Серебряная ведьма - Кэррол Сьюзен - Страница 48

«Поройтесь в своих воспоминаниях и тех записях, которые вы вели. Вспомните, кто еще был в гостинице «Шартр» в ту ночь и у кого была возможность украсть книгу, тогда сможете разоблачить Серебряную розу».

Но десять лет – слишком большой срок, чтобы вспомнить все детали конкретного дня, даже такого яркого. Симон был так увлечен собственным планом захвата графа Ренара, что мало обращал внимания на все остальное. В те годы он вел дневники, но они были заперты в надежно спрятанном сундуке.

Если вернуться к тем дневникам, то придется прекратить поиски ведьм и Моро. Такое решение сильно расстроит Мири. А она была такой терпеливой за последние дни, ни разу не пожаловалась на жару, изнуряющие часы и седле, бесконечное молчание мужчины, привыкшего хранить свои мысли при себе. Он даже не предупредил ее о намерении остановиться на ночлег в этом старом сарае.

У Симона было странное ощущение, что в последней деревне, через которую они проходили, за ними кто-то следил, – подсказала интуиция, которая помогала выжить во многих ситуациях. Объяснить это было трудно. Другой человек может посмеяться над ним, подумать, что он не в себе, но Мири сама была не от мира сего, она лишь кивнула с полным пониманием, безоговорочно приняв его решение сойти с большой дороги. Через лесную чащу и поля он привел их к ферме Мейтланов.

Супруги Мейтлан были тихие, скрытные люди, обязанные Симону за услугу, которую он им однажды оказал. Сам он не любил об этом вспоминать. Мейтланы достаточно настрадались. Симону не хотелось доставлять им новые неприятности, но с наступлением грозовой ночи он, прежде всего, заботился о том, чтобы найти для Мири какой-то кров.

Поскольку в доме Мейтланов было полно народу, месье Мейтлан с сожалением мог предложить месье Аристиду и его молодому попутчику для ночлега только сарай. Симона это совершенно устраивало, им с Мири было лучше находиться поближе к лошадям, чтобы никто не заметил, что она женщина. Мейтланы были хорошими людьми, но очень щепетильными в вопросах благопристойности. Для них было бы чудовищно узнать, что Симон путешествует с переодетой женщиной.

Сверкнула еще одна молния, осветив дом и невысокую каменную ограду вокруг него. В доме все было спокойно, месье Мейтлан и его семья уже улеглись спать Но у калитки сторожили два огромных мастифа, готовые разразиться громким лаем при малейшей попытке вторжения на их территорию.

Довольный тем, что охрана у него надежная, крестьянин ушел в дом. Несмотря на то, что гроза обронила им землю всего несколько капель дождя, воздух стал холодным, и в сарае не было душно.

Сарай был ухоженный, но очень маленький. Симон вышел наружу, чтобы дать Мири возможность привести себя в порядок и умыться водой из колодца, которую он для нее принес. Не желая застать ее в неловком положении, он позвал:

– Мири!

– Я здесь, – послышался ее голос.

Фонарь, висевший на крюке, проливал мягкий свет внутрь сарая. Дойная корова жевала пучок сена, глядя на Симона большими спокойными глазами. Лошадь Мейтланов спала, как и огромный конь Мири.

Симон нашел девушку в последнем стойле вместе с Элли. Ее волосы были распущены и спадали на плечи, Мири заплетала в косы черную гриву лошади. И они, и лошадь казались совершенно умиротворенными. Симон почувствовал, как напряжение дня покидает его, но к стойлу подошел с насмешливым грозным видом.

– Женщина, что, в самом деле, ты делаешь с моей лошадью?

– Заплетаю ей гриву. Это отвлекает ее от грозы и… – Мири от усердия сжала губы, заканчивая заплетать косичку, – и я подумала, что хотя бы одна из нас должна выглядеть красиво.

– Я охотник на ведьм. Я должен вселять страх в сердца неблагонадежных. Тебе когда-нибудь приходило в голову, как глупо буду я смотреться на лошади в косичках?

Мири виновато улыбнулась ему:

– Господь простит нас за то, что мы делаем с твоей грозной репутацией, месье Ле Балафр. Постараюсь расплести все косички, когда мы отправимся в путь утром, хотя Элли может возражать. Ей нравится новая прическа.

Элли фыркнула и тряхнула головой, словно гордилась собой, заставив Симона неохотно улыбнуться. Он прислонился к перегородке соседнего стойла, наблюдая, как Мири продолжает забавляться. Перед грозой Элли часто нервничала, но теперь казалось, что она совершенно равнодушна к раскатам грома.

Он не удивился, увидев, как спокойна Элли под руками Мири. Девушка всегда умела обращаться с четвероногими, а также с теми, кто ходил на двух ногах, неохотно признал Симон.

Одно только присутствие Мири рядом снимало с него все напряжение и усталость. Кожа ее светилась нежно-розовым светом, белокурые локоны, мерцая, струились по спине.

– Ты сильно ошибаешься, – тихо произнес он. – Элли не единственная, кто здесь прекрасен.

Зардевшись от его комплимента, Мири только засмеялась и осуждающе покачала головой. Она наклонилась к Элли, потерла ее нос и стала тихо напевать ей на ухо песенку, которая проникла до самых костей Симона. Это был какой-то странный язык, который он не понимал, но Элли ответила ей тихим ржанием.

Следовало бы насторожиться от невероятной способности Мири общаться с животными, но Симон начал привыкать к ее способностям, даже благоговейно наслаждался ими.

– Какие же у вас секреты, дамы? – спросил он игривым тоном, чтобы скрыть свое восхищение.

– Ничего особенного. Так, женские сплетни.

– Конечно же, про меня. Полагаю, Элли жалуется, какой я ужасный грубиян, не так ли?

Мири рассмеялась:

– Нет, я бы об этом и слушать не стала. По крайней мере, от Элли. – Глаза ее смягчились, когда она добавила: – Твоя лошадь обожает тебя, Симон. Она готова умереть за тебя.

– Бедная глупая дама, – произнес Симон, но вошел в стойло и погладил Элли по шее.

Лошадь легонько ткнулась в него носом. Он потер пальцами между ее глазами, отчего лошадь всегда встряхивала головой от удовольствия. Лицо его расплылось от восхищенной улыбки, но он быстро понял, что Мири, отойдя в сторону, наблюдает за ним. Грозные охотники на ведьм не должны так нежно относиться к своим лошадям. Продолжая ласкать Элли, он откашлялся и хрипло проговорил:

– Извини, не смог найти ничего лучше для ночлега, чем этот сарай. Надо было…

– Боже милостивый, Симон, – прервала его Мири звонким смехом. – Неужели ты совсем забыл, с кем имеешь дело? В детстве я с радостью спала рядом со своим пони, если мама разрешала. Я вообще считаю, что сараи – просто райское место.

– Особенно по вечерам, – уточнил Симон. – Когда животные отходят ко сну, когда чувствуешь, что заслужил отдых в конце тяжелого дня. Полный покой, конец пути. Даже если это всего лишь иллюзия.

Мири кивнула в знак согласия:

– Люблю ночные звуки, крик совы в темноте, шелест сена и стук копыт в стойлах.

– Тихое ржание и фырканье…

– И сладкий запах свежего сена.

– Запах теплой лошади и кожи…

Симон замолчал, слегка смущенный проявлением собственной сентиментальности. Мири тоже смолкла, застенчиво улыбаясь ему. Его взгляд на мгновение замер на ней, и между ними воцарилось полное взаимопонимание, чувство глубокого созвучия, которое, казалось, все ближе притягивало их друг к другу.

Симон почувствовал, как его сердце дрогнуло от ее близости, с чем он всегда боролся. В свете фонаря ее глаза и волосы мерцали особенным светом. Она казалась такой нежной и доступной, льняная рубашка облегала ее женственные формы, соблазнительно подчеркивая овал груди.

Симон напрягся всем телом от желания обнять ее, крепко прижать к себе и вдохнуть ее теплый женственный аромат. Он успел отвернуться, с огромным усилием подавив в себе желание, которое Мири возбуждала и нем в те дни, когда все его мысли должна была занимать охота на ведьм, а чувства нацелены на выявление приближающейся опасности.

Но когда они были наедине, в такие тихие моменты он опасался, что Мири сможет вопреки рассудку проникнуть ему под кожу и даже глубже, в самое сердце.

Хотя Мири отлично вычистила Элли, Симон схватил щетку и начал с усердием растирать лоснящуюся спину лошади. Послышалось мяуканье, и пестрая деревенская кошка стала тереться о ноги Мири. Взяв ее на руки, девушка спросила: