Душа и тело - Грин Дженнифер - Страница 18

Им попадалось немного людей в эти часы, а те, что встречались, зевали и с туманным взором устало брели в неизвестном направлении. Походка у Клер была пружинистой, смеялась она низким грудным голосом и получала неизмеримое удовольствие от того, что жила и дышала. Она любила ходить и любила тишину поздней ночи.

Потерять пациента было для нее настоящей трагедией. Когда Джоэл впервые столкнулся с этим, она ему ничего не сказала, он догадался сам. Она вышла из больницы с высоко поднятой головой и белым как мел лицом, шла очень быстро, не разговаривала, вся напряженная и надломленная.

Это была единственная ночь, когда Джоэл чуть не совершил ошибку. Ему так хотелось заключить ее в свои объятья, отвезти домой и любить, пока боль страдания не оставит ее. Но он удержался. К этому времени он знал Клер слишком хорошо. Смерть была частью ее работы, ей приходилось сталкиваться с ней каждый день, и он понял, что очень важно ради ее достоинства суметь справиться с собой.

Поэтому он гулял с ней в ту ночь от Сиэрс-Тауэр до Ватер-Тауэр и обратно, все время в молчании и в таком темпе, который не мог не утомить ее. Она выдохлась только к пяти часам утра, не перекинувшись с ним почти ни словом, лишь раз пожаловалась, что у нее устали ноги, но он не обратил на это внимания. Он не отвез ее домой до тех пор, пока не убедился, что напряжение исчезло с ее лица и она отупела от усталости.

После этого случая он научился узнавать, что крылось за выражением ее лица, когда он заезжал за ней. Если она принимала роды в этот день, она была готова скакать по улицам, немилосердно поддразнивала его и требовала лакомств, которые он стал носить в кармане: ее первая слабость — шоколад, вторая — орешки кешью.

Иногда раздражение служило ей защитной броней. Несчастные случаи, которых можно было бы избежать, бессмысленные драки, заброшенные дети — он чувствовал, когда она сталкивалась с этим на работе. Она выскакивала из больницы резкой походкой, придиралась ко всему, лишь бы поспорить, и язык ее жалил как змея. Но если она предполагала, что он испугается бурных проявлений ее характера, то глубоко ошибалась. После недолгого променада она тяжело вздыхала. Он ждал этого, всегда улыбался и прекрасно знал, что последует дальше. Оставшуюся часть времени она вынуждала его говорить о себе, задавая бесконечные вопросы, которые заставляли его задумываться. Он готов был убить ее за любопытство относительно некоторых вещей. О Боже, она узнала насчет пачки жевательной резинки, которую он украл в пять лет, и о его первой девушке, с которой он переспал в четырнадцать лет, — весьма печальное приключение.

Джоэл отвечал на все вопросы, которые она задавала, но сам из осторожности ничего у нее не спрашивал. Он вычислил, каким властным негодяем был бывший муж Клер, который учил ее, что любовь высасывает из человека все, и душу, и жизненные силы. Его жена была из этой же породы, поэтому он прекрасно понимал, в каком состоянии пребывала Клер.

Как ни странно, он стал хорошо понимать чувства их бывших супругов, потому что тоже хотел владеть Клер полностью, ее душой и телом. Он не мог отрицать наличие собственнических инстинктов в своей любви. Он не хотел, чтобы рядом с ней находился другой мужчина, чтобы этот другой видел, как загорается улыбкой ее лицо в неярком свете уличных фонарей, когда рот полон орешков и немножко шелухи от них на губах. Он не хотел, чтобы другой мужчина поправлял сбившийся у нее на шее шарф. Он не хотел, чтобы другой мужчина видел ее уязвимость и выражение боли в глазах, когда она переживала утрату пациента, без слез, которые бы ей очень помогли.

Но его чувства все-таки отличались от чувств их бывших спутников по жизни. Он не хотел менять характер Клер, убивать в ней личность. Он просто хотел любить ее с каждым днем все больше и больше, поражаясь растущей силе своего желания.

— Мама, ты не должна использовать мойку как мусорное ведро.

— А я и не использую, просто это была обертка из-под хлеба. Я подумала, она маленькая и спокойно пройдет.

Клер стояла на коленях под раковиной, выговаривая Hope:

— И никаких оберток больше!

— Не буду.

— Ни одной.

Нора тоже наклонилась. На ее лице было выражение тревоги и желание помочь.

— Ты что такая сердитая сегодня с утра? — Она сказала это так, будто Клер не имела права сердиться.

Клер сжала зубы, пытаясь гаечным ключом повернуть то ли гайку, то ли шуруп, она не знала, как это называется, но «это» никак не поворачивалось.

— Да, я сердита и вообще скоро сойду с ума. В этой семье все, кажется, считают, что я по совместительству должна быть и слесарем и плотником. Что меня убивает, так это то, что ты во всем этом разбираешься так же, как и я, по крайней мере раньше разбиралась. Хватит полагаться во всем только на меня… Нора задумчиво закивала.

— Кажется, я понимаю, — бодро изрекла она. — Ты злишься потому, что слишком баловала нас эти годы? — Последовало непродолжительное молчание.

— Мне придется подумать о твоем замечании, — ответила Клер из-под раковины приглушенным голосом.

— Подумай, дорогая. Включать?

— Да нет же!

Нора отпрянула назад.

— Я приготовлю тебе чашку кофе, — громко сказала она. — Это тебя взбодрит.

Клер сидела на корточках и выглядела достаточно бодрой. На ней была рубашка в красную клетку с закатанными рукавами и темно-синие вельветовые брюки. Как и вчера, волосы были уложены по-новому. Она не изменила прическу полностью, волосы слегка подгибались внутрь и вились у скул, как и раньше, но на лбу появилось несколько прядок челки.

Другие изменения включали запах духов на запястьях рук и вокруг шеи и немного больше косметики, чем прежде. Недавно ей пришло в голову, что в последние годы она мало обращала внимания на себя, на свою внешность и ничего не делала, чтобы подчеркнуть ту привлекательность, которой обладала.

Эти маленькие изменения были предназначены только для нее самой и не имели никакого отношения к Джоэлу… собственно говоря, она была страшно рада, что он не распускал руки. Первый раз в жизни она встретила мужчину, которого могла любить как друга. Она могла на равных обмениваться мнением, играть и смеяться с ним, и он не пытался взять верх над ней. С ним она могла быть совершенно естественной.

Их пребывание вместе казалось совершенно неповторимым, но немного смущало, что этот мужчина, продемонстрировавший, как хочет ее, ни разу больше не приставал к ней. Может, узнав ее получше, он больше не чувствовал влечения к ней и открыл для себя, что она обычная, скучная и сексуально непривлекательная женщина.

Но почему же тогда у нее не притупилась реакция? Она претендовала на дружбу, однако в последние несколько недель, когда его рука случайно касалась ее плеча, спины или руки, ее словно пробивало током высокого напряжения, которое не вынесла бы плотина Гувера.

Четко организованная жизнь Клер будто перевернулась, и она не была счастлива. Нахмурившись, она еще раз наклонилась и с отчаянным усилием нажала на гаечный ключ. Ура! Шуруп поддался. Она выпрямилась, включила воду и механизм для переработки очисток. Он заскрежетал с противным звуком, как ему и полагалось.

На другом конце кухни Нора и Дог захлопали в ладоши. Вальтер принялся подвывать, из-за шума никто не слышал стука в дверь.

Джоэл повернул ручку двери, не надеясь, что в доме его услышат. Дот стремглав бросилась к нему, за ней последовала Нора.

Клер повернулась назад, непроизвольно улыбаясь. Он не успел раздеться, так как ему пришлось снимать с плиты выкипавший чайник, взять на руки Дог, подойти к кухонным полкам, чтобы она достала оттуда его любимую кружку.

— Я пришел, чтобы забрать с собой мою любимую девочку пообедать, — сказал он Дог.

— Меня?

— Тебя. К себе. Если ты, конечно, хочешь.

— Конечно, хочу, Джоэл!

— Господин Бранниган, — автоматически поправила Нора.

Он взял свой кофе, уселся и стал слушать одновременно рассказ Норы о фильме, который она вчера видела, и болтовню Дог про слона, которого она недавно купила, путешествуя по Африке.