Квинканкс. Том 1 - Паллисер Чарльз - Страница 29

— Как будто неплохая идея! — воскликнул я. — Не понимаю, почему дядя Мартин об этом не подумал.

— Ну, сыночек, он был довольно старомодным человеком.

— И что пишет мистер Сансью: как тебе нужно поступить?

— Это очень запутанная история, я сама не все поняла, ТЬ1 и подавно не поймешь. Но я прочту выдержки, может, станет яснее. — Она поправила очки и стала читать вслух, запинаясь на трудных словах: — «Соответственно, мы советовали бы средства, в размере тысячи фунтов, помещенные сейчас в бумаги консолидированного фонда, оттуда изъять и приобрести на них акции вышеупомянутой «Консолидейтид-Метрополитан-Билдинг-Компани». Компания эта намерена получить прибыль от освоения участка земли на крайнем западе столицы, арендованного ею на очень выгодных условиях. Долг велит нам оговорить, что такого рода предприятия всегда связаны с известным риском, однако в данном случае у нас есть все резоны доверять компании, руководство которой знакомо нам лично. Более того, владение землей, даже на условиях аренды, является надежнейшей формой капиталовложения. По самым скромным подсчетам, за два года общая стоимость аренды — а соответственно и акций компании — должна по меньшей мере удвоиться». — Матушка взглянула на меня. — Видишь, Джонни, мистер Сансью как будто убежден, что эта идея хороша, так? А земля и дома — это вложение самое надежное, правда?

— Конечно, — согласился я, хотя мало что понял.

— Если мы, как предлагает мистер Сансью, вложим тысячу фунтов, то на следующие два года нужно будет совсем затянуть пояса, потому что жить придется на те средства, которые останутся в фонде.

— Тысяча фунтов! Думаешь, мама, мы должны это сделать? В конце концов, мистер Сансью и сам говорит, что ест] риск.

— Но он будет очень обижен, если я не последую его совету, он ведь так хлопотал ради нас.

— Верно. Но вот что! Отдай ему триста фунтов.

— Да, наверное, это лучшее решение. Это все же изрядная сумма, так что он не слишком обидится.

— А если она удвоится, будет шестьсот фунтов!

— Очень хорошо. Так я ему и напишу. Хорошо, что я тебя спросила. Ты умница. — Она обняла меня. — А скоро мы сможем вздохнуть спокойно. Шесть сотен фунтов! Не исключено, что и сверх того! Это большой день. Нужно его отпраздновать. Знаю: я приготовлю негус!

Это замечательное действо, приуроченное к особым случаям, привлекало меня скорее своим праздничным характером, нежели конечным результатом, — сам напиток мне не нравился, но матушка уверяла, что в конце концов я его полюблю, и я ожидал, что в один прекрасный день мои вкусы разом переменятся. Матушка помчалась в кухню и возвратилась с горячей водой и прочими ингредиентами; пока она перемешивала сахар, лимон, корицу, херес и еще одну или две составляющие, мы толковали о том, как благодаря предусмотрительности мистера Сансью я смогу поступить в хорошую школу и получить достойную профессию. Потом мы чокнулись (мой стакан был полон на четверть) и отпили горячей жидкости, очень сладкой, но одновременно горькой.

— Мне так и не нравится, — вздохнул я. — Откуда этот противный вкус?

Матушка рассмеялась. Потом сказала серьезно:

— Теперь я должна поговорить с Биссетт. — Она налила себе еще стаканчик. — Не сходишь ли за ней, Джонни?

— Ты ее собираешься уволить? Мы сэкономили бы кучу денег.

— Ну, — заерзала матушка, — может, она сама решит уйти.

Я помчался в кухню, где нашел багровую от гнева Биссетт; она стояла, уперев руки в бока, и отчитывала Сьюки, которая сидела на стуле перед камином и рыдала в передник.

Я сказал Биссетт, что ее зовет матушка, и, когда она вышла, осторожно спросил Сьюки, не нужна ли ей моя помощь. Она подняла глаза, хлюпнула носом и спросила: Как насчет картишек?

— Мне запрещено играть на деньги, — грустно отказался я.

— Это не такие карты. — Она извлекла из кармана и выложила на стол грязную колоду карт, рисунок которых оказался очень странным. — Они для предсказаний.

— Этого мне точно не запрещали.

Она принялась за гаданье, надеясь утешиться видениями будущего благополучия, но, как ни старалась получить хороший расклад, карты упорно пророчили самые страшные бедствия. Это, как она выразилась, злосчастье вконец ее расстроило; я пытался поднять ей дух уверением, что теперь она предупреждена и сумеет предотвратить самое худшее, но Сьюки настаивала на том, что грядущие события изменить невозможно. Увлекшись, мы не расслышали вовремя шагов Биссетт и смолкли только, когда она уже открыла дверь. Она оглядела карты негодующим взором, но, к моему удивлению, пробормотала только: «Языческие забавы» — и отвернулась.

Я отправился обратно в общую комнату — матушка сидела на софе с побледневшим лицом.

— Ну что, она увольняется? — спросил я.

— Не говори так, Джонни, — выдавила из себя матушка. — Похоже, она привязана к нам гораздо больше, чем мы думали.

— Почему ты так решила?

— И она, несомненно, очень нам верна, — задумчиво добавила матушка.

Больше я ничего не смог от нее добиться.

В последующие дни Биссетт вела себя на удивление терпеливо, словно бы внезапно примирилась с нравственным несовершенством окружающих.

Глава 18

За недели и месяцы после ухода кухарки обязанности в доме были перераспределены. Биссетт получила неограниченную власть над Сьюки (и принялась так неутомимо следовать идеалам чистоты, что подолгу не отпускала ее домой, заставляя вновь и вновь надраивать камин в кухне). Тем временем матушка, с помощью Сьюки, взяла на себя приготовление еды, и, надобно признаться, я чем дальше, тем больше ощущал отсутствие миссис Белфлауэр. Лишившись кухарки, умевшей рачительно вести хозяйство, мы экономили на всем: одежде, провизии, свечах, угле, тем более что времена наступили суровые и цены постоянно росли. Между тем сцены с участием Биссетт и Сьюки, подобные той, вышеописанной, которую я прервал, случались все чаще. Без добродушной веселости миссис Белфлауэр и ее превосходных кулинарных изделий (воспоминания о том и другом были еще свежи) Рождество прошло уныло. Не потускнели и другие воспоминания, и я не однажды задавал Сьюки вопросы о Хафеме, в надежде (так и не сбывшейся) услышать что-нибудь о моей маленькой приятельнице. Тетка Сьюки жила теперь с нею, известия из этой деревни к ней почти не поступали, и я наконец оставил расспросы. Учеба моя продолжалась, я нашел старый латинский учебник, на который наткнулся еще в давние времена, и начал изучать этот язык. Одним из плодов моих стараний стало то, что я понял: девиз, говоривший, как мне казалось, о позорном малодушии, мог быть переведен совсем иначе — «Розу безопасности ищи в самом сердце опасности».

В следующем году, в конце весны, мистер Сансью нам написал, объясняя что-то касательно судьбы нашего вложения, и матушка показала мне письмо и назвала его очень хорошей новостью. Компания, писал адвокат, заключила выгодную сделку: земля отдана в субаренду за повышенную плату уважаемому банкирскому дому Квинтард и Мимприсс. Единственным неудобством для акционеров, указывал он, будет небольшая задержка с завершением контракта.

— Видишь, Джонни, — заметила матушка, — я знала, что все будет в порядке. Зря ты отговорил меня вложить больше денег. К счастью, твоя мать разбирается в таких вещах лучше, чем ты.

Задержка, однако, затянулась; следующей весной предприятию минуло два года — срок, когда наши вложения, как первоначально намечалось, должны были принести плоды, но месяц следовал за месяцем, а мистер Сансью все не мог назвать матери твердую дату, когда мы сможем получить свои деньги.

Тем летом я чем дальше, тем больше скучал и злился из-за одиночества, потому что мне строго-настрого было запрещено даже разговаривать с другими детьми. Но как-то, погожим июльским днем, я воспользовался тем, что матушка, Биссетт и Сьюки не договорились, кому за мной присматривать, и выскользнул за порог. По дороге в деревню мне встретились трое моих ровесников, за которыми я часто наблюдал и которым завидовал. Я их окликнул, они отозвались, хотя и настороженно и не особенно любезно. Они разрешили мне пойти с ними, и мы направились к заброшенному амбару на окраине деревни. Я понимал, что затея готовится тайная или даже подзапретная, а так как Гарри ронял в свое время намеки относительно охоты на крыс и петушиных боев, меня разбирало любопытство.