Королева кривых зеркал - Молчанова Ирина Алексеевна - Страница 21

– Та-ак, никто не стреляет!

Пальба прекратилась, все уставились на Лизу. Девочка от всеобщего внимания приосанилась и не торопясь прижала к плечу приклад.

Все наблюдали за ней.

Максимка остановился, поднял руку с банкой, но Лиза посчитала, что этого мало, и приказала:

– Поставь банку себе на голову!

Мальчик замешкался, и она рассердилась:

– Ну, давай же!

– Не надо! – запротестовала Стася. – Лиза, зачем ты с ним так...

Лиза отмахнулась.

– Отстань!

Максимка поставил банку на голову, руки его безвольно упали вдоль тела.

Девочка прищурила один глаз, положила палец на спусковой крючок.

– Эй, а ты умеешь стрелять? – подозрительно поинтересовался Стас.

– Сейчас научусь, – пообещала она и... спустила курок.

В самый последний миг молодой человек резким ударом сбил ей прицел. Прогрохотал выстрел, пуля улетела в небеса.

Стас отнял у нее ружье.

– Глупо! – Голос его звучал жестко, а глаза излучали ярость. Он вручил ей Матильду и, обронив: «Сомневаюсь, что можно кого-то приручить жестокостью», пошел прочь.

Лиза ощутила, как к щекам бешено прилил жар. На нее смотрели с осуждением. Она отвернулась, сделав вид, будто ее заинтересовало, что происходит на другом конце поляны. Но там ничего не происходило. На месте, где стоял Максимка, валялась банка – мальчик ушел.

Красное солнце погружалось в розовую воду. Лиза в нежно зеленом платье сидела на теплой бетонной плите, удобно устроив локти на коленях, и любовалась кровавой рябью на воде.

Мысли ее блуждали вокруг одного и того же. Стася и Стас, Стас и Стася – от перемены мест слагаемых сумма, увы, не менялась. Соперница с лыжами вместо ног, с голосом школьной учительницы и в тряпках типа «да здравствует перестройка» изящно объехала ее на повороте. Уже два дня синеглазый красавец во всю демонстрировал свой интерес к Водонапорной Башне: подавал ручку, по-особенному улыбался, шутил, обнимал за отсутствие талии, шептал что-то на ушко. Каланча радовалась, только и жужжала о том, какой он распрекрасный – сильный, умный, взрослый, красивый, самый-самый. Ни на секунду не затыкалась.

Лиза досадливо скрипнула зубами. После случая с ружьем Стас на нее даже не смотрел. И постоянно искал повод, чтобы не находиться рядом, точно ему было противно.

Шевеление справа вырвало девочку из кольца мыслей. Раздался шлепок, и с белой тонкой ноги Максимки скатился убитый комар.

– Укусил, – негромко пожаловался мальчик, почесывая ногу.

Лиза покосилась на него и вздохнула. Он единственный, кто не осудил ее после тех стрельб. Хотя единственный, кто имел на это полное право.

«Вечно так: падальщики защищают свою жертву, ведь им самим нужно кого-то жрать. Если отнять у них пищу, жрать придется друг друга. А своих не хочется, на то они и свои». Девочка коршуном уставилась на жертву справа от себя и раздраженно спросила:

– А о чем ты думаешь? Ты вообще думаешь о чем-нибудь?

В ее представлении он мыслил не так, как прочие понятные каждому прямоходящие. У этого все было с налетом безумной странности.

– Конечно, – мягко улыбнулся Максимка, – о многом.

– Хм... О чем же?

– Ну-у, о многом... – повторил мальчик, опустив глаза. И вдруг придушенно сознался: – И о тебе, конечно, тоже.

– Обо мне? А что обо мне? – заинтересовалась Лиза, про себя воскликнув: «Какой глупец!»

Максимка встретил ее взгляд, сильно-сильно покраснел и прошептал:

– Ты грустная.

Они помолчали, и мальчик осторожно спросил:

– А ты?

– Что я? – рассеянно уточнила Лиза, вновь погружаясь в думы о Стасе, о его прекрасных синих глазах и всем остальном, не менее притягательном.

– Ну... ты про меня хоть чуточку думаешь? – Максимка смущенно запнулся.

У нее из горла вырвался смешок:

– Думаю ли я о тебе? Н-н-нет!

Он положил голову на коленки и продолжал смотреть на нее из-под пушистых ресниц.

Лиза вздрогнула от неожиданности, когда мальчик спросил:

– А почему?

«Почему... А правда, почему? – Она утомленно прикрыла глаза. – Это так же необъяснимо, как и абсолютно очевидно». Потом девочка окинула парнишку скучающим взглядом и брякнула:

– О чем ты вообще говоришь! У тебя даже волос на ногах нет!

Максимка изумленно открыл рот и растерянно стал разглядывать свои тонкие белые ножки.

– Но ведь когда-нибудь вырастут, Лиза! Не все так сразу!

Она скептически оглядела его гладкие лодыжки и насмешливо заявила:

– Вот тогда и вернемся к этой теме!

Мальчик вздохнул. Некоторое время задумчиво смотрел на реку, потом спросил:

– А ты хорошо учишься?

Лиза дернула плечом.

– По-разному. Смотря какая школа попадется.

– Что? – опешил он.

– В каждой школе свои порядки и учителя.

Максимка засмеялся.

– Ты так говоришь, как будто училась в очень многих школах.

Она улыбнулась.

– Если быть точной, я училась в шести школах.

– Почему? Вы часто переезжали?

– Нет, мы никогда не переезжали.

Мальчик удивленно посмотрел на нее.

– Тебя же не... – Максимка запнулся и смущенно потупил глаза. – Тебя же не выгоняли, правда?

Лиза фыркнула.

– Конечно, выгоняли! Из первой школы-гимназии меня выгнали в третьем классе.

– За что? – поразился Максимка.

– А просто потому, что я не захотела отчищать пол в коридоре от черных полос, которые оставили мои туфли. Директриса наорала на меня, а я пнула ведро с грязной водой, и та вылилась дуре на ноги. Вот родителей и попросили забрать документы.

– А потом?

– Потом... – Лиза прищурилась. – Потом была обычная школа. В ней я проучилась полгода, и в середине четвертого класса меня выгнали за потоп. – От воспоминаний о своей мечте про бассейны в школьных коридорах она засмеялась. – Я внушила одноклассникам, что было бы здорово не ходить по школе, а плавать на шкафах, как в Венеции по улицам на гондолах. Многим идея понравилась, и мы сломали краны во всех туалетах.

– С ума сойти! Ничего удивительного, что тебя выгнали. Но это только две школы. А остальные?

– Все школы в нашем районе мне отказали. Представляешь, про потоп написали в местной газете, даже фотку мою разместили! Затем родители заплатили большой взнос, и меня приняли в школу на другом конце города. Приходилось вставать в пять утра! – Лиза вздохнула. – Вообще-то нормальная была школа, но я проучилась в ней всего три месяца.

– И что ты там вытворила?

– Ничего особенного, – насупилась девочка, – лишь сказала учителю по музыке, что я разрешу ему поцеловать меня за пятерку в году.

– О-о-о! – протянул мальчик.

Лиза вспомнила, как проникновенно посмотрела в тот далекий день на музыканта – в точности как героиня одной мелодрамы по телику. Сказала ему про поцелуй и накрыла своей ладонью его руку… А тот, сумасшедший, так встрепенулся, что до перелома прищемил себе запястье крышкой от пианино.

– Да, – Лиза тоскливо прикрыла глаза, – и это стало своего рода билетом в школу-интернат при монастыре. Родители считали, что у меня сдвинуты понятия о морали и мне нужно обратиться с моей проблемой к господу.

Максимка смотрел на нее с неподдельным ужасом.

– И как, помогло? – без всякой надежды спросил он.

– Ага, помогло... Почти все лето я там проторчала. Ад – по-другому не назвать! Чего я только ни делала, чтобы свалить оттуда, но сестры-наставницы свято верили в меня. Наивные! – Лиза покачала головой. – Однажды во время завтрака я швырнула в распятие овсяную кашу, и через несколько дней за мной приехали родители. Настоятельница сказала им что-то вроде: «Мы будем молиться за нее».

– Господи... – с осуждением выдохнул Максимка.

Девочка покосилась на него.

– Ты не подумай, я не против бога, просто мне не хотелось торчать в монастыре. Кстати, после него меня без проблем взяли в школу неподалеку от дома. Весь шестой класс я там училась. Отличницей была!

– Молодец, – с каким-то непонятным облегчением похвалил Максимка.