Четвертый Кеннеди (Четвертый К.) - Пьюзо Марио - Страница 9

Ромео, несмотря на все его высказывания и принесенные жертвы, не был в представлении Ябрила настоящим революционером. Изучив историю итальянских террористов, Ябрил знал, чем они были хороши, когда убивали глав государств. Здесь они шли по стопам русских, которые после многих попыток все-таки убили своего царя. Итальянские террористы даже позаимствовали у русских это название, которое Ябрил ненавидел, – Христы Насилия.

Однажды Ябрил встретился с родителями Ромео. Отец – ничтожество, паразит на теле человечества, у которого ничего нет за душой, кроме шофера, лакея и большой, как теленок, собаки, используемой в качестве приманки для знакомств на бульварах с женщинами. Но при этом мужчина с великолепными манерами, перед которым никто не мог устоять, если не считать его собственного сына.

И мать – прекрасный продукт капиталистической системы, преданная католичка, жадная на деньги и бриллианты. Каждое утро, изысканно одетая, в сопровождении горничных, она отправлялась к мессе. Отбыв епитимью, весь остальной день она посвящала наслаждениям. Как и ее муж, была рабой своих страстей, неверной женой, испытавшей привязанность только к одному человеку, своему сыну Ромео.

И вот теперь эту счастливую семью постигнет кара. Отец – рыцарь Мальтийского ордена, мать, ежедневно общающаяся с Христом, и сын – убийца Папы Римского. «Какой позор, – подумал Ябрил. – Бедный Ромео, тебе предстоит тяжелая неделя, когда я предам тебя».

Ромео был в курсе всего плана, за исключением последнего кульбита, добавленного Ябрилом. «Совсем как в шахматах, – говаривал Ромео. – Шах королю, еще шах королю и мат. Прекрасно».

Ябрил посмотрел на часы – оставалось еще пятнадцать минут. Автофургон шел на небольшой скорости к аэропорту.

Пришло время начинать операцию. Он собрал оружие и гранаты у своих людей и спрятал в сумку. Перед автовокзалом Ябрил вылез первым, а автофургон проехал дальше, чтобы высадить остальную группу у другого выхода. Ябрил медленно шел через вокзал, неся сумку, и высматривал где притаились люди из Службы безопасности. Не доходя нескольких шагов до контрольно-пропускного пункта, он зашел в магазинчик, где продавались сувениры и цветы. На двери изнутри висела табличка с надписью «Закрыто», сделанной ярко-красными и зелеными буквами. Это был сигнал, что можно входить без опаски, и он же не пропускал покупателей.

В магазинчике хозяйничала крашеная блондинка с большим слоем грима на заурядном лице, обладавшая мягким, завлекающим голосом и пышной фигурой, выгодно подчеркнутой простым шерстяным платьем, с поясом на талии.

– Извините, – обратилась она к Ябрилу, – но вы могли видеть на табличке надпись, что мы закрыты. В конце концов, сегодня Пасхальное воскресенье.

Однако голос ее звучал дружески и совсем не резко, при этом она мило улыбнулась.

Ябрил произнес фразу-пароль:

– Христос воскрес, но я все-таки должен уехать по делам.

Она тут же взяла у него из рук сумку.

– Самолет вылетает вовремя? – спросил Ябрил.

– Да, – ответила женщина. – У вас есть час. Есть какие-нибудь изменения?

– Нет, – сказал Ябрил, – но помните, все зависит от вас.

С этими словами он вышел из магазинчика. Он никогда раньше не видел эту женщину и никогда больше не увидит, ей был известен только этот участок операции. На табло вылетов он проверил расписание. Да, самолет вылетит вовремя.

Хозяйка магазинчика была одной из немногих женщин – членов Первой Сотни. Три года назад ей поручили роль владелицы магазинчика, и в течение всего этого времени она осторожно устанавливала отношения с персоналом аэровокзала и охранниками Службы безопасности. Она хитро внушила дежурным у контрольно-пропускных установок, что проносит в самолеты пакеты с покупками пассажиров, и проделывала это не слишком часто, но не так уж и редко. На третий год она завели роман с одним из вооруженных охранников, который мог пропускать ее через проход, где не было контрольной установки. В это Пасхальное воскресенье ее любовник дежурил, и она обещала ему ленч и сиесту в задней комнатке магазинчика.

Ленч уже был на столе в задней комнате, когда женщина вытащила все из сумки и упаковала оружие в красивые коробки для подарков фирмы Гуччи. Уложив коробки в розовато-лиловую бумажную сумку для покупок, она выждала, пока часы не покажут, что до вылета осталось двадцать минут. Тогда, боясь, что сумка от тяжести может порваться, она взяла ее в обнимку и неуклюже побежала к проходу без контрольной установки. Ее любовник стоял на посту и галантно пропустил ее. Послав ему ласковую и извиняющуюся улыбку, она поднялась на борт самолета, где стюардесса узнала ее и прохихикала:

– Опять Ливия!

Женщина прошла через салон для туристов, пока не увидела Ябрила и его людей, трех мужчин и трех женщин, сидевших рядом. Одна из женщин протянула руки, и Ливия передала ей сумку, после чего повернулась и поспешила из самолета. Вернувшись в свой магазинчик, она занялась последними приготовления к ленчу.

Фаэнци, охранник из Службы безопасности, был великолепным образцом итальянской мужественности, без сомнения, созданным с единственной целью – услаждать женский пол. Красота была не самым главным из его достоинств. Гораздо важнее было то, что он был из тех добродушных мужиков, которые чрезвычайно удовлетворены количеством своих талантов и диапазоном своего тщеславия. Ливия приметила его в римском аэропорту в первый же день его дежурства в качестве охранника Службы безопасности.

Фаэнци носил свою форму так же величаво, как наполеоновский маршал, усы его были столь же аккуратными и красивыми, как вздернутый носик субретки. Можно было легко разглядеть, что он убежден в важности своей службы, в том, что он выполняет важный государственный долг. Проходивших мимо женщин, он оглядывал любовно и благожелательно, ведь они находились под его защитой. Ливия тут же остановила на нем свой выбор. Сначала он относился к ней с чрезмерной сыновней почтительностью, но скоро она положила этому конец, обрушив на него водопад лести, сопровождавшийся несколькими очаровательными подарками, намекавшими на скрытое богатство, а потом угощая его по вечерам ужинами. Теперь он уже был влюблен или, по крайней мере, предан ей, как пес хорошему хозяину. Она оказалась для него источником наслаждения.

Ливия тоже получала от него удовольствие как от прекрасного и неунывающего любовника, без каких-либо серьезных мыслей в голове. В постели она предпочитала его унылым молодым революционерам, угнетаемым чувством вины, измученным угрызениями совести, с которыми она спала, поскольку они были ее политическими товарищами.

Охранник стал ее баловнем, и она нежно называла его Зонди. Когда он вошел в магазинчик и запер за собой дверь, она бросилась к нему с горячностью и нескрываемым желанием, испытывая угрызения совести. Бедняга Зонди, отдел по борьбе с терроризмом выследит все и отметит ее исчезновение с места происшествия, ведь их связь будет обнаружена. Зонди, конечно же, хвастался своей победой. Что ж, она была достаточно зрелой и опытной женщиной, и ее честь не нуждалась в защите. Бедный Зонди, этот ленч станет последним часом его счастья!

Они занялись любовью, она действовала быстро и умело, он с энтузиазмом и весело. Ливия с иронией думала, что, отдаваясь ему, она испытывает истинное наслаждение и в то же время служит своим революционным задачам. Зонди будет наказан за свою гордость и самонадеянность, за снисходительную любовь к женщине старше его, а она одержит тактическую и стратегическую победу. И все-таки жаль бедняжку Зонди. Как он прекрасен обнаженный, с этой оливковой кожей, большими, как у оленя, глазами, густыми черными волосами и хорошенькими усиками; а чего стоит этот член и твердые, словно бронзовые, яйца.

– Ах, Зонди, Зонди, – шептала она, уткнувшись лицом в его ляжки, – всегда помни, что я люблю тебя.

Это была неправда, но она могла помочь его ущемленному самолюбию, когда он будет отбывать свой срок в тюрьме.

Ливия накормила его превосходной едой, они выпили бутылку замечательного вина, а потом опять занялись любовью. Наконец, Зонди оделся и поцеловал ее на прощанье, весь светясь от сознания, что заслужил такую удачу. После его ухода женщина оглядела магазинчик и, собрав свои вещи и кое-какую одежду, уложила все в сумку Ябрила. Это входило в полученные ею инструкции: здесь не должно было остаться никаких следов Ябрила. Последнее задание заключалось в уничтожении всех отпечатков пальцев, которые она могла оставить в магазине, но это имело чисто символическое значение. Вряд ли можно уничтожить все отпечатки. Потом она заперла магазин и вышла из здания аэровокзала на залитую солнцем улицу, где в машине ожидала женщина из ее группы. Ливия скользнула в машину, мимоходом поцеловала шофера в знак приветствия и почти с сожалением сказала: