Дуйбол-привет! - Нёстлингер Кристине - Страница 9

Так как замечательная песня, сочиненная совместно господином пастором и господином учителем, исполнялась на известную мелодию «Мы шли тропою горною…», то никто не сфальшивил и не сбился; песня прозвучала очень стройно и выразительно. Репортер Грачман сделал несколько снимков.

Старейшины деревни и нижнедунбержцы наградили певцов аплодисментами. После чего господин Харчмайер вынул из квадратной шкатулки два небольших серебряных кубка и серебряную пивную кружку, поставил их в финишном створе и возвестил:

— Чемпионат деревни объявляю открытым. В программе забег мужчин и забег женщин. Перебежки после фальстарта отменяются, иными словами, допустивший фальстарт снимается с соревнований. Первыми стартуют женщины, за ними старт примут мужчины; надеюсь, все ясно, Зрители могут осмотреть призы.

Господин Харчмайер указал на серебряные сосуды. Господин Грачман был тут как тут и общелкал сосуды. Женская команда в полном составе выстроилась на старте, дрожа и безумно нервничая.

Хотела победить Фанни Тюльмайер, хотела победить госпожа Харчмайер, да и Марианна тоже во что бы то ни стало хотела победить.

— На старт! — дал команду господин учитель, хотя все давно уже были на старте. — Внимание! — крикнул он. — Марш! Подруги-соперницы затрусили ходкой рысцой.

Каких только досадных недоразумений не приключилось на дистанции. Тита Низбергер запуталась шипом левой кроссовки в шнуровке правой, споткнулась из-за этого, упала и распрощалась со всеми шансами на успех. Карин Верхенбергер тоже споткнулась — отчего неясно, — чтобы не бухнуться, оперлась на пену и была дисквалифицирована. Тюльмайеровой Фриде вступило в бок — на нервной почве, — и она передвигалась как черепаха.

Рогмайерова Кристль, которая и без того звезд с неба не хватала, никак не могла совладать с дулом: оно все время давало осечки. Позже выяснилось, что батареи подсели.

Волмайерова Эви и Быкмайерова Труда шли по дистанции старательно, но недостаточно резво. Посреди поляны пена у Труды вышла из повиновения, вильнула в сторону; растерявшись, Труда погнала пену не туда, куда следовало, и в результате прикатила ее обратно к старту. Госпожа Низбергер и госпожа Верхенбергер старались изо всех сил, но вскоре сильно отстали. Быкмайерша и Волмайерша тоже быстро вышли из игры. Лидировали госпожа Харчмайер, Марианна и Фанни, преследуемые госпожой Тюльмайер. Ребята, то есть мальчишки, что сгрудились у финиша, подбадривали Марианну и Фанни. «Жми, жми!»—орали они. «Марианна, Марианна!»—ревели одни. «Фанни, Фанни!»—ревели другие. Большинство взрослых болели за госпожу Харчмайер, потому что госпожа Харчмайер при своих несусветных габаритах была еще и коротконога. В глазах взрослых это вдвое повышало ценность ее скоростных качеств. Даже господин Тюльмайер без передыху скандировал (чего госпожа Тюльмайер ему никогда бы не простила, узнай она об этом): «Харч-май-ер-ша, Харч-май-ер-ша, хоп, хоп!» Но незадолго до финиша случилось непредвиденное. Госпожа Тюльмайер хотела обойти госпожу Харчмайер, госпожа Харчмайер этого не хотела, и вдруг обе оказались на земле. В ту пору в Верхнем Дуйберге не существовал еще спортивный арбитраж, посему этот инцидент не мог быть всесторонне проанализирован. Одни утверждали, что, дескать, госпожа Харчмайер подставила ножку госпоже Тюльмайер, а та, падая, в отместку увлекла за собой Харчмайершу. Другие божились, что-де своими глазами видели, как госпожа Тюльмайер не могла вырваться вперед: просто-напросто госпожа Харчмайер была быстрее. Тогда Тюльмайерша, обозлившись не на шутку, ухватила госпожу Харчмайер за брючину и рванула на себя. Обе женщины грянулись оземь как подкошенные.

На снимке репортера Грачмана, поймавшего объективом эту сцену, запечатлелась лишь могучая спина в соседстве с двумя к этой спине не относящимися короткими ножками, что не проясняло случившегося. Когда обе матроны очутились на земле, у зрителей вырвался слитный вопль ужаса. Он отвлек Марианну Харчмайер. Она оглянулась и в паническом замешательстве увидела дражайшую матушку поверженной. Сначала, на секунду, ее взяло сочувствие к маме, но через секунду взяла себя в руки она сама, вспомнив, что поклялась выиграть (кровь из носа). Однако момент был упущен! Фанни Тюльмайер финишировала, ее поздравляли, фотографировали, а господин Харчмайер увенчал ее венком из еловых веток и вручил серебряный кубок. Ну и расстроилась же Марианна, что там говорить. (Кстати, после этого чемпионата между госпожами Харчмайер и Тюльмайер существует легкая, но уже во веки веков неустранимая неприязнь.)

После забега женщин настал черед мужчин. И тут надо пояснить еще одно обстоятельство, которое за праздничной суетой и перипетиями женского забега настолько отодвинулось в тень, что на него никто внимания не обращал. Вот какое обстоятельство: господин Харчмайер хоть и расточал улыбки направо и налево, хоть и вручал награды и распевал во всю глотку дуйбольный гимн и еще тряс руку репортеру Грачману, однако все это время в нем кипела дикая злость на Ханси, которую он не мог в себе побороть. И все время шпынял Ханси. Он брюзжал, что сгорает со стыда из-за Ханси, что Ханси самый выдающийся пентюх и слизняк во всей округе, что у Ханси даже цветной подвески для дула нет, что ему до любого примерного и спортивного малого как до луны и что, наконец, Ханси позор здешних мест. Тут и в Ханси мало-помалу стала подниматься дикая злость. А поскольку отвечать отцу Ханси побаивался — господин Харчмайер раздавал затрещины часто и с удовольствием, — то злость в Ханси разрасталась. Никогда в жизни его еще так не распирало от злости. От такой дикой злости у него даже дыхание перехватило. Он стоял на старте, между господином пастором и Губертом Лисмайером. Злился он не только на отца. Он злился на всех верхнедуйбержцев, и на свою заляпанную навозом пену, и на свое дуло — на весь белый свет. Ему хотелось лишь одного: вернуться домой, забиться в самый темный угол и выть, кусая кулаки.

Господин учитель крикнул: «На старт, внимание, марш!» Затем свистнул. Ханси со всей яростью нажал пусковую клавишу дула и яростно погнался за своей пеной. Господин пастор, Лисмайер, Губерт и все остальные верхнедуйбержцы просто глазам своим не верили! (Они же не подозревали, что его гнала вперед злость.) Ханси обогнал всех до единого! Финишировал он с огромным отрывом.

Господин Харчмайер добрался до финиша последним. Тем не менее улыбался он от уха до уха. Он бешено гордился сыном. Он считал, что Ханси самый славный малый на всю округу. (Вот как скоро изменяют отцы подчас свои мнения.)

Господин пастор проиграл достойно: он пожал руку Ханси. Лисмайеров Губерт не был столь смиренен. Его бы воля, он был дал Ханси хорошего пинка. Все ж и он протянул Ханси руку. Потому что для него это была единственная возможность попасть в кадр — репортер Грачман не жалел пленки на чемпиона. Но после он сказал детям учителя и Титусу:

— Надул он нас всех, сам поди тренировался втихаря! А еще недотепу из себя корчил, только чтоб мы его всерьез не принимали! Хорош гусь!