Присяжный заседатель - Грин Джордж Доус - Страница 38

А кому, собственно, какое дело?

Машина Сари на месте, но свет в окнах не горит. Спать рано, а это значит, что Сари скорее всего на свидании. На страстном свидании со своим подонком.

Может быть, она у него дома.

Славко едет в том направлении, но потом вдруг замечает, что бензин на нуле. Даже не на нуле, а ниже. К счастью, совсем рядом бензоколонка.

Модерновая такая автозаправочная станция, похожая на орбитальную станцию. Славко останавливается возле сияющего огнями автомата. Ему повезло — здесь сначала заправляются, а потом платят. Ну и идиоты, прости, Господи!

Он наполняет бак доверху, и унылый служитель сообщает:

— С вас пятнадцать долларов сорок два цента.

— Неужели так много? У меня столько нет.

— Что, простите?

— Неужели я, по-вашему, похож не богача?

— Вы хотите сказать, что не можете заплатить за бензин?

— Конечно, не могу.

— А сколько у вас есть денег?

— Вас интересуют точные цифры?

— Да. Сколько у вас денег?

— Ноль целых ноль десятых.

— Вы забыли бумажник?

— Почему? Бумажник у меня с собой. Просто в нем денег нет.

— Минутку, я позвоню.

Служитель снимает трубку, нажимает на кнопку с буквой А.

— Что, вызываете антитеррористическую бригаду? — спрашивает Славко. — Засадите меня в тюрьму, где меня будут избивать, насиловать и пытать в течение шести месяцев? И все из-за того, что у меня пустой бумажник? Ну, вы просто молодец.

— Я звоню начальнику, — объясняет служитель. Перемолвившись парой слов с начальником, он передает трубку Чернику.

— Это мистер Хутен, — раздается голос в трубке. — В чем проблема?

— Мистер Хутен, вы смотрите прямо в корень дела. У меня сплошные проблемы. Не такой уж я идиот, как вам может показаться. Некоторые даже находят меня остроумным. Кроме того, я честен, неплох собой. Проблем у меня хватает, но они вас совершенно не касаются. Чего вы, собственно, от меня хотите?

Мистер Хутен бормочет что-то невразумительное, но Черника уже понесло:

— Ах, если бы я только знал, в чем моя главная проблема! Мне бы следовало стать нейрохирургом! Или поэтом! А вместо этого на меня обрушиваются все унижения, какие только выпадали на долю мирного американского гражданина. Единственное светлое пятно в моей жизни — машина. У меня пока еще есть собственные колеса. Конечно, драгоценный мистер Хутен, я не могу заплатить за полный бак бензина, но зато я могу нажать на газ, и колеса унесут меня…

Мистер Хутен вопит в трубку:

— Я хочу поговорить со своим сотрудником!

Славко не спорит. Он отдает трубку служителю, а сам поворачивается к выстроившейся очереди и объясняет:

— У меня есть колеса. Это раз. У меня полный бак бензина. Это два. И вы можете называть меня неудачником?

Служитель вешает трубку и говорит:

— Мой босс просил вам передать, если в течение тридцати секунд вы отсюда уберетесь, я могу не вызывать полицию.

Джулиет и Генри сидят в кафе поэтов “Найтбоун” на Манхэттене. В полдесятого начался поэтический вечер, и в кафе негде яблоку упасть. Клубы табачного дыма, остекленевшие глаза наколовшихся и упившихся, экстравагантные одеяния, несколько явных психов (например, тип, сосредоточенно бубнящий что-то в пластиковый стаканчик), ну и плюс к тому несколько звезд (среди них Пол Саймон, сидящий на балконе с красоткой раза в три выше его ростом)…

Ведет вечер неизменный Боб Бозарк в своей всегдашней широкополой шляпе и пестром костюме. Боб красноречив, остроумен и ехиден — так и брызжет ядом во все стороны. Прежде чем представить очередного поэта, Бозарк говорит кучу гадостей про предыдущего, а затем, довольный собой, отправляется пропустить очередную кружку пива…

Джулиет чувствует, что на нее кто-то пристально смотрит. Оказывается, это потрясающий красавец в черном кожаном полицейском плаще.

Джулиет весьма охотно отвечает на его взгляд.

Это ее единственный выходной за последние две недели, шанс упускать нельзя. Нет времени на кокетство и предварительные игры — побыстрей бы забраться с кем-нибудь в койку. Больше всего Джулиет хочется изгнать из головы черные мысли об Энни (иначе свихнешься). Поэтому упускать этого зеленоглазого красавца с высокими скулами она не намерена. Джулиет посылает ему ослепительнейшую улыбку, чтобы он сразу разобрался в ее серьезных намерениях.

И тут — такая досада — с ним рядом садится какая-то блондинистая шлюха. Надо же, он пришел не один! Очевидно, его стерва ходила попудрить носик.

— У, сука, — говорит вслух Джулиет.

— А? — удивляется Генри. Джулиет показывает на наглую бабу.

— Ты ее знаешь? — спрашивает Генри.

— Нет, но она только что похитила моего избранника. Надеюсь, ее когда-нибудь привезут к нам в больницу, и тогда я с ней разберусь.

К микрофону выходит очередной поэт, а вернее, поэтесса: стройная, чернокожая девица, работающая под мальчика. Подождав, когда стихнут аплодисменты, она объявляет название своего стихотворения: “Я Хочу Трахнуть Или Хотя Бы Поговорить По Душам С Рыжеволосой Кошечкой, Что Сидит За Столиком В Углу”.

Все оборачиваются и смотрят на Джулиет.

Поэтесса начинает декламировать свой экспромт. Звучит невероятно эротичная лесбиянская баллада, то и дело прерываемая взрывами хохота. Сочинение довольно остроумное. В нем живописуется, как рыжеволосая красотка — то бишь Джулиет — лежит, распростертая на пьедестале памятника Алисе в Стране Чудес, а поэтесса впивается в ее роскошное тело. Над деревьями Центрального парка в это время полыхают романтические молнии. Присутствующим нравится задор поэтессы и ее бесстыдство. Те слушательницы, которые никогда не занимались однополой любовью, задумываются, правильно ли они прожили свою жизнь.

Джулиет буквально наслаждается. Она раскраснелась, глаза у нее горят. Эх, жаль, Энни здесь нет. Стихотворение, естественно, кончается описанием громогласного оргазма. Кафе взрывается одобрительными криками и аплодисментами, а поэтесса спрыгивает со сцены и бежит к столику Джулиет. Джулиет не хочет ударить лицом в грязь — она вскакивает и простирает объятия. Далее следует огненный поцелуй. Сначала Джулиет немного смущена, потом раскрывает губы и высовывает язык. Почему бы и нет, думает она. Это все равно что целоваться с мужчиной, разве что приходится нагибаться, да и зрителей полный зал. Надо сказать, что зрители чуть не лопаются от восторга — кто-то свистит, кто-то чуть мяукает, члены жюри высоко поднимают таблички, на которых выставлены сплошные десятки. При этом все понимают, что стихотворение было довольно паршивым, но шоу получилось — первый класс, а это самое главное.

Затем на сцену выходит потрясающий красавец в полицейском плаще.

Он читает нечто необычное — настоящее стихотворение. Публика в зале немного смущена. Она ожидала услышать очередную хохму, ну в крайнем случае — декадентское завывание, а вместо этого поэт декламирует трогательно-консервативное стихотворение, в котором описан зимний вулкан на острове Исландия. Главный герой произведения — ворона, сидящая на ветке рябины.

Голос у чтеца хрипловатый, но завораживающий, и в зале становится тихо. Судьи не в состоянии оценить стихотворение по достоинству, но на всякий случай выставляют довольно высокие оценки. Когда к микрофону выходит Боб Бозарк, он ведет себя вполне прилично и пакостей о выступавшем не говорит — видно, что и он находится под впечатлением.

Но вот поэтический вечер закончен; Джулиет идет к переполненному бару, чтобы взять пива для себя и Генри.

Откуда ни возьмись рядом появляется облаченный в черную кожу поэт.

— Привет, доктор, — говорит он.

— А откуда вы знаете, что я доктор?

— Как-то раз привозил в ваш госпиталь одного друга. Вы ведь из госпиталя Святого Игнациуса? У нас была автомобильная авария, но ничего особенно серьезного. Вы тогда отлично поработали.

— Правда?

Мысленно Джулиет говорит себе: что-нибудь более оригинальное ты не могла сказать? “Правда?” Вот дура.