Те слова, что мы не сказали друг другу - Леви Марк - Страница 33

— И тебе действительно хотелось, чтобы она тебе написала до того как?..

— Не бойся называть вещи своими именами. До того как она потеряла рассудок? До того как окончательно впала в безумие? Я отвечаю: да, хотелось, но мы сейчас говорим не о твоей матери.

И Энтони устремил на дочь пристальный взгляд.

— Ну как мед — вкусный?

— Да, — ответила Джулия, хрустя сухариком.

— Немного гуще, чем обычно, правда?

— Верно, немного гуще.

— Пчелы, наверное, обленились после того, как ты покинула этот дом.

— Вполне возможно, — с улыбкой ответила она. — Ты желаешь побеседовать о пчелах?

— Почему бы и нет?

— Тебе ее очень не хватало?

— Конечно, что за вопрос!

— А когда ты прыгнул обеими ногами в водосток, ты сделал это ради мамы?

Энтони порылся во внутреннем кармане пиджака, извлек из него конвертик и пустил его по столу в сторону Джулии.

— Что это?

— Два билета до Берлина с пересадкой в Париже — прямых рейсов в Германию до сих пор нет. Вылет в семнадцать часов, ты можешь отправиться туда одна, со мной или не отправляться вовсе — в общем, решай сама. Это тоже что-то новенькое, не так ли?

— Почему ты это делаешь?

— А куда ты подевала тот клочок бумаги?

— Какой клочок?

— Записку Томаса, которую ты всегда носила с собой, — она как по волшебству появлялась на свет божий всякий раз, когда ты опорожняла карманы; эта смятая бумажка всегда напоминала мне о том, какое зло я тебе причинил.

— Я ее потеряла.

— А что в ней было? Хотя нет, не отвечай, любовь всегда выражается до ужаса банально. Ты действительно ее потеряла?

— Да, я ведь сказала!

— Я тебе не верю, такие вещи никогда не исчезают бесследно. В один прекрасный день они появляются снова, из самой глубины сердца. Ладно, иди, собирай сумку.

Энтони встал и вышел из кухни. На пороге он обернулся:

— Поторопись, тебе не нужно заходить домой: если понадобятся какие-то вещи, мы их купим там, на месте. Времени у нас мало, я жду тебя на улице, машина уже заказана. Слушай, я вот говорю это, и у меня какое-то странное ощущение дежавю, или, может, я ошибаюсь?

И Джулия услышала шаги отца, отдающиеся гулким эхом в холле.

Она закрыла лицо руками и тяжело вздохнула. В щелку между пальцами она видела баночку меда на столе. Нет, ей нужно лететь в Берлин не столько для того, чтобы отыскать Томаса, сколько для того, чтобы продлить свое путешествие с отцом. И она дала себе самую что ни есть искреннюю клятву, что это не будет ни предлогом, ни извинением и что когда-нибудь Адам все обязательно поймет.

Джулия вернулась к себе в комнату, и в тот момент, когда она поднимала с пола сумку, ее взгляд упал на этажерку с книгами. Из их ровного ряда высовывался учебник по истории в темно-красной обложке. Поколебавшись, она достала его, вытряхнула спрятанный между страницами голубой конверт и положила в сумку. Потом затворила окно и вышла из комнаты.

Энтони и Джулия успели в аэропорт до окончания регистрации. Стюардесса вручила им посадочные талоны и сказала, что нужно спешить: времени осталось в обрез и она не гарантирует, что посадка не закончится, когда они доберутся до своего терминала.

— О, с моей ногой это безнадежно! — объявил Энтони, жалобно глядя на нее.

— Вам трудно передвигаться, сэр? — забеспокоилась молодая женщина.

— В моем возрасте, мисс, это довольно обычное явление, — гордо ответил он, одновременно предъявляя ей свидетельство о наличии кардиостимулятора.

— Подождите здесь, — сказала стюардесса, включая свой телефон.

Через несколько секунд электрокар уже вез их к посадке на парижский рейс. В сопровождении агента авиакомпании контроль безопасности на сей раз прошел гладко.

— У тебя опять сбой? — спросила Джулия, пока электрокар на полной скорости мчал их по длинным проходам аэропорта.

— Молчи ты, ради бога, — шепнул в ответ Энтони, — а не то нас засекут. Моя нога в полном порядке.

И он продолжал увлеченно беседовать с водителем, как будто его ужасно интересовала жизнь этого парня. Десять минут спустя Энтони и его дочь сели в самолет первыми.

Пока две стюардессы помогали Энтони устроиться в кресле (одна подкладывала ему подушечки под спину, вторая предлагала плед), Джулия вернулась к выходу из самолета и сказала стюарду, что ей надо сделать еще один звонок. Ее отец уже на борту, а сама она вернется через несколько минут. Остановившись на трапе, она включила мобильник.

— Ну, как проходят загадочные канадские странствия? — спросил Стенли, взяв трубку.

— Я сейчас в аэропорту.

— Уже возвращаешься?

— Наоборот, улетаю.

— Постой-ка, дорогая, неужели я прохлопал какой-то этап твоего приключения?

— Нет, сегодня утром я вернулась в Нью-Йорк, но не успела с тобой повидаться, хотя, поверь, мне это было очень нужно.

— А могу я узнать, куда ты теперь направляешь стопы — в Оклахому или, может, в Висконсин?

— Стенли, если бы ты вдруг нашел письмо от Эдварда — письмо, написанное его рукой как раз перед кончиной, но так и не прочитанное, ты бы его распечатал?

— Я уже говорил тебе, Джулия, дорогая, что его последними словами было: «Я тебя люблю». Что же еще мне нужно было знать после этого? Какие-то извинения, сожаления? Нет, те три слова из его уст затмили все, что мы не успели сказать друг другу.

— И значит, ты бы оставил конверт невскрытым?

— Думаю, что да; впрочем, я так и не обнаружил в нашей квартире ни одного слова, написанного Эдвардом. Он терпеть не мог писать, даже списка покупок не составлял, мне приходилось заниматься всем этим самому. Ты даже не представляешь, как меня это злило в те времена, и все-таки до сих пор, двадцать лет спустя, я покупаю в супермаркете его любимые йогурты. Не правда ли, это глупо — помнить о таких вещах, когда все давно кануло в Лету?

— Может, не так уж и глупо.

— Если я правильно понял, ты нашла письмо Томаса? Ты ведь заводишь со мной разговор об Эдварде всякий раз, когда думаешь о нем, так прочти его письмо!..

— Зачем? Ты же говоришь, что не сделал бы этого.

— Глупенькая, за двадцать лет нашей дружбы ты так и не уразумела, что я могу быть для тебя кем угодно, но только не примером для подражания. Распечатай конверт сегодня, а письмо прочти завтра, если тебе так будет легче, но только не уничтожай его. Наверное, я все-таки слегка покривил душой: если бы Эдвард оставил мне письмо, я бы прочел его сто раз подряд, я бы вчитывался в него целыми часами, лишь бы убедиться, что я правильно понял каждое слово, хотя прекрасно знаю, что уж он-то не стал бы тратить столько времени на писанину. Теперь ты можешь наконец сказать мне, куда тебя несет? Мне уже не терпится узнать номер телефона, по которому я мог бы поймать тебя сегодня вечером.

— Скорее, завтра, и вдобавок тебе придется сначала набрать код «сорок девять».

— Значит, это где-то за границей?

— В Германии, в Берлине.

Наступила пауза. Стенли тяжко вздохнул, не решаясь продолжить разговор.

— Ты обнаружила что-то новое в том письме, которое, как я понял, уже распечатала? — спросил он наконец.

— Стенли, он жив!

— Нетрудно было догадаться, — снова вздохнул Стенли. — И ты звонишь мне из зала вылетов, чтобы спросить, правильно ли поступаешь, отправляясь на его поиски, именно так?

—Я звоню с трапа самолета… и думаю, ты мне уже ответил.

— Ну, тогда беги скорей в самолет, дурочка, и смотри не опоздай!

— Стенли…

— Что еще?

— Ты сердишься?

— Да нет конечно; просто грустно, что ты так далеко от меня, вот и все. Есть еще какие-нибудь дурацкие вопросы?

— Как это тебе удается?..

— Отвечать на твои вопросы до того, как ты их задала? Злые языки разъяснили бы тебе, что я — женщина в большей степени, чем ты, но у тебя самой есть основания для другого объяснения: просто я твой самый близкий друг. А теперь оставь меня в покое, прежде чем я осознаю, как жутко мне будет не хватать тебя.