Мумия, или Рамзес Проклятый - Райс Энн - Страница 45

Великому народу необходим был великий правитель, который выражал бы его чаяния, желания, надежды, был бы оплотом людского благосостояния.

– О, вы что же, хотите сказать, что старикан был жертвой? – фыркнул Алекс. Джулия никогда не видела его таким агрессивным.

– Наверное, современный человек не в состоянии понять образа мыслей древних, – сделал вывод Эллиот. – И это не удивительно. И древний человек, окажись он в нашем времени, вряд ли смог бы понять наши ценности.

– Вас не так трудно понять, – возразил Рамзес. – Вы настолько хорошо научились самовыражению, что в вашей жизни уже нет места загадкам и недомолвкам. Ваши книги и газеты рассказывают обо всем на свете. Вы не так уж сильно отличаетесь от своих предков. Вы жаждете любви, комфорта, справедливости. Об этом же мечтал египетский крестьянин, обрабатывавший поля. Этого же хотят и рабочие Лондона. Как и тогда, богатые ревностно охраняют то, чем владеют. Как и тогда, жадность является причиной большинства преступлений.

Он посмотрел на Генри, который на этот раз тоже смотрел на него в упор. Джулия умоляюще взглянула на Самира.

– Странно, – сказал Алекс. – Вы говорите о нашем времени, как будто сами не живете в нем.

– Значит, вы полагаете, – вновь вступил в разговор Эллиот, – что мы ничем не лучше и не хуже древних египтян?

Генри залпом выпил виски, потом потянулся к вину. Его побледневшее лицо блестело от пота, нижняя губа предательски дрожала. Он выглядел совершенно больным.

– Нет, не совсем так, – задумчиво проговорил Рамзес. – Вы лучше. Лучше в тысячу раз. И все-таки вы такие же люди. Вы так и не нашли ответов на многие вопросы. Электричество, телефоны – настоящее чудо. Но бедные до сих пор голодают. Люди убивают друг друга из-за того, что не могут нормально зарабатывать. Проблема дележа, распределения технических чудес и богатства все еще существует.

– Ну вот, приехали. Марксизм, как я и говорил, – сказал Алекс. – В Оксфорде нам рассказывали, что Рамзес Второй был жестоким тираном.

– Спокойно, Алекс, – оборвал его Эллиот и повернулся к Рамзесу: – Почему вас так занимают проблемы жадности и власти?

– Оксфорд? Что такое Оксфорд? – спросил Рамзес, глядя на Алекса.

Потом снова посмотрел на Генри, и тот резко отодвинулся на стуле. Чтобы сохранить равновесие, ему пришлось ухватиться за стол. Тем временем официанты унесли рыбу и подали на стол жареных цыплят с картошкой.

Кто-то снова наполнил бокал Генри, и он немедленно выпил.

– Тебе будет плохо, – процедил сквозь зубы Эллиот.

– Подождите-ка, – сказал Алекс. – Вы что, никогда не слышали об Оксфорде?

– Нет, а что это такое? – спросил Рамзес.

– Оксфорд, эгоизм, аспирин, марксизм, – сказал Эллиот. – Ваша голова в тумане, мистер Рамсей.

– Ну да, как вон та колоссальная статуя! – улыбнулся Рамзес.

– Значит, вы все-таки марксист, – сказал Алекс.

– Алекс, мистер Рамсей не марксист. – Джулия больше не могла сдерживать ярость. – Насколько я помню, твоим любимым предметом в Оксфорде был спорт, не так ли? Футбол, гребля. Ты ведь никогда не изучал ни египетской истории, ни марксизма.

– Да, милая. Я ни черта не знаю о Древнем Египте, – согласился Алекс, слегка сконфузившись. – Да, мистер Рамсей, у поэта Шелли есть замечательная поэма, как раз о Рамзесе Великом. Вы ведь слышали о ней? Постойте-ка, один противный учителишка когда-то заставил меня зубрить ее наизусть…

– Может, вернемся к разговору о поездке, – предложил Самир. – В Луксоре будет очень жарко. Наверное, вам не захочется…

– Да, еще меня интересует цель вашего путешествия, – сказал Эллиот. – Вы хотите проверить заявления, сделанные так называемой мумией?

– Какие заявления? – слабым голосом переспросила Джулия. – Не понимаю, о чем вы говорите…

– Понимаешь. Ты сама мне рассказывала, – ответил Эллиот. – К тому же я читал дневник твоего отца. Мумия заявила, что она бессмертна, что она жила во времена Клеопатры и любила ее.

Рамзес уставился в тарелку. Он аккуратно отломил от жареного цыпленка ножку и в два приема съел ее.

– Музейные работники еще долго будут изучать те заметки, – сказал Самир. – Пока рано делать какие-либо выводы.

– А музейные работники знают, что вы оставили коллекцию запертой в Мэйфейре? – спросил Эллиот.

– Честно говоря, – сказал Алекс, – мне вся эта история кажется абсурдной. Романтическая болтовня. Бессмертный человек, проживший тысячу лет и трагически влюбившийся в Клеопатру. В Клеопатру!

– Простите. – Рамзес доел цыпленка и снова вытер пальцы. – В вашем знаменитом Оксфорде тоже говорили гадости о Клеопатре?

Алекс залился веселым смехом:

– Чтобы услышать гадости о Клеопатре, совсем не нужно ехать в Оксфорд. Все знают, что она была шлюхой, мотовкой, соблазнительницей и истеричкой.

– Алекс, я не желаю больше слушать эту ребяческую чушь! – воскликнула Джулия.

– Вы над всем смеетесь, юноша, – произнес Рамзес с ледяной улыбкой. – А что вы любите? Что вас интересует?

Стало тихо. Джулия заметила, что на лице Эллиота появилось любопытство.

– Ладно, – сказал Алекс. – Если бы вы были бессмертны – бессмертны и к тому же были бы великим царем, неужели вы влюбились бы в женщину, подобную Клеопатре?

– Отвечай на вопрос, Алекс, – сказала Джулия. – Что ты любишь? Не историю, не египтологию, не правительство. Что заставляет тебя с радостью просыпаться по утрам? – Она чувствовала, как кровь прилила к щекам.

– Да, я бы влюбился в Клеопатру, – сказал Рамзес. – Она могла очаровать и бога. Почитайте Плутарха повнимательнее. Там все правда.

– Какая правда? – спросил Эллиот.

– Что у нее был блестящий ум, что она была очень способна к языкам, что она была прекрасной правительницей. Величайшие люди той эпохи преклонялись перед ней. У нее была душа царицы, и это проявлялось во всем. Почему, как вы думаете, о ней писал Шекспир? Почему ее имя знает каждый школьник?

– Ну, хорошо, предположим, вы правы, – сказал Алекс. – В этом вопросе вы чувствуете себя гораздо увереннее, чем в марксистских теориях.

– И что из этого?

– Алекс, – резко заметила Джулия, – если бы тебя ударили кулаком по лицу, тебе было бы не до марксизма.

– Вы должны понять, милорд, – сказал Алексу Самир, – что мы, египтяне, очень серьезно относимся к нашей истории. Клеопатра во всех отношениях была замечательной царицей.

– Да, хорошо сказано, – отозвался Рамзес. – Если бы Клеопатра была жива, Египет избавился бы от британского ига. Она бы заставила ваших солдат убраться восвояси, будьте уверены.

– Ага, значит, вы революционер. А как насчет Суэцкого канала? Наверное, она сказала бы: «Спасибо, не надо»? Вы ведь знаете о Суэцком канале? Именно Британия финансировала строительство этого маленького чуда, мой друг. Понимаете, какое дело.

– Ах да, это та узенькая траншея, которую прорыли между Красным и Средиземным морем. Вы били кнутами рабов, которые рыли эту канаву под палящим солнцем? Расскажите-ка мне.

– Браво, дружище, браво! На самом деле, никто еще не мог так запудрить мне мозги. – Алекс отложил в сторону вилку и откинулся на спинку стула, улыбаясь Генри. – Ну что ж, ужин получился довольно утомительным.

Генри смотрел на него остекленевшими глазами.

– Скажите, мистер Рамсей, – заговорил Эллиот, – каково ваше личное мнение? Это на самом деле мумия Рамзеса Великого? Бессмертного, который жил во времена Клеопатры?

Алекс добродушно рассмеялся. Он снова взглянул на Генри, и на этот раз состояние младшего Стратфорда поразило его.

– А вы как думаете, граф? – спросил Рамзес. – Вы читали записки своего друга Лоуренса. В гробу мумии в доме Джулии на самом деле находится бессмертное существо?

Эллиот улыбнулся.

– Нет, – сказал он.

Джулия смотрела в тарелку. Потом медленно подняла глаза на Самира.

– Конечно нет! – сказал Алекс. – Когда мумию отвезут в музей и вскроют, окажется, что у того «писателя» было богатое воображение.

– Простите, – вмешалась в разговор Джулия. – Я страшно устала от всего этого. Скоро мы будем в Египте, среди мумий и памятников. Стоит ли продолжать дискуссию?