Сезон одиноких Снегурочек (Снежное сердце) - Климова Юлия - Страница 22

– Рассказывай же! Мучает тебя Барков, да?

– Я там долго не выдержу… до чего же это унизительно…

Подробно обрисовав вчерашние и сегодняшние мучения, похваставшись собственными пакостями, Таня загрустила. Только рядом с подругой она могла расслабиться и хорошенько пожалеть себя.

– Представляешь, я ношу ему бумажки на подпись, готовлю кофе… а он сидит с таким видом, будто так и надо, будто он меня по объявлению через газету нашел! Являются какие-то люди, кладут документы на стол, приходит почта, а значит, мне тоже надо куда-то идти и разносить письма и прессу… Пока я особо не напрягаюсь, – Таня махнула рукой и фыркнула, – половину работы я делать не умею, другую половину – не хочу… А Барков раздражает так, что хоть на стену лезь! Я ему завтра слабительное в кофе подсыплю.

– Не надо, – замотала головой Зойка, – прошу тебя: не надо.

– К сожалению, я не могу себе этого позволить, – огорченно вздохнула Таня, – он сразу поймет, кто так мило «пошалил». А жаль, он бы километров десять за день набегал до туалета и обратно.

– Жестокая ты, – одобрительно протянула Зойка и улыбнулась.

– Где… где можно быстро заработать денег? Пусть не целую кучу, но хотя бы тысяч тридцать… Днем я теперь занята, и это все осложняет. А есть какая-нибудь хорошо оплачиваемая надомная работа?

– Вряд ли… но мы можем поискать.

Зойка, больше не желая употреблять столь полезный лимон, взяла пирожное «Картошка» и, задумавшись, откусила маленький кусочек.

Ох-ох-ох… Черные полосы совсем обнаглели – так и ложатся рельсами на судьбу. Не везет им, обеим не везет. Танька потеряла ресторан и теперь мучается с Барковым, а она, Зойка, не смогла в должной мере продемонстрировать свои таланты Фадееву (а будет ли еще когда-нибудь такая возможность?), вчерашний вечер посвятила прогулке по кладбищу, продрогла до костей, заболела и рассталась по телефону с Лешиком (хотя это скорее положительный момент). А еще в воздухе повис пятничный мальчишник… Или надо каким-то образом втягивать в себя сопли, так, чтобы им обратной дороги не было, или готовиться к скандалу.

Вообще-то она поостыла, и проблема, связанная с одеждой Снегурочки, уже не воспринимается так остро (это же не голой, а как на пляже), и двадцать тысяч жалко, но температура (тридцать девять и три) и прочие атрибуты простуды не дают особых надежд на скорое выздоровление. К тому же на губе вскочила маленькая лихорадка, а какая из нее Снегурочка с такой «красотой»? Но двадцать тысяч рублей – это деньги. Деньги… деньги…

Зоя посмотрела на Таню и вернула пирожное в коробку.

– Ты только не отказывайся сразу, – начала она, пересаживаясь к подруге поближе. – Подумай, а потом прими окончательное решение… всего-то десять минут… Мне и самой это не очень нравится, и сначала я была категорически против…

– О чем это ты? – Таня с удивлением посмотрела на Зойку. – Кстати, когда ты последний раз мерила температуру, у тебя щеки красные?

– Не волнуйся, я ее почти сбила… Ты только сейчас на меня не сердись, ладно?

– Ладно.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Есть возможность заработать двадцать тысяч рублей. Это, конечно, не сто пятьдесят три тысячи, но, согласись, тоже весомый кусок.

– Соглашаюсь, – кивнула Таня.

Да, теперь это для нее весьма приличные деньги.

– Э…э… Ты помнишь, что обещала на меня не сердиться?

– Помню.

– Тогда не перебивай. – Зойка шумно высморкалась в свое носовое полотенце, откашлялась и продолжила: – В пятницу я должна выступить на мальчишнике: обычное короткое представление без особых премудростей. Нужно выскочить из торта и спеть песенку. Но я заболела и, скорее всего, проваляюсь в постели еще долго. Ты могла бы пойти в ресторан вместо меня… ну и… Об этом мы никому не расскажем! А двадцать тысяч достанутся тебе.

На кухне повисла минутная тишина, а затем Таня спросила:

– То есть ты хочешь, чтобы из торта выпрыгнула я?

– Гу да, – почему-то сразу начала гундосить Зойка. Как сообщить о купальнике, она пока не знала.

– Нет, ты все-таки должна сейчас померить температуру, – серьезно сказала Таня, а потом тихонько засмеялась. – Только этого мне не хватало! Перемазаться взбитыми сливками и изображать из себя Мерилин Монро!

– Не надо ничем мазаться, – обиженно ответила Зойка, – и Монро твоя тут совершенно ни при чем! Хочешь поить Баркова кофе, ну так пожалуйста – никто мешать не станет, но ты проворонишь отличную возможность прилично заработать. И вообще… Я же из торта выпрыгиваю… и пою… Иногда.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Обид не осталось, да и сквозь мрачные краски дня наконец-то пробилась радуга.

– Спасибо тебе за помощь, но я пока не готова к таким кульбитам, – немного успокоившись, сказала Таня. – Боюсь, моя самооценка не выдержит подобного потрясения.

– Ну и ладно, – махнула рукой Зойка. – Давай запечем окорочка, нажарим картошки и покушаем. Правда, аппетита у меня нет, но в процессе приготовления он обязательно появится.

– Мне на работу пора, – покачала головой Таня, поднимаясь из-за стола. – Барков только на три часа отпустил… милый и добрый начальник. Лучше я к тебе вечером заскочу.

В офис Таня вернулась вовремя. Настроение заметно улучшилось, а беспокойство о здоровье подруги улеглось. Перебирая скопившиеся за два дня конверты, газеты и журналы, вспоминая предложение Зойки, она то улыбалась, то усмехалась, то задумчиво наклоняла голову набок.

Природа наделила ее богатым воображением, но, несмотря на это, представить себя сидящей в коробке она не могла.

Глава 12

Омлетом по нервам

Вадим Григорьевич Вякин страдал. Ночью он просыпался четыре раза, ворочался, бухтел, накрывался с головой одеялом, садился на диван, считал до ста и никак не мог решить очень важный вопрос: рассказывать Павлу Сергеевичу о тайных страстях его секретарши или нет?

Казалось бы, какое дело начальнику отдела кадров до чужих охов и вздохов, но Вякин никогда не упускал возможности выслужиться, и к информации (любой) относился бережно. Холил ее, лелеял и хранил от посторонних ушей в распухшем мозге, как хранят в сейфе золотой слиток.

«Придет день, придет день», – частенько говаривал он, перебирая в голове короткие конспекты.

И вот теперь он терзался сомнениями. Затяжными и мучительными.

С одной стороны, признания Семеновой Татьяны могут оказаться некстати. Павлу Сергеевичу это не понравится, и он рассердится прежде всего на гонца, то есть на него – Вадима Григорьевича Вякина. С другой стороны, интрижка бывает очень кстати, особенно до свадьбы…

«Н-да… наверное, до свадьбы самое то», – подумал Вякин, прилизывая назад жиденькие волосы.

Он положил расческу на стеклянную полочку, протер краем полотенца очки, с удовольствием изучил собственное отражение в зеркале и вышел из ванной. Зайдя на кухню, он приготовил в блендере яблочно-банановый коктейль (в журнале «Здоровье» писали, что он улучшает процесс пищеварения, а у Вякина с этим была некоторая… недосказанность), выпил его маленькими глоточками и опять погрузился в раздумья.

Сам Вадим Григорьевич никогда не числился в женихах, и влюбленность тоже не заглядывала в его сморщенное сердце, но целых два раза он был востребован противоположным полом, чем втайне гордился. Первый раз «страстный роман» случился в доме отдыха двадцать лет назад. Повариха из столовой закормила его котлетами до того, что он разомлел и «покатился по наклонной». Расстегнул штаны и, пробубнив: «Я в этом не очень-то разбираюсь, вы, Капитолина Андреевна, уж сами как-нибудь», тут же поинтересовался о завтрашнем меню. Повариха была женщиной простой и нетребовательной, благодаря чему Вякин на следующее утро, получив не только две тарелки каши, но и бутерброд с колбасой и дефицитный глазированный сырок, с гордостью смог сказать: «Я сделал это!»

Второй «страстный роман» был более ярким и тянулся целых три дня. Она – одноклассница дальней родственницы – в Москве проездом. Высокая, рыжая девица Раиса с чемоданами, тюками и откровенным желанием в широко распахнутых глазах. И Вякину захотелось. Первый раз – по-настоящему, по-мужски (да вот, приключилось такое). Он купил гвоздик, поставил их в вазу, отварил магазинные пельмени, щедрым жестом шмякнул на край тарелки майонеза и пригласил на кухню копошащуюся в покупках Раису. Откушав пельменей, она вытерла салфеткой рот, встала, громыхнув стулом, и зажала будущего начальника отдела кадров между холодильником и бежевой, недавно купленной тумбой… А потом она уехала, оставив после себя немыслимый счет за междугородние переговоры, корешок от которого Вадим Григорьевич до сих пор трепетно хранил в низкой хрустальной вазе на одной из полок книжного шкафа.