? Епископ будет беречь меня, как золотую птицу.

— Но в клетке, дяденька.

— Условия будут мои.

— Птичка в клетке велела хозяину щи подавать?

— Будут подавать. Как миленькие.

— Рыцари прихлопнут тебя, не станут разбираться…

— Епископ знает, что я здесь. Не даст меня в обиду.

— И ты его поэтому бережешь?

— Это правда. Не ради меня — ради великой тайны.

— Ой, боярин, загляни себе в душу. Разве не страшно?

— Страшно, страшно… страшно!

— Тогда беги! Все бросай.

Роман вдруг выхватил нож.

— Я убью тебя!

— Нельзя! — крикнул шут. С неожиданной ловкостью он перепрыгнул через открытый люк, перед слабо освещенным зевом которого остановился Роман. Ухмылка не исчезла с его лица. Он бросился наружу, Кин еле успел отшатнуться.

На крыльце шут остановился, будто не понимая, почему там оказался, потом нахохлился, голова ушла в широкие плечи.

— Дождик, — сказал он, — дождик какой… До конца света дождик… Жизни нет, правды нет, один дождик.

Заскрипели ступеньки. Шут вышел во двор…

Кин стоял посреди верхней горницы. Роман спустился в подвал, но люк остался открытым.

Кин осторожно заглянул в люк, и шар, повиснув над ним, глядел туда же.

Роман стоял у стола, постукивая концами пальцев по его краю. Вдруг он вздрогнул. Он увидел, что у потухшей печи, мокрый, замерзший, стоит отрок.

— Ты что же молчишь? — спросил Роман.

— Я не догнал его, — сказал отрок.

— Я и не ждал, что ты его догонишь. А там ты был?

— Я был, — сказал отрок.

— Что сказали?

— Сказали, в час после полуночи.

— Ты грейся, грейся, — сказал Роман. — Потом поможешь мне.

— Бьет меня дрожь, — сказал отрок. — Орден нас примет?

— Ты не бойся. Меня везде знают. Меня в Венеции знают. И в Магдебурге, и в Майнце знают… меня убить нельзя…

В этот момент все и случилось.

Шар висел над самой головой Кина. Поэтому сначала было непонятно, кто нанес Кину удар сзади. На мгновение изображение в шаре исчезло, затем возникло удивленное лицо Кина, который пытался обернуться, и тут же потерял равновесие и рухнул в люк, медленно сползая в подвал по ступеням лестницы.

— Стой! Он же разобьется!

Сверху мелькнул аркан — за секунду шут успел достать и метнуть его так, что веревка охватила Кина за плечи в полуметре от пола подвала и остановила падение. Затем безжизненное тело Кина опустилось на пол. Подняв шар, Жюль увидел над люком шута с арканом в одной руке, с дубиной — в другой.

Роман и отрок отшатнулись от люка, замерли.

Роман первым сообразил, в чем дело.

— Кто? — спросил он.

— Он мне с самого начала не понравился — нет у нас такого в стражниках. У меня, знаешь, какая память на лица. Подслушивал. Думаю, епископский лазутчик.

Глаза Кина были закрыты.

— Ты его не убил? — спросил Роман.

— У нас, литовцев, голова железная, — сказал шут.

— Что же делать? — сказала Анна. — Они его убьют. Ну сделай что-нибудь, Жюль, миленький! Вытащи его обратно.

— Без его помощи не могу.

— Так придумай.

— Да погоди, ты! — огрызнулся Жюль. — Ты думаешь, он на прогулку пошел? Выпутается. Обязательно выпутается. Ничего…

— Надо его допросить, — сказал Роман.

— Только возьми у него… это.

Шут нагнулся, выхватил у Кина меч, арканом стянул руки.

В этот момент в люке показалось лицо другого стражника.

— А, Йовайла, — сказал шут. — Ты этого земляка не признаешь?

— Нет, — ответил тот быстро. — За воротами князь.

— Этого еще не хватало, — сказал Роман. — Акиплеша, убери, быстро, быстро, ну! Глузд, помоги ему!

Они оттащили Кина в сторону, в тень, Роман бросил сверху ворох тряпья… Сцена была зловещей — тени метались по стенам, сплетались, будто в драке.

Князь быстро спустился вниз, ступени прогибались, за ним — в двух шагах — ятвяг в черной куртке и красном колпаке.

Князь был в кольчуге, короткий плащ промок, прилип к кольчуге, рыжие волосы взъерошены. Князь был зол:

— Орден на приступ собрался, лестницы волокут… Как держаться, ворота слабые, людей мало. Ты чего здесь таишься?

— Какая от меня польза на стене? Я здесь нужнее.

— Ты думай. Нам бы до завтра продержаться. Роман, почему на башнях огненной воды нет?

— Кончилась, княже.

— Чтобы была! Не отстоим город — первым помрешь.

— Князь, я твоего рода, не говори так. Я все делаю…

— Не знаю, никому не верю. Как плохо — никого нет. Где Владимир Полоцкий? Где Владимир Смоленский, где Мстислав Удалой? Владимир Псковский? Где рати? Где вся Русь?

— Я приду на стену, брат, — примирительно сказал Роман.

— Тут у тебя столько зелья заготовлено!

— Это, чтобы золото делать.

— Мне сейчас золото не нужно — ты мне самородок дашь, я его на голову епископу брошу. Ты мне огонь дай, огонь!

— Я приду на стену, брат.

Кин пошевелился под тряпьем, видно, застонал, потому что князь метнулся к куче тряпья, взметнулись к потолку черные тени, — Кин был без сознания.

— Кто такой? Почему литовца связал?

— Чужой человек, — сказал Роман. — В дом ко мне пробрался. Не знаю, может, орденский лазутчик.

— Убей его, — князь вытащил меч.

Анна прижала ладони к глазам.

— Нет, — услышала она голос Романа. — Я его допросить должен. Иди, князь, я приду. Сделаем огонь — придем.

— Ты, — сказал князь ятвягу, — останешься здесь.

— Лишнее, князь, — сказал Роман.

— Сейчас я никому не верю. Понял. Тебе не верю тоже. — Князь отпустил рукоять меча. — Нам бы до завтра продержаться.

Князь, не оборачиваясь, быстро поднялся по лестнице. Остановился, взглянув в подвал сверху. И ему видны были темные тени, неровно освещенные желтым светом лица, блеск реторт и трубок. Князь перекрестился, потолок над головами закинувших головы чародея и его помощников заколебался, вздрогнул от быстрых и тяжелых шагов уходившего князя Вячко.

— Вся литовская рать не спасет его, — тихо сказал Роман.

Он сделал шаг к Кину, посмотрел внимательно на его лицо.

Ятвяг — за его спиной — тоже смотрел на Кина холодно и бесстрастно — для него смерть и жизнь были лишь моментами в бесконечном чередовании бытия и небытия.

— Дай чего-нибудь ятвягу, опои его, — сказал Роман.

— Он заговорил по-латыни, — заметил Жюль.

— Не все ли равно! — воскликнула Анна.

Ятвяг отступил на шаг, он был настороже.

— Не будет он пить, — сказал шут. — Он верный, как пес.

Кин открыл глаза. Помотал головой, поморщился от боли.