Атака седьмого авианосца - Альбано Питер - Страница 66

— Не хватит нам горючего, сэр, — сказал Бэттл. — Они могут и полгода на якорях проторчать.

— «Йонага» позаботится о том, чтобы они не слишком засиживались на атолле.

— То есть?

— Как только мы войдем в зону патрулирования, сейчас же дадим радиограмму на «Йонагу», и он двинется курсом на юг. Арабам, чтобы не попасть под налеты ее палубной авиации — сами понимаете, каково отбиваться от самолетов, стоя на якорях и не имея возможности маневрировать, — волей-неволей придется выбираться оттуда. — Он откинул со лба длинную седую прядь. — На это весь наш расчет. — Он хлопнул указкой по столу — и раздался резкий, как пистолетный выстрел, звук. — Тут мы и всадим торпеду в авианосец, а повезет — в оба.

Снова послышались возгласы одобрения, которые прервал голос Питтмэна:

— Сэр, а что если события будут развиваться по наихудшему сценарию? Представим, что «Йонага» затонет или не выйдет в точку рандеву. Энсин Бэттл прав: горючее у нас кончится, а от Томонуто до Японии — две тысячи миль.

— Верно. На этот случай ЦРУ вот здесь, на северной оконечности архипелага Палау, держит танкер. Он замаскирован и стоит в Коссоле на якоре. От нашего квадрата это всего триста восемьдесят миль: дойдем и заправимся.

— Правительство Палау даст согласие на наш заход?

— Они посмотрят на это сквозь пальцы. Джентльмены, приказываю готовить лодку к походу. Через час сниматься со швартовов. Все свободны.

Оживленно переговариваясь, офицеры потянулись к выходу из кают-компании. Из камбуза выскочил Пабло Фортуне и метнулся в столовую, где, размахивая руками, принялся пересказывать ошеломительные новости десятку матросов.

…«Блэкфин» в туче водяной пыли и пены шел курсом на юг, делая двадцать один узел. Хотя поход был смертельно опасным, почти самоубийственным, Брент, оказавшись в открытом море на захлестываемом волнами мостике лодки, мчавшейся как бешеный бык, испытывал ликующее чувство. Он засмеялся и крепче вцепился в ветрозащитный экран, а многоликая, переменчивая стихия без передышки обрушивала на стальной корпус новые тяжкие удары волн.

Когда пересекли тридцатую параллель, пришлось еще прибавить ходу, чтобы преодолеть Гольфстрим, скорость которого была три узла. Небо потемнело, и в течение многих дней солнце светило тускло и мутно, и Брент то и дело слышал, как чертыхается штурман Чарли Каденбах, которому никак не удавалось «взять солнце» в рассветных и вечерних сумерках. По Женевским соглашениям, «Блэкфин» не имел права нести на борту современную ИНС[22].

Верхнюю ходовую вахту несли четверо впередсмотрящих — по числу сторон света, — рулевой и вахтенный офицер. Все шестеро были в штормовых куртках и не расставались с биноклями: было вполне вероятно, что арабская субмарина типа «Зулус» или «Виски» подкарауливает их в засаде. На противолодочные зигзаги времени не было, и Аллен, рассудив, что лучшая защита от притаившейся лодки — это скорость, всецело положился на мощь четырех силовых установок «Блэкфина» и на острое зрение вахтенных на мостике. От них требовали постоянной бдительности и настойчиво объясняли приметы опасности — обтекаемый, почти сливающийся с водой темный корпус, тонкий штырь перископа или таинственная полоска, с быстротой молнии мелькнувшая на поверхности воды. Лодка шла без ходовых огней, и мостик ночью освещался лишь слабой лампочкой гирорепитера и красновато-мглистым свечением из открытого люка, ведшего в рубку. В качестве меры предосторожности все водонепроницаемые переборки были задраены, и лодка в любую минуту была готова к срочному погружению. Чуть только радар засекал впереди какое-либо судно, «Блэкфин» отворачивал далеко в сторону, избегая встречи.

Когда вошли в «лошадиные широты», ветер стал резко и беспричинно менять направление: то швырял в лицо сорванные с волн колючие брызги белой пены, похожей на вату из продранного тюфяка, а то гнался за лодкой и тогда не чувствовался вовсе. На подходе к Антильским островам и дальше к юго-западу небо затянула густая пелена кучевых облаков, сбивавшихся в угрюмый ком черно-серых грозовых туч. Море стало похоже на расплавленный свинец. Близился шторм.

К югу от экватора ураган погнал на них огромные водяные горы: лодка таранила их и пробивала насквозь, вздымая высокие, как после взрыва торпеды, столбы воды. Вода прокатывалась вдоль всего корпуса, закрывала его целиком, словно лодка погружалась, захлестывала потоками мостик и через закрытый, но не задраенный люк проникала в рубку. За каждой водяной горой следовала пропасть, в которую соскальзывал «Блэкфин», и обнажавшиеся винты ввинчивались в воздух — тогда все тело лодки сотрясала крупная дрожь: каждый болт, каждая заклепка ходили ходуном. Слетев вниз, как лыжник по склону, субмарина на миг оказывалась в долине между гор, где стихал ветер, но в этом безмолвии вздымавшийся впереди очередной водяной утес внушал еще большую угрозу. И снова лодка, задирая нос, таранила нового врага, и все повторялось сначала.

К счастью, в проливе Мона, между Санто-Доминго и Пуэрто-Рико шторм стал постепенно стихать, перемещаясь к югу и западу и оставляя за собой безмятежно голубое небо и спокойное море. Введя лодку в пролив, ближе к берегу Санто-Доминго, Аллен, чье настроение было под стать благостному штилевому морю, сказал:

— Эспаньола, жемчужина Антильских островов. Живая история: испанские галеоны, груженные золотом, Дрейк, Морган, Кидд, капитан Блад — кто здесь только не плавал!

— А теперь плывет «Блэкфин».

Адмирал рассмеялся:

— Ты прав, Брент. А теперь плывет «Блэкфин».

Лодке потребовалось двое суток, чтобы пересечь Карибское море, потрясшее Брента своей красотой и показавшееся после штормовой Атлантики особенно мирным, теплым и ласковым. Кротость эта, однако, была обманчива: и здесь в считанные минуты начинались яростные штормы. Впрочем, к их лодке море отнеслось благосклонно.

Сияющим утром они входили в Кристобаль, порт на карибской стороне Панамского канала. Миновав волнорез и продвигаясь в залив Лимон, они заметили, что маяк на берегу «окликает» их. На мостик был вызван Пит Ромеро, просигналивший ответ.

— «Вход в канал разрешен, — читал он адмиралу световые сигналы. — Возьмите на борт лоцмана».

В эту же минуту впередсмотрящий крикнул:

— Катер на высокой скорости, пеленг три-два-пять, дальность тысяча!

— Добро. Стоп машина! — приказал адмирал. — Палубной команде приготовиться принять катер с левого борта.

Вдоль лодки скользнул маленький быстроходный катер, и по штормтрапу на палубу, а с нее на мостик поднялся невысокий смуглый человек — явный латиноамериканец — и, топорща дружелюбной улыбкой черные усы, представился:

— Педро Гарсия.

Мельком глянув на гирокомпас, он продолжал:

— Предлагаю курс один-семь-ноль, малый ход.

— Добро, — Аллен кивнул Бренту, который был в этот день дежурным по кораблю.

Тот отдал приказ, и «Блэкфин» медленно двинулся к первому шлюзу. Гарсия, показав на него, произнес с гордостью:

— Ему уже больше семидесяти лет, а все еще остается одним из чудес света. Его строили полмиллиона человек в течение десяти лет.

«Блэкфин» вплыл в огромную шлюзовую камеру — тысяча футов длины на сто десять футов ширины, — и ворота закрылись за ним. Покрытая водорослями вода заполнила камеру, подняв лодку на восемьдесят два фута выше уровня моря.

Потом открылись шлюзовые ворота в противоположном конце, и «Блэкфин», взревев двигателями, двинул к югу, а потом к востоку, петляя между островками и сворачивая в узкие проходы между холмами. Стояла невыносимо влажная и душная жара. Брент то и дело менял курс:

— Да, господин лейтенант, на пятидесятимильном участке двадцать три раза приходится перекладывать рули, — сказал Гарсия, глянув в дальномер.

Наконец они вошли в шлюз «Мирафлорес» и опустились на уровень Тихого океана. Потом был короткий бросок в гавань Бальбоа, где Гарсию подобрал лоцманский катер.