Прекрасная Катрин - Бенцони Жюльетта - Страница 77

Внезапно он умолк. Рассказывая Катрин о тюшьенах, он раздевал ее и расплетал волосы, чтобы обмотать ими собственную шею, как любил делать перед их близостью. В спальне царил полумрак, и он привлек к себе жену, запустив руки в роскошные кудри, отливающие золотом, и жадно вглядываясь в ее лицо.

– Я хочу видеть твои глаза, – сказал он нежно, – когда мы любим друг друга, они бледнеют, становятся почти светлыми.

– Послушай, – прошептала Катрин, – я хотела сказать тебе…

– Молчи! Забудь обо всем! Не думай больше об этом. Я люблю тебя! Нас в мире только двое – ты и я… Мы одни во всей вселенной. Бернар верно сказал, что ты цветок любви и драгоценнейшее из сокровищ, а ведь он судил о твоей красоте только по лицу, он не знает, сколько прелестей таит твое тело. Как же я люблю тебя, Катрин! Люблю до безумия, люблю до смерти!

Слезы, которые Катрин так долго сдерживала, вдруг полились ручьем.

– До смерти? Смерть грозит мне, а не тебе. Мари сказала, что я не выйду отсюда живой, что она убьет меня…

Руки Арно крепче обхватили ее голову. Он нахмурил брови, а затем расхохотался.

– Я порой спрашиваю себя, кто из вас обеих глупее? Эта несчастная дурочка, которая говорит невесть что, лишь бы отравить тебе жизнь, или ты, верящая словам Мари, будто это Святое Евангелие? Мари слишком хорошо меня знает и не осмелится пакостить всерьез.

– Но если бы ты ее слышал…

– Вот что, Катрин, довольно! – жестко сказал Арно, но руки его скользнули вниз, и он обхватил жену за талию. – Я уже велел тебе забыть обо всем этом! В мире нет никого, кроме меня и тебя, понимаешь? И этот мир принадлежит только нам двоим…

Катрин не ответила. Мир принадлежит им двоим? В соседней спальне дремала Изабелла, чутко прислушиваясь к дыханию ребенка. Здесь же была и Сара, которая не желала отдавать Мишеля на попечение бабушки, отстаивая свои права няньки зубами и когтями. Цыганка прекрасно понимала, как хочется Изабелле отнять сына у Катрин, и она решила противостоять этому всеми силами. А в другой спальне находилась Мари, и Катрин с горечью думала, что окружена женщинами, мечтающими обездолить ее: одна покушается на сына, вторая – на мужа. А Арно пытается убедить ее, что, кроме них двоих, никого в мире нет!

– Не ускользай от меня, – проворчал Арно, – когда мы вместе, ты должна думать только о нашей любви…

Он стал целовать ее в холодные дрожащие губы. Она закрыла глаза, тщетно пытаясь сдержать слезы. Арно, выругавшись сквозь зубы, воскликнул в ярости:

– Ладно, плачь! Сейчас я избавлю тебя от всех глупых мыслей!

И он обрушился на Катрин с такой неистовой страстью, что она действительно забыла обо всем: оглушенная и ошеломленная этими грубыми стремительными ласками, она испытывала вместе с тем доселе неведомое наслаждение. Она задыхалась, изнемогая от желания, стонала и вскрикивала, призывая к себе Арно, полностью подчинившись его воле, томясь от нетерпения слиться наконец с ним в единое целое. И когда она затихла, усталая и умиротворенная, он прошептал с нежной насмешливостью, торжествующе улыбаясь:

– Я же сказал тебе, что ты забудешь об этих глупостях!

Внезапно он отпустил ее и бросился к столику возле камина, на котором стояли чаши и серебряный кувшин с вином. Катрин, раздавленная блаженной усталостью, с трудом разлепила отяжелевшие веки, и муж рассмеялся, глядя на нее.

– Хочешь вина? Я умираю от жажды!

Она покачала головой, ибо говорить не было сил, смотря сквозь ресницы, как он наливает вино в чашу. Опустошив ее одним глотком, он вытер рот тыльной стороной ладони. Она снова закрыла глаза, но тут ее заставил подскочить резкий металлический звук. Кубок выпал из рук Арно, но тот не обратил на это никакого внимания. Подойдя к огню поближе, он, казалось, пристально вглядывался во что-то, лежащее у него на ладони. Катрин, слегка встревожившись, приподнялась на измятых подушках.

– Что случилось? Куда ты смотришь?

Он не ответил и не шелохнулся. В этой неподвижности было что-то пугающее, и Катрин вскрикнула.

– Арно? Что с тобой?

Он опустил руку, обернулся, стараясь улыбнуться, но улыбка у него получилась странная, похожая на гримасу, словно он просто раздвинул губы заученным движением.

– Ничего, дорогая! Полено вспыхнуло, и искра обожгла мне руку. Спи, тебе надо отдохнуть…

Голос его доносился как будто издалека. Механическим жестом он взял со скамеечки длинный зеленый халат, отороченный мехом, надел его и затянул пояс. Катрин смотрела на него в изумлении.

– Куда ты собрался?

– Я должен посмотреть, все ли в порядке, проверить часовых. Солдаты сегодня много пили, а потому возможны любые неожиданности.

Он подошел к кровати, наклонился, поднял прядь волос, сползшую с подушки, и страстно поцеловал ее.

– Спи, ангел мой, спи… я отлучусь ненадолго.

В сущности, это было вполне естественно. Губернатор крепости должен обходить посты. Кроме того, Катрин слишком устала, чтобы задумываться обо всем этом. Арно всегда был непредсказуем в своих поступках. Он бережно накрыл ее одеялом и ушел, ступая на цыпочках, а она уже провалилась в блаженное забытье, забыв ответить себе на вопрос, который шевельнулся в глубинах сознания: показалось ей или Арно действительно посмотрел на нее с тревогой и страхом? В эту минуту у него было каменное лицо, на котором жил только взгляд, этот странный взгляд… Да нет же, конечно, то была всего лишь игра измученного рассудка! Катрин заснула глубоким сном, с улыбкой на устах.

Разбудил ее голос Сары, напевающей старую кантилену. Катрин готова была поклясться, что спала не больше пяти минут, однако было уже совсем светло. Она улыбнулась, увидев Сару, сидевшую у изножья кровати в позе, которую она еще девочкой наблюдала сотни раз. На руках цыганка держала Мишеля, и напевала она Мишелю, а малыш в восхищении шевелил ручонками, розовыми, будто ракушки.

– Неужели так поздно? – спросила Катрин, садясь на кровати.

– Тебе пора кормить сына! Он очень проголодался.

Катрин взяла на руки ребенка с ощущением глубокого счастья, которое всегда испытывала в момент кормления. Белокурая головенка легла на ее плечо, маленькие растопыренные пальчики обхватили округлую грудь. Мишель сосал с жадностью, и Катрин расхохоталась.

– Честное слово, он неутомим! Вот это прожорливость! Посмотри, Сара. Настоящий гурман!

Ребенок напомнил ей о муже, и она спросила у Сары, где Арно.

– Он во дворе. Граф Бернар собирается выступать. Когда малыш закончит, надо будет поторапливаться.

Сидя в постели, Катрин смотрела на Сару, удивляясь ее понурому виду. И плечи у нее как-то странно поникли. Сара начала сутулиться? Да ведь ей нет еще пятидесяти. И что означают эти фиолетовые круги под глазами? Наверное, она страшно вымоталась в дороге. Да и делать ей приходилось немало: теперь у нее на попечении была не только Катрин, но и Мишель. Вот и сейчас она, открыв сундук, вынимала оттуда одежду и первым достала бархатный синий плащ, подбитый серым атласом.

– Граф Бернар оставил нам все эти вещи. Одежда мужская, но я, пожалуй, смогу переделать ее на тебя. Тебе почти нечего надеть.

– Где они, роскошные платья Брюгге и Дижона? – с легкой улыбкой промолвила Катрин. – Где духи… драгоценности?

– Ты не жалеешь о них? Правда не жалеешь?

Ответом Саре была ослепительная улыбка молодой женщины. Над пушистой головой малыша взгляд ее устремился к синему витражу окна, за которым слышался голос Арно, отдававшего последние распоряжения.

– О чем я должна жалеть? У меня есть все, пока со мной муж и сын. Что рядом с ними дворцы, парчовые платья и бриллианты? Знаешь…

Она не договорила. Сара начала неистово тереть глаза рукавом. Брови Катрин удивленно поползли вверх.

– Ты плачешь?

– Нет, нет, – поспешно сказала цыганка, – я не плачу. В этой одежде полно пыли.

– И говоришь ты как-то… Послушай, он наелся. Возьми его, я буду вставать!

Передав Мишеля Саре, Катрин поднялась и подошла к тазику с водой. Однако она продолжала внимательно наблюдать за цыганкой, умываясь, надевая платье и закалывая косы. Пыль? Что-то непохоже… Сара плакала, плакала не так давно, и следы слез остались на лице. Но было совершенно очевидно, что говорить о причине она не хочет. Снаружи доносились крики, бряцанье оружия, ржание лошадей, скрип тяжело груженных повозок, смех и восклицания – обычный шум, возникающий, когда многочисленное войско уже готово выступить в поход. Подойдя к окну, Катрин увидела, что шелковые палатки исчезли: их свернули и увязали на телеги. Убедилась она и в том, что Арно сдержал слово: на ветвях старого бука больше не было зловещих плодов. Весь двор был забит солдатами, которые ожидали сигнала к выступлению, приставив к ноге копья. Всадники уже сидели на лошадях…