Джемайма - Грин Джейн - Страница 66

— Но ты же в первом классе, — улыбается Бен.

— Только потому, что я с тобой. Они пристегивают ремни и готовятся к приземлению.

— В каком отеле нас поселили? — спрашивает Бен.

— Тут я постарался, — Саймон достает кейс. — Нас собирались поселить во вшивой дешевой ночлежке, но мне удалось выбить номер в роскошном отеле «Шаттерс», — Саймон протягивает Бену брошюру. — Ну как?

— Вот это да, — говорит Бен. Самолет начинает снижение. — Потрясающе.

— Потрясающе, — повторяет он, когда они оказываются в отеле и проходят через холл, тот самый холл, которым вчера восхищалась Джемайма. Бен — на то он и мужчина — не замечает мелочи, которые бросились ей в глаза, но не может не оценить безмятежность и красоту этого места.

— Мне нужно кое-кому позвонить, а потом встретиться с агентом, — говорит Саймон. Портье провожает их к лифтам. — Давай встретимся вечером.

— Слушай, — Бен смотрит на часы. — Не уверен, что сегодня мне захочется идти куда-нибудь. Перелет, смена часовых поясов, сам понимаешь.

— Ладно, — Саймон и сам себя неважно чувствует — — Сегодня можешь отдохнуть, но завтра, после интервью, надо напиться как следует.

— Договорились, — с улыбкой отвечает Бен.

— Отлично.

Бен падает с ног от усталости, но он так взволнован. К тому же ему не надо никому звонить и ни с кем встречаться, поэтому через полчаса бессмысленного Щелканья пультом и сотни телевизионных каналов он решает прогуляться.

Бен понятия не имеет, куда идти, но ему все равно. Ему достаточно того, что он просто идет по улице в джинсах и футболке, что уже через пять минут после выхода из отеля он встречает трех самых красивых женщин, которых только видел в жизни. Достаточно, что он уже здесь, в Лос-Анджелесе.

Бен понятия не имеет о местных правилах движения и не знает, что в Калифорнии штрафуют за переход улицы на красный свет. Он стоит на углу и удивляется, почему все толпятся у светофора и ждут, хотя не видно ни одной машины. Начинает переходить улицу, и тут прямо у него перед носом проносится черный «Порше» с откидным верхом. Еще сантиметр — и он задел бы его, красивый блондин за рулем выкрикивает: «Козел!» Несколько секунд Бен стоит и весь трясется. К нему подходит длинноволосый парень в мешковатой одежде.

— Ты лучше не переходи на красный, приятель, — произносит он и уходит.

— О, — к Бену возвращается самообладание. — Спасибо.

Не знаю, как мне реагировать. То ли рыдать от ужаса, то ли плакать от счастья, то ли смеяться от облегчения, потому что мои опасения оправдались, то ли пойти в туалет и вывернуться наизнанку.

Все вокруг замирает. Единственное, что существует в этот момент, — стопка фотографий и журналов, которая лежит передо мной, я будто под наркозом, будто двигаюсь в замедленной съемке. Но почему-то я чувствую, что должна это увидеть. Мне кажется, что если я не увижу, то не смогу до конца убедиться, что это правда, что это происходит наяву.

Я беру один из журналов — здесь их целая пачка. «Жирные и тряские!» — гласит обложка. Заманчивый заголовок над фотографией женщины… скорее даже не женщины, а целой горы жира. Она совсем голая, призывно улыбается в камеру и широко раздвигает ноги, видимо, помогая разглядеть то, что иначе было бы скрыто под складками кожи, тоннами жира, — свои гениталии.

Господи Иисусе. И кто только покупает такую жуткую порнографию? Как эти журналы оказались здесь? В квартире Брэда?

Переворачиваю первую страницу и читаю письмо редактора, обращенное к мужчинам, которых возбуждают толстухи. Внимательно разглядываю каждую страницу. Знаете, что удивительно? Что такого, как Брэд, могут привлекать эти отвратительные женщины, не могу поверить, что нашла эти журналы в его квартире.

С одной стороны, я в шоке и не хочу видеть все это. Хочется убежать к маме, зарыться в подол ее юбки и плакать, пока большой, плохой, грязный мир не исчезнет. Но с другой стороны, мне интересно. Я не могу остановиться, перелистываю и перелистываю страницы, потому что каждая из этих женщин — я. Я тоже когда-то была такой, вот только я не знала, как выгляжу обнаженной, потому что боялась взглянуть на себя в зеркало.

Но, если присмотреться повнимательнее, эти женщины все-таки не похожи на меня. Их толстые губы блестят, расплывшись в призывной улыбке, они соблазнительно облизываются, глядя в камеру. Они, похоже, гордятся своим размером, своей огромной массой, тоннами лишнего веса. Но разве можно этим гордиться? Или можно?

Неужели я схожу с ума? Разве возможно, чтобы раньше мужчины находили меня привлекательной, несмотря на жировые складки? Мне нравится, что теперь, когда я похудела и стала блондинкой, мужчины уделяют мне так много внимания. Но действительно ли моя жизнь так сильно изменилась? Конечно, я чувствую себя лучше, намного увереннее, но внутри я осталась тем же человеком. Если быть полностью откровенной, я не стала счастливее. Все мои комплексы остались, они все еще здесь, хоть это и кажется странным.

Самое поразительное, что люди до сих пор судят меня по внешнему виду. Только теперь они делают другие выводы. Пусть у меня есть приятель, но моя жизнь не похожа на волшебную сказку. Я внезапно осознаю, что, несмотря на то что я в Лос-Анджелесе, рядом с Брэдом, я все равно отчаянно одинока. Я страдаю от одиночества даже сильнее, чем дома, в Килберне.

И чем больше я думаю об этом, тем острее осознаю, что, с тех пор как я приехала в Лос-Анджелес, я забыла о том, кто я такая. Я словно играла роль в каком-то фильме. Я так увлеклась, изображая из себя подружку Брэда, что забыла, кто я есть на самом деле. Это началось даже раньше, еще до моего приезда в Лос-Анджелес, кажется, с тех пор, как я похудела, я ни разу не ощущала себя Джемаймой Джонс. Раньше я и не подозревала, что лишний вес действовал, как защитный экран.

Заканчиваю листать журналы и беру стопку фотографий. Медленно, методично рассматриваю каждую из них, на всех фотографиях — толстухи. Только мне начало казаться, что меня уже ничто не может потрясти, как я испытываю такой шок, что невольно зажимаю рукой рот и задерживаю дыхание. Теперь все понятно. Конечно же, это все объясняет.

На фотографии, во всей своей красе, — Дженни. Обнаженная Дженни лежит на постели Брэда и обольстительно улыбается в камеру, на постели, где мы с Брэдом занимаемся любовью. Лежит так, будто это ее постель, неудивительно, что она меня ненавидит. И тут все встает на свои места.

В этот момент только одна мысль заслоняет все остальные. Только одна мысль не дает мне покоя. Зачем Брэду я? Какого черта он говорил, что любит меня? Зачем просил, чтобы я осталась? И почему это случилось со мной?

Вроде бы все части головоломки на месте, но ничего не сходится. Правда, долго думать не приходится. Внезапно распахивается дверь в спальню, и на пороге появляется Брэд.

Я знаю, что это он. Мне даже не надо поднимать глаза. Я жду, что он что-нибудь скажет, но он молчит, я слышу только его тяжелое прерывистое дыхание. Он задыхается, значит, он бежал. Бросился сломя голову, чтобы успеть, чтобы предупредить меня. Наконец, после долгого молчания, я все-таки поднимаю голову, но не смотрю ему в глаза. Я смотрю на тонкие струйки пота, стекающие по его лбу.

— Это не мои, — вот первое, что он произносит.

Я ничего не отвечаю, тут меня начинает трясти. Похоже на кадр из фильма: никто не двигается. Наконец ко мне возвращается дар речи.

— У друга одолжил?

— Долго рассказывать, — отвечает он. — Но они не мои.

— Брэд, — тихо говорю я. — Я не дура. Брэд пробегает пальцами по волосам и садится на кровать, обхватив голову руками. Он выглядит виноватым.

— Может, объяснишь мне, в чем дело, — говорю я, вот только мой голос будто принадлежит не мне. Слишком уж он спокойный, слишком холодный. Мне кажется, будто наблюдаю все происходящее со стороны, будто покинула свое тело. Слишком уж это похоже на сцену из фильма.

Брэд долго молчит, и я не собираюсь торопить его. Просто сижу и жду, все еще чисто автоматически пролистывая журналы, — словно в каком-то отупении