Легенда Лукоморья - Набокова Юлия - Страница 32

Я закивала головой, изображая бедную бесприданницу.

– Братишки-сестрички есть у тебя? С ребятишками умеешь управляться?

– А то ж! – заверила я. – Еще как справлюсь. У меня их восемь было!

Могла бы хоть пятнадцать назвать. Когда Забава родит, меня уже здесь и след простынет.

Чародейка радостно улыбнулась и положила руки на живот:

– Пока столько и не надо. У меня всего двое. Луша и Павлуша!

Позади меня раздался топот, и во двор вбежали две девушки, держа на руках двух карапузов.

– Вот они, мои птенчики, – ласково проворковала молодая мать.

– Луша кушать хочет! – заверещала одна.

– Павлуша купаться просит! – пробасила вторая.

– Ах вы мои ласточки! – Забава чуть не прослезилась от умиления.

В следующий миг кроха Луша была приложена к необъятной материнской груди, а Павлушу по велению Забавы няня усадила в тазик с водой, натасканной на наших глазах ведрами и нагретой чародейкой до нужной температуры одним щелчком пальцев.

– Мама, буль-буль! – завопил мальчуган.

Забава с улыбкой махнула рукой, и вода забурлила, как в джакузи. Малыш завопил от восторга так, что у меня заложило уши, а где-то на заднем дворе жалобно взвыла собака.

Пока мать занималась детьми, я расспросила скучающую няню Луши о том, как именно ее хозяйка помогает девицам подготовиться к смотринам. Няня оживилась. Она и оказалась той Грушей, которая на днях выходит замуж. А не так давно прошли смотрины, к которым Забава подготовила ее в лучшем виде. Выяснилось, что в одной из многочисленных построек находится подобие салона красоты, где Забава своими магическими методами делает из последних замухрышек настоящих царевен. Вымачивает косоньки в особом отваре, от него волосы становятся светлей и в три раза гуще. Втирает в щеки волшебный сок, от которого на щечках расцветает румянец и не сходит аж три года. Более сложные декоративные изменения, которые значительно украшают девицу, укорачивая чересчур длинный нос или уменьшая торчащие ушки, длятся не больше суток. Но этого хватает, чтобы произвести впечатление на жениха и сватов. «А потом только и надо, что не подпускать жениха близко до свадьбы, и все будет хорошо», – с горящими глазами поведала мне лупоглазая и тонкогубая Груша, своей фигурой полностью оправдывающая свое имя. На месте бюста у нее была плоская равнина, зато бедра в обхвате были с большую бочку, в которой стиралось белье. Я мысленно посочувствовала ее жениху: тот-то, поди, уверен, что под венец ведет Василису Прекрасную с очами, как у Одри Хепберн, губами, как у Анджелины Джоли, и гитарообразной фигуркой. Недаром мужики потом удивляются, что до свадьбы все невесты – Василисы, а после свадьбы – бабки-ёжки.

– Да ты не боись, – ободрила меня Груша, – работка непыльная, всего-то и хлопот что за детишками следить. По хозяйству и делать-то ничего не придется. Даже пеленки стирать не надо. Стирка, вишь, сама делается. В сарае самопрялки стоят. Пыль да грязь тряпки-самотерки да метла-самочистка убирают.

– А котел-самовар есть? – полюбопытствовала я. Хоть я и не собиралась здесь задерживаться, но стало интересно, еда в тереме тоже чудесным образом готовится?

– Повариха у нас обыкновенная, – поведала Груша, приглушив голос. – Забава пока не наловчилась в этой ворожбе. Три печки уже спалила, пока хотела их научить, чтобы сами по себе пекли, два раза чуть пожар не устроила. Как-то раз заперлась на кухне – хотела, чтобы пироги сами по себе сготовились: тесто само замесилось, потом раскаталось и в пирожки слепилось.

Как я понимаю Забаву, я бы тоже от такого заклинания не отказалась, когда вредный кот заставил меня пироги печь!

– Да только, – Груша злорадно хохотнула, – выбежала оттуда вся с ног до головы в тесте. И все стены тестом были заляпаны – тряпки-самотерки потом три дня их отмывали А нож-саморез так вообще как-то из кухни вырвался и чуть Гаврилу не зарезал. Хорошо, в забор со всей силы вонзился да и застрял там, пока Забава его не вынула да не переломила.

Да, а работка-то в тереме небезопасная. Если бы я и впрямь вздумала наниматься к Забаве, непременно бы страховку от несчастных случаев в соцпакет внесла.

– И еще посуду мыть приходится, – добавила Груша. – Тазик-судомой пока не работает. Мыть-то моет, только всю посуду колотит. Хотя на днях Забава его запускала – уже лучше. Раньше всю посуду бил, а сейчас – только половину.

– Прогресс! – скептически оценила я.

– Как-как? – Груша вытаращила глаза, услышав незнакомое словечко.

Но тут Забава отняла от груди Лушу, и няне пришлось вернуться к своим прямым обязанностям, так и не обогатив своего лексикона.

Хозяйка склонилась над тазиком, в котором плескался сын, а ко мне подлетел Варфоломей.

– Вот что я узнал, – деловито доложил он. – Вскоре после того, как я в последний раз здесь был, Забава вышла замуж за сына богатого купца из соседнего села. Молодые поженились по любви, отстроили терем на месте развалившейся избушки Агафьи, вскоре Забава забрюхатела и все свое волшебство сосредоточила на обустройстве быта.

– Это я вижу, – хмыкнула я. Забава и без стиральных машин, пылесосов и памперсов в Лукоморье хорошо устроилась. Пока ей еще не удалось соорудить магический аналог посудомоечной машины и микроволновой печки, но, чувствую, за этим дело не станет. Пройдет еще несколько лет, и терем Забавы будет напичкан хозяйственной магией, как современная квартира – бытовой техникой. Уверена, хозяйка додумается и до фена-самодува, и до зубной щетки-самочистки, и до радионяни. А там, глядишь, и телевидение с Интернетом в Лукоморье придут.

– Дура девка, – неодобрительно покачал головой Варфоломей. – Так бездумно чудеса тратить! А ведь была такая гордячка, все мир хотела изменить, великой волшебницей стать. И к чему пришла? Тьфу, – скривился он, – домашняя клуша.

– Ты потише возмущайся-то, – предостерегла я. – А то как бы тебя в самопечке не запекли.

Варфоломей испуганно поежился.

– Не трясись, – хихикнула я, – самопечка пока на стадии разработки.

– А ты бы, поди, от такой не отказалась, – проворчал он.

– Уж, конечно, не отказалась бы!

– Когда ж ты поймешь, Яна, что волшебство – это не игрушки, а большая ответственность? Не всякому оно дается, и спрос с волшебников особый. А, – кот с досадой махнул лапой, – что тебе говорить. Это Яга Василису уму-разуму учила да научила, а тебе хоть на голове кол теши! На голове густо, а в голове пусто.

– Ну не такая уж я и пропащая, – смутилась я.

– Пропащая не пропащая, а с Забавой одного поля ягода, – сощурился он. – Погляди вокруг. Это же твое будущее.

Я обиженно вскинулась:

– Нет, я, конечно, отдаю должное Забаве, которая нашла достойную замену стиральном машинке и прочим радостям хозяйки, но как-то это все… слишком мелко, чтобы тратить на это волшебство.

– А кто готовую еду наколдовывать пытался? – мяукнул кот. – Не помнишь, что ли, из-за чего с Иваном поссорилась? В чужом глазу соринку видишь, а в своем бревна не замечаешь!

Признав его правоту, я виновато отвела глаза и поспешила перевести разговор.

– Слушай, а откуда у Забавы столько магии на все эти штуки?

– Ты что, не поняла? – Кот укоризненно посмотрел на меня. – Не просто же так молодые себе тут терем отгрохали! Даже я чувствую, что здесь каждая пядь землицы волшебством пропитана.

Настроение мигом испортилось. Даже кот что-то чувствует, а я не чувствую ничегошеньки!

– Поди, Забава ощущала прилив силы в этом месте, раз поселиться здесь надумала, – рассудил Варфоломей.

– А на что они живут? – поспешила сменить тему я. – У нее муж, говоришь, богатый?

– Было богатство, да все в терем сплыло, – ухмыльнулся кот. – А живут они теперь забавами Забавы.

– Это как? – удивленно моргнула я.

Но только Варфоломей раскрыл рот, как меня окликнула сама хозяйка. Кот сиганул под крыльцо, а мне пришлось идти к чародейке, гадая, о каких таких забавах идет речь.

– Тебя как звать-то? – спросила Забава.