Мумия, или Рамзес Проклятый - Райс Энн - Страница 10

– Я же сказал тебе, что заплачу, когда вернусь. Может, ты дашь мне время распаковать чемоданы? – Генри со стуком бросил маленькую трубку на рычаг.

Дейзи оттолкнула телефон к дальнему краю мраморной столешницы.

– Иди ко мне, мой сладкий, – позвала она, усаживаясь на кровать.

Генри продолжал смотреть на телефонный аппарат, и глаза у Дейзи поскучнели. Значит, он по-прежнему без гроша. Без единого гроша.

Странно… В этом доме не устраивали панихиды по отцу. Зато вот сейчас осторожно вносят через анфиладу гостиных раскрашенный саркофаг Рамзеса Великого, несут его, словно на погребальной процессии, к библиотеке, которую отец всегда называл египетским залом. Здесь будет бдение у гроба мумии; только вот того, кто должен был бы находиться возле этого гроба, тут нет.

Джулия смотрела, как: по указанию Самира сотрудники музея ставят саркофаг стоймя в юго-восточном углу библиотеки, слева от открытой двери в оранжерею. Прекрасное место для мумии. Любой, кто войдет в дом, сразу же заметит ее. И собравшимся в гостиной она тоже будет видна.

Свитки и алебастровые кувшины будут покоиться под зеркалом, на длинном мраморном столе, придвинутом к восточной стене, слева от саркофага. Бюст Клеопатры уже водрузили на подиум посреди зала. Золотые монеты положат на специальную музейную стойку рядом с мраморным столом. И остальные бесценные сокровища можно теперь разложить так, как распорядится Самир.

Ласковые предзакатные лучи солнца проникали в библиотеку из оранжереи, исполняя причудливый танец на золотой маске царского лика и на сложенных крестом руках.

Она великолепна и, безусловно, подлинна. Только дурак может усомниться. Но что же это была за история?

«Скорее бы все они ушли, – подумала Джулия, – скорее бы остаться одной и как следует рассмотреть отцовские находки». Но эти люди из музея, наверное, никогда не уйдут. А тут еще Алекс… Что делать с Алексом, который стоит рядом и не оставляет ее одну ни на секунду?

Конечно же, Джулия была рада присутствию Самира, хотя, видя, как он страдает, сама мучилась еще больше.

И держался Самир, одетый в черный цивильный костюм и накрахмаленную белую рубашку, напряженно. В шелковом национальном одеянии он был похож на темноглазого принца, который далек от этого суетливого века и его сумасшедшей гонки по дороге прогресса. Здесь он казался посторонним, чуть ли не лакеем, несмотря на приказной тон, каким разговаривал с сотрудниками музея.

Когда Алекс смотрел на них и на сокровища, у него было очень странное выражение лица. Эти предметы ничего не значили для него: они принадлежали иному миру. Разве он не видит, как они прекрасны? До чего же ей трудно его понять!

– Интересно, сбудется ли проклятие? – тихо спросил Алекс.

– Не будь смешным, – отозвалась Джулия. – Какое-то время они тут еще поработают. Почему бы нам не пойти в оранжерею и не попить чаю?

– Да, давай так и сделаем, – согласился Алекс.

Ему все это отвратительно, разве нет? Выражение отвращения ни с чем не спутаешь. Он не испытывает никаких чувств при виде сокровищ. Они ему чужды; они для него ничто. С таким выражением лица Джулия могла бы смотреть на какой-нибудь современный станок, в которых ничего не смыслила.

Это огорчало ее. Но сейчас все ее огорчало – и больше всего то, что у отца было так мало времени, чтобы насладиться всеми этими сокровищами, что он умер в день своего самого великого открытия. И что она была единственным человеком, которому предстояло разобраться во всех не изученных им деталях этой таинственной гробницы.

Может быть, после чаепития Алекс наконец-то поймет, как ей хочется остаться одной. Джулия повела его по коридору мимо двойных дверей гостиных, затем мимо библиотеки, и, пройдя через мраморную нишу, они оказались в застекленной комнате, где росли папоротники и цветы.

Это было любимое место отца – когда он покидал библиотеку. Его письменный стол, его книги все равно были рядом – за двойными стеклянными дверями.

Они сели вдвоем за переносной столик. Солнце играло на серебре чайного сервиза, стоявшего перед ними.

– Наливай, милый, – сказала Джулия, раскладывая на тарелке печенье. Теперь он займется тем, в чем знает толк.

Разве есть на свете другой человек, который так ловко и умело управляется со всеми мелочами повседневной жизни? Алекс умеет ездить на лошади, танцевать, стрелять, разливать чай, смешивать восхитительные американские коктейли, а во время заседаний в Букингемском дворце спать с открытыми глазами. Он умеет прочитать самое обычное стихотворение так выразительно, с таким чувством, что у Джулии на глазах появляются слезы. Он отлично целуется, и, без сомнения, в браке с ним она познает все чувственные услады. Все это так. А чего еще можно желать?

Внезапно она рассердилась сама на себя. Неужели это все, что ей нужно? Для отца всего этого было мало, для ее отца, бизнесмена, чьи манеры ничем не отличались от манер его друзей-аристократов. Для него быт вообще ничего не значил.

– Попей, дорогая, тебе это не помешает, – сказал Алекс, предлагая Джулии чай, приготовленный именно так, как она любила: без молока и без сахара, с тоненьким ломтиком лимона.

Интересно, а кому может помешать чашка чаю?

Освещение вдруг изменилось – какая-то тень появилась в оранжерее. Джулия подняла голову и увидела Самира.

– Самир! Садись, присоединяйся к нам.

Тот жестом показал, чтобы она не беспокоилась. В руках у помощника была тетрадь в кожаном переплете.

– Джулия, – сказал Самир, многозначительно посмотрев в сторону египетского зала, – я привез тебе дневник твоего отца. Я не хотел отдавать его людям из музея.

– О, как я рада! Посиди с нами, пожалуйста.

– Нет, мне надо работать. Я должен проследить, чтобы все сделали как положено. Обязательно прочитай дневник, Джулия. Газеты напечатали лишь малую толику всей этой истории. Из дневника ты узнаешь гораздо больше…

– Ну подойди, присядь, – настаивала Джулия. – Позже мы вместе обо всем позаботимся.

Поколебавшись, Самир согласился. Он взял стоявший рядом с Джулией стул и вежливо поклонился Алексу, с которым его познакомили раньше.

– Твой отец только начал переводить. Ты же знаешь, как здорово он разбирался в древних языках…

– Мне не терпится прочитать. Но почему ты так взволнован? Что-нибудь не так?

– Меня беспокоит это открытие, – помолчав, произнес Самир. – Не нравится мне и эта мумия, и яды, хранившиеся в гробнице.

– Яды на самом деле принадлежали Клеопатре? – вмешался Алекс. – Или все это выдумки журналистов?

– Никто не знает наверняка, – вежливо ответил Самир.

– Самир, на все сосуды наклеены ярлыки, – сказала Джулия. – Слуги предупреждены.

– Вы ведь не верите в проклятия, правда? – спросил Алекс.

Самир вежливо улыбнулся.

– Нет. И тем не менее, – сказал он, снова обращаясь к Джулии, – обещай мне: если что-то покажется тебе странным или появится какое-то дурное предчувствие, ты сразу же позвонишь мне в музей.

– Но, Самир… Вот уж не думала, что ты можешь верить…

– Джулия, в Египте проклятия – большая редкость, – отозвался помощник. – Угрозы, начертанные на саркофаге этой мумии, очень серьезны. И сама история о бессмертии этого существа… Все очень странно. Ты узнаешь подробности, когда прочтешь дневник.

– Не думаешь же ты, что отец стал жертвой проклятия?

– Нет. Но то, что произошло, не поддается разумным объяснениям. Если только не поверить в… Но ведь это абсурд! Прошу тебя об одном: не принимай ничего на веру. А если что, немедленно звони мне.

Он резко оборвал разговор и вернулся в библиотеку. Джулия услышала, как он говорит по-арабски с одним из сотрудников музея, и увидела обоих сквозь открытые двери.

«Горе, – подумала она, – притупляет все прочие чувства. Он так же, как и я, горюет по отцу. И открытие уже не радует его. Как все сложно!»

А ведь он радовался бы, если… Ладно, понятно. С ней все по-другому. Ей страшно хочется остаться наедине с Рамзесом Великим и его Клеопатрой. Но она все понимает. И боль утраты навсегда останется с ней. Она и не хотела, чтобы эта боль улеглась. Джулия посмотрела на Алекса, на бедного растерянного мальчика, взирающего на нее с таким искренним сочувствием.