Оружие массового восхищения - Климова Юлия - Страница 4

– А билеты?

– Не проблема – по знакомству можно достать все что угодно, а подруг у меня полно.

Андрей отправил в рот кусок рассыпчатого пирожного, кивнул и выдал довольное «угу». Дана улыбнулась, сделала глоток эспрессо и подумала: «Жизнь прекрасна! Меня ждет море, пляж и страстные объятия с утра до вечера!»

Жизнь Даны Григорьевны Бестужевой была местами красочной, местами пронзительной. Эту самую пронзительность она не всегда замечала – проще перевернуть страницу, чем ее прочитать, и поэтому сердце чаще подпрыгивало от радостей, чем от забот и горестей. Уходи, плохое, тебя как будто нет.

Мягкий бархатный голос, тяга к сцене… В восемнадцать лет Дана уже числилась в подпевках у двух более-менее известных исполнителей. Голова кружилась от чужой популярности и аплодисментов, казалось – впереди ждет точно такой же личный успех: карьера сольной певицы, охапки цветов, афиши, шикарные гостиничные номера во время гастролей и премии.

В девятнадцать лет Дана вышла замуж за художника Павла Бестужева (о! одна фамилия чего стоит!). Судьбоносная встреча произошла в купе поезда. Она ехала на концерт любимой группы, он – на выставку друга. Бутерброды с сыром, холодные сосиски, мятые помидоры и обоюдные рассказы о творческих планах так сблизили, что дорога до загса оказалась невероятно короткой. Семейная лодка поплыла вперед, на первых порах минуя рифы и скалы. Вроде и сами по себе, а вроде и вместе.

Павел предпочитал свободную одежду, редко брился, терпеть не мог мыть посуду, завтракал, обедал и ужинал бутербродами. Дана тряслась над красивой, модной одеждой, скупала тоннами косметику и клевала салатики в столовых и на фуршетах, редко случающихся после концертов. Его двадцать четыре часа в сутки интересовали картины, ее – карьера певицы. А Алиса… а Алиса просто решила родиться, что сделала успешно и быстро. «Отличная девчушка получилась», – одобрил врач, и растерявшимся родителям пришлось задуматься о многом… Девять месяцев беременности закончились? Она пищит и хочет есть? Писает? Какает? Не спит? И что прикажете делать?..

На год Дана забыла о сцене и переключилась на дочь. Павел, дабы не травмировать здоровье ребенка запахами краски, снял закуток в художественной школе и теперь творил там. Алиса улыбалась, агукала, требовала внимания и по мере своих возможностей сплачивала семью. Ну-ка, родители, – не расслабляться! Я здесь! Я существую!

– Все! Я больше не могу! – однажды вечером твердо сказала Дана. – На кого я стала похожа! Я хочу выступать, хочу петь, нормально выглядеть и нормально одеваться! Сидя дома, я поправилась на три килограмма! Нам нужна нянька.

– На няньку нет денег, – развел руками Павел, и судьба Алисы была решена. Папа с мамой установили дежурства, и теперь она курсировала из мастерской в гримерку, из гримерки в мастерскую.

Всколыхнув прежние связи, Дана вновь окунулась в привычную и желанную жизнь. Подпевки, выступления (в клубах, на различных вечерах, на масштабных уличных концертах). Первый продюсер, первая сольная программа и первый провал. Второй продюсер, вторая сольная программа и второй провал. Денег на раскрутку не так чтобы много, репертуар в виде песен-однодневок и скользкие поползновения сильных мира сего в сторону «невинности и чести». Тьфу – одним словом!

И в один прекрасный день постоянные метания и неустроенность надоели, захотелось остановиться и сделать передышку. Одноклассница предложила работу в престижном ресторане «Джерси», и Дана согласилась.

Стильное, роскошное заведение. Ее образ – образ божественной кинодивы а-ля Грета Гарбо, трудовые будни пять вечеров в неделю (выходные – понедельник и вторник).

«Вот и молодец, вот и правильно, – одобрил Павел, глядя с тоской на надоевший бутерброд с ветчиной, – у Алисы переходный возраст, за ней сейчас присматривать надо…».

Переходный возраст… Дана раскрыла рот и простояла так минуту. Дочери уже тринадцать лет… Она, конечно, помнила об этом, знала – день рождения и все такое, но… не задумывалась…

Картины Павла стали пользоваться заслуженным спросом – заказы, выставки, командировки. Его пригласили преподавать в Академию живописи и теперь часто звали на различные конкурсы в качестве важного члена жюри. Такие перемены подстегнули и заставили внести изменения в привычный образ жизни. Павел больше не просиживал сутками в мастерской, не носил байковых и джинсовых рубашек, не злоупотреблял алкоголем и не заглядывался на натурщиц (а раньше бывало, бывало…). Вдруг появилось желание хорошо зарабатывать и хорошо выглядеть. Душа потребовала размеренности и комфорта. И в семье Бестужевых начался новый период отношений – затяжной и бурный под названием «Сама дура. Сам дурак».

– У меня есть хотя бы одни чистые носки?

– Я же не спрашиваю тебя про свои колготки.

– Ты целый день дома, могла бы и постирать!

– Я поздно встаю, потому что прихожу с работы в час ночи!

– Смени работу, ты совершенно не думаешь ни обо мне, ни об Алисе!

– Она, в отличие от тебя, в состоянии о себе позаботиться! И что значит «смени работу»? Я годами терпела твои загулы, позднее возвращение домой и равнодушие – и ты потерпишь! Мастерская Павла Петровича Бестужева! Ха-ха-ха! Он теперь, видите ли, преподает в Академии художеств…

– Академии живописи!

– Какая разница!

– Ты мне завидуешь!

– Чему именно?!

– Я многого добился, а ты как попискивала на сцене пятнадцать лет назад, так до сих пор и попискиваешь!

– Замолчи! На мне, между прочим, быт и Алиса!

– Да ты со своей дочерью практически не знакома!

– Ты тоже!

– Я зарабатывал деньги, делал карьеру! Мне было некогда!

– Может, я открою тебе страшную тайну, но я занималась тем же самым!

– И где результат?!

– У меня отличное место в ресторане «Джерси». Я пою! Ты сам уговаривал меня согласиться на это предложение!

– Я полагал, что новая работа даст тебе возможность заниматься домом!

– Возможность заниматься домом! Только послушайте его! Как будто стирка и мытье грязной посуды является пределом мечтаний каждой женщины! Плевала я на такие возможности!

– Не ори, Алиса услышит!

– Сам не ори! И не надо делать вид, что ты беспокоишься о дочери! Когда ты последний раз с ней разговаривал?

– Вчера.

– О чем?

– О… о…

– Вот видишь – ты не помнишь!

– Я помню, но если я скажу, тебе будет стыдно!

– Не будет!

– Я спросил, остались ли пельмени!

– Ха! И мне, по-твоему, должно быть стыдно?!

– Да! Потому что данная ситуация подчеркивает твою бесхозяйственность!

– Она подчеркивает твою лень и глупость!

– Кстати, пельменей не оказалось!

– Конечно! Я их приготовила, а ты все сожрал за один присест еще два дня назад!

– Приготовила??? Очнись, дорогая! За пятнадцать лет ты не слепила ни одной даже самой маленькой пельмешки!

– Зачем лепить то, что продается в каждом магазине?!

– Если бы ты их хотя бы один раз купила…

– А откуда они, по-твоему, появляются в морозилке?

– Не знаю! Если их не покупаю я и если их не покупаешь ты – в чем я абсолютно уверен, то, по логике, их покупает наша дочь!

– Да, потому что я вырастила Алису заботливой и…

– Это я ее такой вырастил!

– Ты вечно пропадал в мастерской! Рисовал голых девиц и восковые яблоки!

– Ты никогда не была в состоянии оценить мой талант!

– Потому что у тебя его нет!

– Кто бы говорил! Я последний раз спрашиваю, где мои чистые носки?

– Там же, где и мои чистые колготки!

Скандалы особым разнообразием не отличались – одни и те же фразы, одни и те же упреки. Пустяк, перепалка, взрыв эмоций, оскорбления и острые обиды, благодаря которым время от времени наступило затишье.

Но однажды «штиль» уж слишком затянулся… Павел перестал раздражаться, перестал задавать вопросы, а Дана, серьезно занявшись своей внешностью и новой программой, только порадовалась этому. Молчит – ну и ладно, не лезет – ну и хорошо.