Властелин колец - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 88

– Должно быть, это и вправду благородный скакун, – вставил Арагорн. – Но меня печалит, что роханцы вынуждены платить такую дань – и кому?! Когда я покидал Рохан, об этом не было и речи.

– Готов поклясться, что они не платят никакой дани, – вступился за роханцев Боромир. – Это вражьи домыслы. Мне ли не знать людей Рохана? Они правдивы и доблестны, они – наши союзники и живут на наших землях, подаренных им прежними властителями Гондора.

– Тень Мордора уже покрыла дальние страны и движется на запад, – возразил Арагорн. – Вот уже и Саруман в ее власти. А это значит, что Рохан осажден. Кто знает, что увидишь ты в степях Марки, если тебе суждено будет вернуться?

– Все может случиться, но роханцы на службу Злу не перейдут! – запальчиво воскликнул Боромир. – Они не станут покупать себе жизнь ценой табунов. Роханцы считают лошадей чуть ли не за родню. И этому есть своя причина. Дело в том, что лошади Марки ведут свое происхождение от скакунов Севера, из земель, куда Тень не достигала даже в древности, и предки этих коней, как и предки самих роханцев, жили на свободной земле.

– Истинная правда, – подтвердил Гэндальф. – Так вот, среди этих благородных скакунов есть один, который словно перенесся в наш мир из тех благословенных времен или родился на самом утре мира. Кони Девятерых ни в чем не могут с ним состязаться. Он быстр, как буйный ветер, и так же неутомим. Имя его – Скадуфакс[229]. Днем шерсть его блестит, как серебро, а ночью он подобен тени, и увидеть его в сумраке невозможно. Как легки его шаги! Никто до меня не ездил на нем, но я укротил его, и он помчал меня так быстро, что я достиг Заселья не позднее, чем Фродо – Курганов, хотя выехал я из Рохана примерно тогда же, когда он – из Хоббитона.

Страх мой все рос. Чем дальше на север, тем чаще до меня доходили слухи о Всадниках – но, хотя расстояние меж нами сокращалось, я все никак не мог настичь их. Вскоре я понял, что их отряд разделился: часть осталась на восточной границе, неподалеку от Зеленого Тракта, а остальные вторглись в Заселье, объехав его с юга. Я поспешил в Хоббитон и, конечно, Фродо там уже не застал, но зато успел перекинуться словечком со стариком Гэмги. Если быть точным, слов мы потратили много, но узнать я почти ничего не смог. Старик был не в духе и без конца ругал новых хозяев Котомки.

«Перемены не по мне, – повторял он. – В мои годы – увольте! Особенно если эти перемены к худшему. – И приговаривал: – К худшему, да, да, к худшему!» – «К худшему? – переспросил я. – Нет уж! Надеюсь, на твоем веку это худшее еще не настанет!»

Из разговора я вынес одно: Фродо уехал из Хоббитона всего с неделю назад, но тем же вечером на Холм наведался черный человек на коне. В страхе я поскакал по следу Фродо. В Бэкланде царил переполох. Гора кипела, как муравейник, куда сунули палку. Дом в Крикковой Лощинке был взломан и пуст, на пороге валялся плащ. Я узнал его: это был плащ Фродо. В отчаянии я не стал расспрашивать местных жителей, а сразу помчался по следу Всадников. Держаться его было трудно: следы шли в разных направлениях, и поначалу я растерялся. Но один или двое Всадников, как мне показалось, направились в Бри, и я поскакал туда, чтобы заодно потолковать по душам с растяпой корчмарем.

«Его зовут Подсолнух, – думал я по дороге. – Если Фродо задержался по его вине, пусть готовится: я выжму из него добрую бочку подсолнечного масла, а жмых поджарю на медленном огне!»

Он меньшего и не ждал. Увидев меня, бедолага рухнул наземь и затрясся так, словно я уже разводил под ним огонь.

– Что ты с ним сделал? – встревожился Фродо. – Он был с нами очень добр и так помог нам!

Гэндальф рассмеялся.

– Не бойся! – успокоил он Фродо. – Я его не укусил и даже почти не облаял. Когда он смог пролепетать первые несколько слов, я был так рад тому, что услышал, что тут же расцеловал его в обе щеки. Оказалось, ты ночевал в Бри и утром вышел в путь вместе с Бродягой, хотя я никак не мог взять в толк, как тебе удалось дойти до Бри живым и невредимым.

– Так значит, с Бродягой! – заорал я вне себя от радости.

– Да, господин Гэндальф, боюсь, что так, – промямлил Подсолнух, который понял меня наоборот. – Он к ним так приставал, что у меня прямо руки опустились. Ну, они его и взяли с собой. Они, надо сказать, тоже странно себя вели: что хотели, то и делали, не слушали никого…

– Ах ты осел! Ах ты дурень! Дражайший мой и возлюбленный господин Пивовар! – расхохотался я. – Да это лучшее, что я слышал с самого Преполовения! За такие новости платят золотом! Я заколдую твое пиво на семь лет вперед и оно превзойдет все, что ты когда–либо пробовал! А сам пойду и высплюсь – уж не помню, когда мне в последний–то раз удавалось это сделать!

Так я и поступил – остался в корчме на ночь, размышляя, куда подевались Всадники? В Бри побывали только один или два. А остальные?..[230] Ночью, однако, эта загадка разрешилась. Пятеро, а может, и больше Черных Всадников ворвались в Бри с запада, опрокинули ворота и ураганом промчались по улицам. Брийцы до сих пор трясутся и ждут конца света. Ну а я поднялся до зари и бросился в погоню.

Не скажу точно, но мне кажется, события разворачивались так. Предводитель Девятерых скрывался где–то к югу от Бри, в то время как двое Всадников отправились в поселок, а четверо вторглись в Заселье. Когда же в Бри и Крикковой Лощинке и тех и других обвели вокруг пальца, они вернулись к своему предводителю с донесением, а Тракт на какое–то время оказался свободен – мелкие соглядатаи не в счет. Предводитель отправил нескольких Назгулов на восток, по бездорожью, а сам, прихватив остальных, в великом гневе помчался по Тракту.

Помчался и я туда же – к Пасмурной Вершине, и достиг ее перед закатом, на второй день по выходе из Бри. Всадники были уже там. Я заставил их отступить – во мне закипала ярость, и они, чувствуя это, боялись встретиться со мной при свете солнца. Но к ночи они окружили кольцо древней Амон Сул, где я укрылся. Тут мне пришлось крепко потрудиться. Столько огня и света над Пасмурником не видывали, наверное, со времен древних сигнальных костров!

На рассвете я вырвался из осады и поскакал на север. Больше я ничего не мог сделать. Найти Фродо в этой глухомани было невозможно, да я и не пошел бы на такое безумие, когда Девятеро гнались за мной по пятам. Оставалось возложить надежду на Арагорна. Я рассчитывал, что отвлеку на себя хотя бы нескольких Всадников, а сам поскачу в Ривенделл и вышлю помощь. Четверо действительно последовали за мной, но вскоре прекратили погоню и, как мне кажется, отправились к Броду. Так что, как видите, мой маневр помог: на ваш лагерь напало только пятеро Назгулов вместо девяти.

В Ривенделл я добирался долго и непросто: сперва – вверх по течению Шумливой, потом – через Плато Огров, потом – обратно к югу. Это заняло у меня почти четырнадцать дней, так как мой конь не мог идти по каменным нагромождениям страны троллей, и я отпустил его, послав к прежнему хозяину. Но мы успели крепко сдружиться с ним, и он прискачет по первому же моему зову. Вот почему я опередил Кольцо только на три дня. В Ривенделле уже знали, какая опасность грозит Фродо, и поспешили на помощь.

На этом, Фродо, я закончу свой рассказ – да простят мне Элронд и все остальные, что он получился таким долгим! Однако не бывало еще, чтобы Гэндальф нарушил слово и не пришел к назначенному часу. Хранитель Кольца должен был услышать о причинах столь небывалого опоздания.

Теперь вы знаете все, от первого дня до последнего. Мы вместе, и Кольцо у нас. Но к цели мы еще не приблизились ни на шаг. Что мы сделаем с Кольцом? Вот вопрос!

Воцарилось молчание. Наконец заговорил Элронд.

– Все мы скорбим о том, что произошло с Саруманом, – молвил он. – Мы верили ему, и он посвящен в наши дела, как никто другой. Опасно целиком погружаться в изучение хитростей Врага и его деяний, какой бы доброй ни была твоя цель! Но подобные падения и предательства, как это ни печально, случались и прежде. Дивиться меня заставило не это. История Фродо – вот что оказалось новым для моего слуха. Кроме Бильбо, ныне живущего в Ривенделле, я почти не встречал хоббитов. Теперь мне понятно, что Бильбо – не исключение: он отличается от своих соплеменников не так сильно, как мне представлялось. С тех пор как я в последний раз был на Западе, мир во многом изменился.