Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дело о пеликанах - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

– Да? – отозвались нервно изнутри.

– Я ищу мистера Шнеллера, – медленно сказал Камель на безупречном американском наречии, закрыв пальцем глазок двери.

– Мистера Шнеллера?

– Да. Эдвина Ф. Шнеллера.

Дверная ручка не шевельнулась и не щелкнула. Дверь оставалась закрытой. Прошло несколько секунд, и из-под нее показался белый конверт. Камель поднял его.

– О’кей, – сказал он достаточно громко, чтобы Шнеллер или кто бы там ни был расслышал его.

– Это следующая дверь, – произнес Шнеллер, – я буду ждать вашего звонка.

Он говорил как американец. В отличие от Льюка он никогда не видел Камеля и не имел никакого желания делать это. Льюк видел его уже дважды и мог считать себя счастливчиком, что остался жив.

В номере Камеля стояли две кровати и маленький столик у окна. Шторы были плотно закрыты и не пропускали солнечного света. Поставив спортивную сумку на одну из кроватей рядом с двумя объемистыми чемоданами, он прошел к окну и выглянул на улицу, затем подошел к телефону.

– Это я, – сказал он в трубку Шнеллеру. – Расскажите мне про машину.

– Она стоит на улице. Белый «форд» с номерными знаками Коннектикута. Ключи на столе, – медленно сообщал Шнеллер.

– Краденый?

– Конечно, но обработанный и чистый.

– Я оставлю его в Далласе, вскоре после полуночи. Я хочу, чтобы он был уничтожен, о’кей? – Его английский был безупречен.

– Да. Я имею такие указания, – быстро и с подобострастием ответил Шнеллер.

– Это очень важно, о’кей? Я собираюсь бросить пушку в машине. Пушки оставляют после себя пули, а машины засвечиваются среди людей, поэтому важно полностью уничтожить автомобиль и все в нем находящееся. Понятно?

– Я имею такие указания, – повторил Шнеллер, не оценив эту лекцию, поскольку не был новичком в мокрых делах.

Камель сел на край кровати.

– Четыре миллиона получены неделю назад, с опозданием на один день, смею заметить. Сейчас я в Колумбии, поэтому хочу получить следующие три.

– Они будут переведены до полудня. Таков был договор.

– Да, но я сомневаюсь в этом. Вы опоздали на день, помните?

Это вызвало раздражение у Шнеллера, и поскольку наемный убийца находился в другой комнате и не собирался появляться из нее, он мог позволить этому раздражению прорваться наружу.

– Это вина банка, а не наша.

Теперь разозлился Камель.

– Прекрасно. Я хочу, чтобы вы и ваш банк перевели три миллиона на счет в Цюрихе, как только в Нью-Йорке начнется рабочий день. Это будет примерно через два часа. Я проверю.

– О’кей.

– И я не хочу иметь никаких проблем, когда работа будет закончена. Через сутки я буду в Париже и оттуда отправлюсь прямо в Цюрих. Мне бы хотелось, чтобы деньги ждали меня там.

– Они будут там, если дело будет сделано.

Камель усмехнулся про себя.

– Дело будет кончено к полуночи, мистер Шнеллер, если ваша информация верна.

– На настоящий момент она верна. И сегодня никаких изменений не предвидится. Наши люди находятся на местах. Все, что вы просили, в чемоданах: карты, схемы, расписания, инструменты и приспособления.

Камель взглянул на чемоданы позади себя и потер глаза рукой.

– Мне нужно поспать, – пробурчал он в трубку, – я не спал целые сутки.

Шнеллер не нашелся что ответить. У них было достаточно времени, и если Камель хочет поспать, он может это сделать. Несмотря на то что они платили ему десять миллионов.

– Может быть, вы хотите есть? – спросил Шнеллер неловко.

– Нет. Позвоните мне через три часа, ровно в десять тридцать.

Он положил трубку и вытянулся на кровати.

На второй день сессии суда улицы опустели и притихли. Судьи слушали бесконечные выступления адвокатов по различным делам. Большую часть их Розенберг спал. Он ненадолго возвратился к жизни только тогда, когда главный прокурор из Техаса взялся утверждать, что некий приговоренный к смертной казни заключенный должен быть вначале приведен медициной в состояние здравого рассудка, прежде чем ему сделают смертельную инъекцию.

– Если он душевнобольной, то как можно подвергать его смертной казни? – спросил Розенберг озадаченно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Очень просто, – сказал техасский прокурор, – его заболевание поддается лечебному воздействию, поэтому ему делают небольшой укол, чтобы привести в здравый ум, а затем делают другой укол, чтобы убить. Все прекрасно и в соответствии с конституцией.

Розенберг возмущался и куражился какое-то время, а затем стал скисать. Его маленькое кресло-коляска было гораздо ниже массивных кожаных тронов его коллег. И он в нем имел довольно жалкий вид. Когда-то он был тигром, безжалостно устрашавшим и вившим веревки даже из самых изворотливых адвокатов. Но все это было в прошлом. Теперь же он перешел на несвязное бормотание и вскоре отключился вовсе. Главный прокурор бросил на него насмешливый взгляд и продолжил свою речь.

В ходе последнего в этот день слушания по безнадежному делу о десегрегации Розенберг начал похрапывать. Главный судья Рэнниен свирепо глянул вниз, и Джейсон Клайн, старший помощник Розенберга, понял намек. Он медленно выкатил коляску из зала суда и быстро повез ее по служебному коридору.

Судья пришел в себя в своем кабинете. Он принял таблетки и сообщил своим помощникам, что хочет домой. Клайн проинформировал об этом ФБР, и через некоторое время Розенберга вкатили в его фургон, стоящий в подвале. За погрузкой наблюдали два агента ФБР. Медицинский сотрудник по имени Фредерик закрепил коляску, а сержант Фергюсон из полиции Верховного суда сел за руль. Судья не позволял агентам ФБР находиться рядом с собой, они могли следовать за ним в своем автомобиле, наблюдать за его городским домом с улицы и радоваться, что им разрешается хотя бы это. Он не доверял копам, а еще больше агентам ФБР. Ему не нужна была защита.

На Вольта-стрит в Джорджтауне фургон притормозил и чуть проехал назад по короткому подъездному пути к дому. Фредерик и Фергюсон осторожно выкатили коляску из машины. Агенты наблюдали за ними с улицы из своего черного служебного «доджа». Лужайка перед домом была крохотной, и их автомобиль находился в считанных метрах от передней двери. Было почти четыре часа дня.

Как было заведено, через несколько минут появился Фергюсон и заговорил с агентами. Неделей раньше, после предварительных долгих дебатов, Розенберг сдался и разрешил Фергюсону без какого бы то ни было шума осматривать каждую комнату наверху и внизу во время его ежедневных посещений во второй половине дня. После этого Фергюсон должен был покинуть дом и возвратиться в десять вечера, чтобы находиться у черного хода снаружи ровно до шести утра. Никто, кроме Фергюсона, не допускался к этому, и это выматывало полицейского.

– Все отлично, – сказал он агентам. – Я думаю, что к десяти вернусь.

– Он все еще жив? – Один из агентов задал ставший уже обычным вопрос.

– Боюсь, что да. – Фергюсон выглядел уставшим, когда садился в фургон.

Фредерик был рыхлым и слабым, но ему не нужна была сила, чтобы ухаживать за своим пациентом. Поправив подушки, он перенес его на диван, где Розенберг будет дремать и смотреть Си-эн-эн в течение следующих двух часов. Сделав себе бутерброд с ветчиной и взяв тарелку с печеньем, Фредерик просматривал «Нэшнл инкуайэр» за кухонным столом. Розенберг громко пробормотал что-то и переключил каналы с помощью пульта дистанционного управления.

Ровно в семь Фредерик подал ему на обед куриный бульон, вареный картофель и тушеный лук – пищу паралитиков, аккуратно расставив тарелки на столе, и подкатил к нему своего подопечного. Розенберг настаивал на приемах пищи, и это было огорчительно. Фредерик смотрел телевизор. Посудой он займется позже.

К девяти Розенберг был помыт, переодет в ночную рубашку и уложен под одеяла. Кроватью ему служила узкая светло-зеленая жесткая госпитальная койка армейского образца с подъемником и кнопочным управлением. Кровать имела откидные борта, которые были опущены по настоянию Розенберга. Она стояла в комнате, расположенной за кухней и использовавшейся в течение тридцати лет, до первого паралича, в качестве малого кабинета. Теперь кабинет был превращен в больничную палату, пропахшую карболкой и надвигающейся смертью. Рядом с кроватью стоял большой стол с госпитальной лампой и по меньшей мере двумя десятками баночек с таблетками. Толстые и тяжелые фолианты по юриспруденции были аккуратно расставлены по всей комнате. У стола, рядом с Розенбергом, сидел Фредерик, выполнявший роль сиделки, и читал ему очередное дело. Он будет совершать этот ежевечерний ритуал до тех пор, пока не услышит похрапывание. Он читал медленно и громко. Розенберг лежал без движения. Он слушал. По этому делу ему предстоит формулировать мнение большинства, поэтому он впитывал каждое слово, пока…